ческого приспособления для таких путешествий важно для рассказа, так как иначе невозможно было бы понять, как "ведьма" из XVII века могла проворачивать такой трюк; в сущности, Кеция просто прибегала к высшей математике, "представляя" себя в гиперпространстве.
Лавкрафт, однако, по-прежнему был настолько неуверен в качестве своей работы, что испытывал потребность выяснить мнение своих знакомых о рассказе до того, как он куда-то его отошлет, - поэтому он начал рассылать и оригинал, и машинописную копию своим корреспондентам. Некоторым рассказ, похоже, понравился, но реакция Огюста Дерлета была совсем иной. Резкость критики Дерлета можно оценить по ответу Лавкрафта: "...ваша реакция на мои несчастные "Сны в Ведьмином доме", в общем, примерно такая, как я и ожидал - правда, я и помыслить не мог, что несчастная чепуха действительно насколько плоха, как вы постановили. ...Вся ситуация показывает меня, что мои творческие дни, вероятно, миновали". Это совсем не то, что Лавкрафту надо было услышать в тот момент. В другом письме он говорит о вердикте Дерлета чуть более конкретно: "...Дерлет не сказал, что это непродаваемо; на самом деле, он, скорее, полагает, что это будет продано. Он сказал, что это плохая вещь, что совершенно другое и куда более прискорбно важное дело". Иными словами, по мнению Дерлета, этот рассказ был подобен всему тому хламу, появляющемуся на страницах "Weird Tales", который Лавкрафт регулярно осыпал бранью. Неудивительно, что Лавкрафт решил не посылать повесть в какой-то журналы и просто позволил ей собирать пыль. Годом позже Дерлет искупил свое поведение, еще раз выпросив повесть (якобы чтобы перечитать) и тайком отослав ее Фарнсуорту Райту, который охотно принял ее и заплатил за нее Лавкрафту 140.00$. Она появилась в июльском номере "Weird Tales" 1933 г.
В то время на горизонте Лавкрафта появилось еще больше новых поклонников, коллег и авторов. Одним из них был очень странный тип из Буффало (Нью-Йорк) по имени Уильям Ламли. Ламли был одним из тех, кого заинтриговала развивающаяся псевдомифология Лавкрафта; большинство таких корреспондентов убирались восвояси через несколько недель или месяцев, однако Ламли задержался. Как и некоторые современные оккультисты, он был убежден, что мифы Лавкрафта - чистая правда и не имеет значения, что Лавкрафт с товарищами заявляют, что это все - их выдумка: "Мы можем думать, что мы сочиняем, и можем даже (абсурдная мысль!) не верить в то, что мы пишем, но по сути дела мы говорим правду вопреки самим себе - поневоле служа рупорами Цаттогвы, Крома, Ктулху и прочих приятных господ Извне".
Куда более уравновешенным человеком был Гарри Керн Бробст (р. 1909), который родился в Уилмингтоне (Делавэр), а в 1921 г. переселился в Аллентаун (Пенсильвания). В юности он увлекся мистической и научной фантастикой, особенно полюбив работы По, Верна, Дансени, Кларка Эштона Смита и Лавкрафта. Написав в "Weird Tales" Фарнсуорту Райту, он получил адрес Лавкрафта и начал переписку с ним, осенью 1931 г. Некоторое время спустя удачное стечение обстоятельств свело новых знакомых куда ближе.
После окончания школы Бробст решил попробовать себя в сфере ухода за психическими больными. Друг посоветовал ему обратиться на медицинские курсы в больнице Батлера в Провиденсе, и Бробст был принят. Рассказав Лавкрафту о таком повороте событий, Бробст получил длинное письмо, подробно описывающее все старинные достопримечательности Провиденса, чтобы Бробст смог ощутить себя в городе как дома, даже не успев сюда попасть.
Бробст прибыл в Провиденс в феврале 1932 г. Несколько недель спустя он навестил Лавкрафта и оставил трогательные воспоминания и о самом Лавкрафте, и о его скромной резиденции в доме 10 на Барнс-стрит:
Это был высокий человек с землистым цветом лица, очень оживленного..., с темными, блестящими глазами. Я не знаю, много ли в таком описании проку, но он производил впечатление - полного жизни человека. Мы немедленно стали друзьями...
В доме 10 на Барнс-стрит он, по-моему, тогда жил на нижнем этаже... когда вы входили в комнату, что он занимал, в ней не было никаких окон - она была полностью изолирована, и он жил только при искусственном освещении. Помню, как зашел туда однажды - было самое холодное время года... В комнате было душно, очень пыльно (он никому не позволял смахивать пыль, особенно с книг); его постельное белье было весьма (мне неловко это говорить) грязным... И у него нечего было есть кроме куска сыра.
Как сможет Лавкрафт когда-нибудь загладить позор грязных простыней! Он, тот, кто был столь щепетилен в вопросе личной опрятности, похоже, куда менее добросовестно относился к своему быту. Далее Бробст описывает, как Лавкрафт несколько театрально взял с полки книгу и сдул накопившуюся на ней пыль: очевидно, он считал изысканным и оригинальным, что у такого старого ископаемого полки полны пыльных старых книг.
Бробст будет очень тесно общаться с Лавкрафтом на протяжении следующих пяти лет, навещая его по несколько раз в неделю, ходя с ним по музеям, обедая с ним в ресторанах и встречаясь с иногородними гостями Лавкрафта, когда они приезжали в Провиденс. Немногие в тот период знали Лавкрафта лучше и ближе, чем Гарри Бробст. Позднее он получит степень бакалавра психологии в университете Брауна и степень доктора философии в Университете Пенсильвании. На протяжении многих лет он преподавал в университете штата Оклахома и по-прежнему проживает в Стиллуотере (Оклахома).
Летом 1932 г. Лавкрафт вошел в контакт с Эрнестом Э. Эдкинсом. Эдкинс (1867-1946) был прославленным представителем "блаженных дней" самиздата 1890-х гг.; Лавкрафт восхищался его ранними произведениями, часть которых была крепкой мистикой (хотя впоследствие Эдкинс отшел от мистики и утверждал, что презирает ее). В середине 1930-х гг. Лавкрафту удасться заманить его обратно в самиздат, и в 1936 г. Эдкинс выпустит несколько номеров отличного любительского журнала "Causerie". Невероятно, но факт - Лавкрафт сохранил все письма Эдкинса к нему (что с ним редко случалось из-за хронической нехватки свободного места), и судя по этим письмам их переписка представляла исключительный интерес. Однако Эдкинс писал, что как-то умудрился потерять большую часть (или все) писем Лавкрафта.
Ричард Эли Морс (1909-1986) была другим товарищем, с которым Лавкрафта свел Сэмюэль Лавмен. Они встретились в мае 1932 г., когда Лавкрафт проезжал через Нью-Йорк по дороге на юг, и по возвращении Лавкрафта домой завязалась оживленная переписка. Морс, выпускник колледжа Амхерста, чья семья была связана с университетом Принстона, будучи в Амхерсте, выпустил книгу стихов, "Winter Garden" (1931), хотя помимо этого написал не слишком много. Какое-то время он работал в библиотеке университета Принстона, затем в 1933 г. был нанят своим дядей для исследовательской работы в Библиотеке Конгресса в Вашингтоне.
Бульварный автор из Миннесоты Карл Якоби (р. 1908) лично связался с Лавкрафтом в конце февраля 1932 г. Лавкрафт тепло отозвался о неплохом рассказе о подводном кошмаре ("Майв", "Weird Tales", январь 1932 г.), который, возможно, был написан под влиянием Лавкрафта. Несколько меньший энтузиазм вызывали у него другие работы Якоби, выходившие в журналах, специализирующихся на мистике, научной фантастике и "фантастической угрозе". Якоби, похоже, не стал постоянным корреспондентом Лавкрафта - обнаружено всего одно его письмо (27 февраль 1932 г.) Огюст Дерлет выпустил три сборника произведений Якоби в Arkham House.
18 мая Лавкрафт уехал в Нью-Йорк. Он собирался задержаться лишь ненадолго перед тем, как отправиться дальше на юг; но Фрэнк Лонг уговорил его остаться на неделю, так как в июне в их семейной квартире планировался ремонт и Лавкрафту было бы неудобно остановиться здесь на обратном пути. На Лавкрафта обрушился обычный шквал светских визитов, встреч с нью-йоркской "шайкой" - Мортоном, Лидсом, Лавменом, Керком, Кляйнером, Тальманом и другими; наконец, 25 мая, он сумел вырваться, сев на вечерний автобус до Вашингтона, а там - последовательно на автобусы до Ноксвилля, Чаттануги (где он поднялся на Обзорную гору и побывал в горной пещеру) и Мемфиса (где он впервые увидел Миссисипи), затем вниз до Виксберга (чьи изящные улочки он по достоинству оценил) и, наконец, до Натчеза.
В Натчезе Лавкрафт был очарован одновременно впечатляющим природным пейзажем (200-футовые отвесные скалы над Миссисипи, бодрящий тропический климат и растительность) и старинными достопримечательностями самого города. Тот был основан французами в 1716 г., передан Великобритании в 1763 г., захвачен испанцами в 1779 г. и сдан Соединенным Штатам в 1798 г. Многие величавые особняки все еще стояло, а - как в Чарлстоне и Ньюпорте - тот факт, что Натчез в торговом значении уступал другому городу (Виксбергу), позволил ему превратиться в своего рода музей под открытым небом.
Затем Лавкрафт отправился еще дальше на юг, к своей главной цели - Новому Орлеану. Ему не понадобилось много времени, чтобы почувствовать очарование этого необычного города: прибыв в конце мая, к 6 июня он уже был готов провозгласить, что три города, Чарлстон, Квебек и Новый Орлеан, "выделяются [среди прочих] как самые древние и экзотические городские центры Северной Америки". Естественно, больше всего ему понравился французский квартал - Vieux Carre - с его уникальным сочетанием французского и испанского архитектурных стилей, но и более современные части города с их длинными тенистыми улицами и величественными зданиями он тоже нашел привлекательными. Открытые кладбища, внутренние дворики общественных и частных зданий, большой собор 1794 г. на площади Джексон-сквер и другие места были изучены вдоль и поперек; и 11 июня Лавкрафт сел на речной паром до Алжира, пригорода Нового Орлеана, таким образом в первый и последний раз в жизни ступив на землю к западу от Миссисипи.
Ближе к концу пребывания Лавкрафта в Новом Орлеане произошла интересная встреча. Лавкрафт написал о своей поездке Роберту Э. Говарду, который горько сожалел о невозможности самому приехать туда и встретиться со своим обожаемым товарищем по переписке; и Говард сделал лучшее, что мог - телеграфировал своему друга Э. Гоффману Прайсу, который проживал во Французском Квартале, и рассказал ему о Лавкрафте. В результате Прайс встретился с Лавкрафтом в воскресенье, 12 июня; встреча продолжалась 25 с по