Жизнь Лавкрафта — страница 175 из 230

  -- Крупная обработка, без перепечатывания (посредством исправлений, включая структурные изменения, перестановки, добавления или вычеркивания - возможно, введение новых идей или элементов сюжета. Требует нового текста или отдельной РП [рукописи].) Черновым наброском без стенографии 0.75

  -- Крупная обработка как выше, перепечатывание, двойной интервал, 1 копия 1.00

  -- Обработка старой РП., конспекта, набросков сюжета, зачатка идеи или просто пожелания - т.е., "негритянское сочинение". Текст полностью обработчика -одновременно язык и­ изложение. Черновик, без стенографии 2.25

  -- Обработка как выше, перепечатывание, двойной интервал, 1 копия 2.50

   Твердые ставки, указанные для отдельных работ, зависят от ожидаемых затрат времени и­ энергии.


   Эти расценки, хотя, возможно, и несколько выше, чем того, что он запрашивал ранее, по-прежнему кажутся преступно низкими; и все же Лавкрафт, кажется, повезло бы, найди клиентов даже с такими расценками.

   В 1931 г., видимо, появился шанс получить регулярную работу, но Лавкрафт не смог его принять. В начале года он упоминает о "должности вычитчика и корректора", которая была ему предложена, но она была в Вермонте, что "сделало ее физически невозможной в качестве круглогодичного занятия". Я не уверен, об этом или о похожем предложении речь пойдет позже в том же году, когда издательство Stephen Daye Press из Брэттлборо в Вермонте (под управлением Вреста Ортона) наняло его для литературной обработки и корректурной вычитки "Истории колледжа Дартмута" Леона Бурра Ричардсона (1932). Лавкрафт упоминает об этом в сентябре, а в начале октября телеграмма вызывает его к Хартфорд (Коннектикут) для неких "личных переговоров", связанных с проектом. Хотя за свою работу над книгой Лавкрафт получил всего 50.00$ плюс издержки, он счел, что это "может оказаться первым шагом к большему количеству работы от Stephen Daye", но этого не произошло. Работа Лавкрафта над историей колледжа Дартмута, на самом деле, свелась к простому техническому редактированию - я не заметил в этом научном труде реальных следов прозы Лавкрафта.

   Время от времени Лавкрафт делал и другие попытки разжиться наличными. Уилфред Бланч Тальман оставил свой пост в "New York Times" и начал работу на компанию Texaco; частью его обязанностей было редактирование нескольких фирменных газет, включая "Texaco Star". В конце 1930 г. Лавкрафт сообщает Тальману, что мог бы написать целый ряд "описательных туристических трактатов" под общим названием "По следам Прошлого". Это предложение, кажется, было сделано под влиянием настроения, и, разумеется, из него ничего не вышло. Тальман, однако, убеждал Лавкрафта попробовать продать рассказы о путешествиях, хотя Лавкрафт был скептичен:


   У меня есть сомнения относительно коммерческой пригодности подобного материала, так как мой стиль - а также основные принципы отбора собираемого материала - кажутся мне теми, к которым современный деловой мир категорически неприязнен и даже активно враждебен. Я доводилось видеть печатную продукцию турфирм - она лежит бесплатными стопками в залах ожидания - и до сих пор их материалы о путешествиях казались мне совершенно иными по тону, атмосфере и содержанию, нежели мои. Возможно, я мог бы искусственно изготовить что-нибудь, удовлетворяющее их требованиям, изучи я эти требования более полно... О сбыте, тем не менее, легче говорить, чем сделать. Некоторые считали, что мои вещи вполне подошли бы [газете] "Christian Science Monitor", у которой своего рода пунктик на путешествиях; но на поверку оказалось, что в "Monitor" всегда говорится о более экзотических и необычных местах, нежеле те, что посещаю я.


   Лавкрафт, вероятно, прав в своей оценке. Чтобы его рассказы о путешествиях стали более продаваемыми, требовалось не просто устранение из текстов все архаизмов, но и радикальная переделка и переакцентирование, а также подавление нестандартного личного мнения. Травелоги, как они есть, так упоительно читать именно потому, что это произведения человека, который одновременно крайне наблюдателен - и восхитительно непохож на других; а, учитывая характер Лавкрафта, попытка разбавить их водой, чтобы угодить коммерческому рынку, была бы столь же тяжела и неприятна, как и сочинение низкопробных поделок.

   Одной очень необычной работой, найденной Лавкрафтом примерно тогда, была продажа билетов в кинотеатре. Профессор из университета Брауна, Роберт Кенни (1902-1983), утверждал, что видел, как Лавкрафт вечером шел в центр (он работал в ночную смену) и сидел в кассе одного из кинотеатров, читая книгу в промежутках между выдачей билетов. Я спрашивал об этом Гарри K. Бробста, и он подтвердил рассказ, сообщив, что Лавкрафт признавался ему, что нашел такую работу и что поначалу она действительно ему нравилась, но продолжалась не слишком долго. Бробст не знает, когда именно Лавкрафт занимал это место, но полагает, что это было вначале депрессии, возможно, в 1929-30 гг.




   Так или иначе, невзирая на отказы и ненадежные перспективы ревизионной работы, Лавкрафту в феврале 1932 г. удалось написать новый рассказ, "Сны в Ведьмином доме" [The Dreams in the Witch House]. Его рабочее название - "Сны Уолтера Джилмена" - все объясняет. Студент-математик из Мискатоникского Университета по имени Уолтер Джилмен, живущей в комнате странной формы в ветхом Ведьмином доме в Архэме, начинает видеть необычные сны, полные совершенно неописуемыми образами, звуками и формами; в других снах, несколько более реалистичного сорта, появляется громадная крыса с человеческими руками - Бурый Дженкин, который некогда была демоном-фамильяром ведьмы Кеции Мейсон, жившей в старину Ведьмином доме. С течением времени Джилмен начинает демонстрировать на занятиях примечательное интуитивное понимание гиперпространства или четвертого измерения. Затем его видения принимают еще более причудливый оборот, и, судя по всему, он ходит во сне. Кеция, кажется, уговаривает его на некое невыразимое деяние ("Он должен встретить Черного Человека и отправиться вместе с ними к престолу Азатота в центре предельного Хаоса"). Затем в одном очень ясном сне он видит себя "полулежащим на высокой террасе с причудливым ограждением - над бескрайними лабиринтами диковинных, невероятных пиков, балансирующих плоскостей, куполов, минаретов, горизонтальных дисков, нанизанных на остроконечные башенки и бесчисленных форм еще большей дикости". Балюстрада украшена необычными фигурками, изображающими бороздчатых, бочкообразных созданий (то есть, Старцев из "Хребтов Безумия"); и Джилмен просыпается с криком, когда видит этих бочкообразных созданий во плоти, приближающимися к нему. На следующее утро бочкообразная фигурка - которую он отломил от ограды во сне - обнаруживается в его постели.

   Дело, похоже, стремительно приближается к некой чудовищной кульминации. Похищен ребенок. Затем в сне Джилмен оказывается в некой комнате странных очертаний вместе с Кецией, Бурым Дженкином и ребенком. Кеция собирается принести ребенка в жертву, но Джилмен выбивает нож из ее руки, и тот с лязгом падает в некую близкую пропасть. Они с Кецией борются, и ему удается напугать ее, показав распятие, подаренное ему другим жильцом; когда Бурый Дженкин бросается ей на помощь, он пинком отправляет фамильяра в пропасть, но не раньше, чем тот успевает принести ребенка в жертву. На следующую ночь друг Джилмена Франк Элвуд становится свидетелем несказанного ­ужаса: он видит, как некое крысоподобное создание буквально вгрызается в тело Джилмена, вырывая ему сердце. Ведьмин дом с тех пор больше не сдается, а несколько лет спустя, когда его сносят, обнаруживается гигантская груда человеческих костей, а также кости некого крупного крысоподобного существа.

   Можно безоговорочно согласиться со Стивеном Дж. Марикондой, окрестившим эту историю "Великолепным Провалом Лавкрафта". В некотором смысле "Сны в Ведьмином доме" являются самой космической историей из всего написанного Лавкрафтом: он предпринял реальную - и очень дерзкую - попытку визуализировать четвертое измерение:


   Все объекты - равно органического и неорганического происхождения - совершенно не поддавались описанию или даже осмысления. Джилмен иногда сравнивал неорганические­ массы с призмами, лабиринтами, нагромождениями кубов и плоскостей и с циклопическими постройками; среди органических же объектов он с удивлением обнаруживал скопления пузырей, осьминогов, многоножек, оживших индусских идолов и сложнейших арабесок, охваченные своего рода змееподобным оживлением.


   Размах воображения в повести почти невыносимо огромен; но все крайне запутано неряшливым стилем и и полной нерасберихой с тем, что происходит. В ней Лавкрафт впадает в банальную и напыщенную вычурность, которая почти походит на пародию на его обычный стиль: "Все, что он видел, было неописуемо ­угрожающим и ужасным; ...он ощущал неистовый, отвратительный страх". В рассказе есть бесчисленные неразрешенные моменты. Зачем в истории внезапно появляются Старцы? С какой целью был принесен в жертву ребенок? Как мог атеист Лавкрафт написать, что Кеция испугалась при виде распятия? Почему Ньярлатхотеп появляется в традиционном облике Черного Человека? В финальной схватке с Кецией, каково назначение пропасти - помимо удобного места, куда можно было закинуть пинком Бурого Дженкина? Как Дженкин сумел выбраться из пропасти, чтобы сожрать сердце Джилмена? Лавкрафт, похоже, не продумал ни один из этих моментов; такое ощущение, словно, нацелясь на создание на непрерывного ряда ярких образов, он не потрудился продумать их логически или обосновать.

   "Сны в Ведьмином доме" - предельная модернизация Лавкрафтом традиционного мифа (о колдовстве) с помощью современной науки. Фриц Лейбер, который написал самое проницательное эссе об этом рассказе, отмечает, что это "самое тщательно проработанное произведение Лавкрафта о гиперпространственных перемещениях. Здесь (1) предоставлено рациональное обоснование для таких перемещений; (2) гиперпространство визуализировано и (3) придуман спусковой механизм для таких перемещений". Лейбер углубленно разбирает эти моменты, отмечая, что отсутствие какого-то механи