Первоначально Лавкрафт заказал всего 500 оттисков, так как именно таково было число книг, которые, по его мнению, были достойны получить экслибрис. Он с простительной гордостью демонстрировал его везде, куда бы не приходил.
В самом начале 1929 г. в Провиденс приехал Сэм Лавмен, и они вдвоем отправились на несколько дней в Бостон, Салем и Марбльхед, после чего Лавмен сел на корабль, чтобы вернуться в Нью-Йорк. Но прежде чем отправиться в запланированную на весну поездку на юг, Лавкрафту предстояло разрешить одно маленькое дельце - развестись с Соней.
Где-то в конце 1928 г. Соня, должно быть, начала настаивать на разводе. Достаточно интересно, что Лавкрафт был против этого шага: "...за этот период времени он испробовал каждый метод, который смог придумать, чтобы убедить меня, как сильно он меня ценит и что развод сделает его совершенно несчастным; и что джентльмен не разводится со своей женой, не имея на то основания, и что у него нет основания так поступать". Определенно, Лавкрафт и не думал возвращаться к какой-либо форме совместного проживания - неважно, в Нью-Йорке или в Провиденсе; его беспокоил сам факт развода, который опрокидывал его представления о том, что должен делать джентльмен. Он был совсем не против поддерживать брак по переписке и действительно приводил в пример какого-то своего знакомого, который болел и жил отдельно от своей жены, обмениваясь с ней письмами. Соня не одобряла подобные планы: "Мой ответ был, что ни один из нас ничем не болен и что я не желаю быть иногородней женой, "наслаждающейся" компанией иногороднего мужа исключительно с помощью писания писем".
Что случилось потом, до сих пор не совсем ясно. Согласно Артуру С. Коки, который сверялся с различными документами в Провиденсе, 24 января Высшим судом Провиденса Соне была выдана повестка с предписанием явиться в суд 1 марта. 6 февраля Лавкрафт, Энни Гэмвелл и К.М. Эдди отправились в офис адвоката Ральфа М. Гринлоу, в доме N76 на Вестминстер-стрит (здание "Голова Турка") и представили свидетельские показания в пользу того, что это Соня оставила Лавкрафта. Коки добавляет: "Свидетельства миссис Гэмвелл и мистера Эдди подтверждали заявление Лавкрафта, что это жена его бросила и что виноват не он".
Все это, конечно, было фарсом; но этот фарс был необходим из-за реакционных законов о разводе, бытовавших в штате Нью-Йорк, где до 1933 г. единственными основаниями для расторжения брака были супружеская измена или ситуация, когда одна из сторон была осуждена на пожизненное тюремное заключение. Единственной альтернативой в Нью-Йорке было аннулировать брак, если тот был заключен "вследствие насилия, принуждения или обмана" (последний термин интерпретировался по усмотрению судьи) или если один из супругов был в законном порядке признан душевнобольным на протяжении пяти лет. Очевидно, что эти условия не подходили для Лавкрафта и Сони; так что к выдумке, что она "бросила" его, явно прибегли рассудочно, при полной осведомленности всех участвующих сторон. Лавкрафт признавался в трудностях с разводом в письме к Мо, написанном позднее в том же году:
...в более просвещенных штатах вроде Род-Айленда законы о разводе таковы, что позволяют рационально урегулировать дело, когда нет иного выхода. Если бы штаты другого рода - такие как Нью-Йорк или Южная Каролина с их средневековым отсутствием либеральных законов - были столь же разумны в своем попечении о полумертвом институте моногамии, они бы поспешили последовать законодательному примеру...
Первостепенный вопрос, однако, таков: состоялся ли, в конце концов, развод? Ответ, определенно, нет. Финальное постановление никогда не было подписано. Соня могла и не приехать в Провиденс 1 марта, как того требовала повестка; если она не приехала, это лишь подтвердило бы ее "уход". Вынесение постановления, вероятно, было назначено на более позднюю дату, и Соня не могла не подписать его, так как именно она настаивала на разводе. Но как получилось (и как она позволила), что его не подписал Лавкрафт? Во всяком случае, именно так, похоже, и обстояло дело. Можно только предположить, что отказ Лавкрафта поставить свою подпись был умышленным - он просто не мог вынести мысли о разводе с Соней, и не потому что действительно желал остаться ее мужем, а потому что "джентльмен не разводится с женой, не имея на то основания". Такое чисто абстрактное решение, основанное на социальных ценностях, которые Лавкрафт все откровеннее отвергал, вызывает крайнее недоумение. У истории было, по крайней мере, одно неудачное последствие. Вполне очевидно, что брак Сони (в 1936 г.) с доктором Натаниэлем Дэвисом из Лос-Анжелеса был с точки зрения закона двоемужием - этот факт заметно тревожил ее, когда она позднее упоминала о нем. Таков был подобающе бестолковый финал всей этой истории.
Начало весенним путешествиям Лавкрафта было положено 4 апреля. Ранним утром того дня он добрался до Нью-Йорка, проведя большую часть дня с Фрэнком Лонгом и его родителями, а затем встретив своего хозяина, Вреста Ортона, который отвез его в Йонкерс - в дом, который Ортон занимал вместе с женой, ребенком и своей бабушкой. (Я не уверен, была ли - и почему - оставлена ферма в Вермонте.) Дом, построенный в 1830 г. и расположенный в идиллической загородной местности, очаровал Лавкрафта. Едва ли надо специально отмечать тот факт, что Лавкрафт проводил с Ортоном больше времени, чем с Соней; теперь же, когда они были (по крайней мере, мысленно) в разводе, ему вряд ли было уместно встречаться с ней. И действительно, я не нахожу никаких свидетельств того, что он хоть раз виделся с ней за три недели, проведенные в Нью-Йорке, хотя он вполне мог это сделать, но никого не поставить в известность.
Лавкрафт провел время, навещая приятелей из "шайки", ходя на литературные встречи, устраиваемые Ортоном, и в целом наслаждаясь свободой от работы и ответственности. Как и прежде, он играл в сельского жителя, помогающего Ортону на ферме: "Мы убрали с участка листья, изменили течение ручья, сложили 2 каменных пешеходных мостика, подрезали множество персиковых деревьев (чьи цветы так изысканны) и направили рост розовых плетей на новую самодельную шпалеру".
Время от времени поступали деловые предложения, но все они были туманны и ни к чему не привели. Тальман провел предрассветные часы после встречи "шайки", обсуждая возможность работы в газете. Ортон утверждал, что в любой момент может найти Лавкрафту работу в манхэттенском издательстве (как он, видимо, сделал для Уондри, который работал в рекламном отделе E.P. Dutton), но Лавкрафт дал свой типичный ответ: "работа в Нью-Йорке - очень сомнительная замена мирной койке в кренстонской богадельне или в психушке Декстера!"
1 мая Лавкрафт всерьез приступил к путешествиям. Он отправился в Вашингтон, на ночь остановясь в дешевой гостинице (он получил комнату всего за 1 доллар), а наутро сел на автобус в 6.45 до Ричмонда (Виргиния). В Виргинии он провел всего четыре дней, но посетил ошеломляющее количество мест - Ричмонд, Уильямсберг, Джеймстаун, Йорктаун, Фредериксберг и Фальмут. Все было восхитительно. Ричмонд, хотя и не имел ни одного колониального района, тем не менее, обнаруживал немало следов старины прилежному наблюдателю; разумеется, он ужасно пострадал во время Гражданской войны, но после нее был быстро отстроен, и Лавкрафт - как всегда симпатизирующий конфедератам - нашел многочисленные памятники героям Конфедерации трогательными. Но наиболее порадовали его остатки колониальных времен: Капитолий Штата (1785-92), дом Джона Маршалла, а особенно старые церкви.
Он не мог удержаться от визита в музей Валентайна, где хранились - на тот момент недавно обнаруженные - письма По к его опекуну, Джону Аллану, использованные Герви Алленом в своей биографии (в действительности, своего рода биографическом романе) "Исрафель" (1927). Он также увидел ферму - выстроенную то ли в 1685, то ли в 1737 г. и, вероятно, старейшее сохранившееся здание в Ричмонде, - которая давала приют Алтарю По (ныне музей Эдгара Аллана По), также лишь недавно открытому. Помимо реальной обстановки, принадлежавшей По, здесь находилась восхитительная модель города Ричмонда, каким тот был в 1820 г.; это сильно помогло Лавкрафту сориентироваться и определить местонахождение уцелевших старинных достопримечательностей. "Я в глаза не видел этого места до вчерашнего дня - но знаю его словно старожил". Он увидел кладбище при церкви Св. Иоанна, где была погребена мать По. Внутри он заметил кафедру, с которой в 1775 г. Патрик Генри "произнес те дешево мелодраматичные слова, которые стали любимым присловьем школьников - "Дайте мне свободу или дайте мне смерть!"", но "как лояльный подданный Короля я отказался туда заходить".
3 мая Лавкрафт увидел Уильямсберг (колониальное поселение, тогда находившееся лишь на ранней стадии реставрационных работ), Джеймстаун и Йорктаун - все за один день. Джеймстаун - "место рождения британской цивилизации в Америке" - особенно взволновал его, пусть даже от первоначального поселения (датируемого 1607 г.) остались одни фундаменты, так как город был заброшен после 1700 года. Йорктаун, вопреки сомнительной славе места, где в 1781 г. сдался лорд Корнуоллис, произвел на Лавкрафта впечатление "своеобразного южного Марбльхеда".
Фредериксберг, лежащий пятидесятью милями севернее Ричмонда, был осмотрен 5-го числа. И здесь Лавкрафта больше интересовали колониальные древности, чем достопримечательности времен Гражданской войны, но за пять часов, что у него было, он успел ознакомиться с обоими аспектами города. В самом начале осмотра Лавкрафт встретил "приятного, словоохотливого, обходительного и эрудированного старика" по имени мистер Александр, который, заметив, что перед ним турист, провел его по многим местным старинным достопримечательностям. Это необычно напоминало ситуацию из рассказа "Он", но Лавкрафт, похоже, не заметил сходства. Он не преминул побывать в Кенморе, особняке сестры Джорджа Вашингтона, а также в Фальмуте, элегантном городке, расположенном за рекой Раппаханнок.