Где-то весной или летом 1932 г. появляется новая перспективная литературная клиентка - перспективная не потому, что она выказывала какой-то талант или склонность стать настоящим писателем, а потому что она регулярно давала Лавкрафту работу. Это была Хейзл Хильд (1896-1961), женщина, о которой мне почти ничего неизвестно. Она родилась и, очевидно, провела большую часть жизни в Сомервилле (Массачусетс) и, насколько мне известно, не издала ничего кроме пяти рассказов, переделанных или написанных за нее Лавкрафтом. В отличие от Зилии Бишоп, она не написала воспоминаний о Лавкрафте, так что неясно, как она с ним познакомилась и на что походили их профессиональные или личные отношения. Мюриэль Эдди (если мы можем доверять ей в этом вопросе) сообщает, что Хильд вступил в клуб писателей, организованный четой Эдди, и что именно они направили ее к Лавкрафту, когда направленность ее работ стала очевидна. Далее Эдди пишет, что Хильд признавалась ей в смутном романтическом интересе к Лавкрафту: как-то раз ей удалось убедить Лавкрафта навестить ее в Сомервилле, где она устроила ему ужин при свечах. Я совершенно не уверен в правдивости этого рассказа, учитывая ненадежность Мюриэль Эдди в других вопросах. Кук сообщает, что Лавкрафт планировал навестить Хильд в Сомервилле в начале сентября, по своему возвращению из Квебека, но это могло быть невинным полуделовым-полусветским визитом.
Есть серьезная причина полагать, что некоторые (если не все) из пяти рассказов, исправленных Лавкрафтом для Хильд, были написаны в 1932 или 1933 г., хотя последние из них не будут опубликованы до 1937 г. Первым, похоже, был "Человек из камня" [The Man of Stone] ("Wonder Stories", октябрь 1932 г.) Хильд писала Дерлету об этом рассказе: "Лавкрафт помогал мне с этой историей столько же, сколько с другими, и по сути переписал целые абзацы. Обычно он критиковал абзац за абзацем, делая возле них пометки карандашом, а затем заставлял меня их переписывать, пока они его не удовлетворяли". Думаю, это заявление почти полностью ложно или сомнительно. Судя по комментариям Лавкрафта к историям Хильд, крайне маловероятно, чтобы он просто правил их или предлагал изменения, которые затем вносила сама Хильд; скорее, большинство или все рассказы основаны на кратких набросках и были написаны Лавкрафтом практически самостоятельно. Из всех литературных обработок, наряду с написанным для Зилии Бишоп, они ближе всего подходят к его оригинальным работам. Ни одна из них не сравнима с "Курганом", но некоторые довольно неплохи.
Лавкрафт ни разу не упоминает "Человека из камня" в доступной мне переписке, но, чтобы рассказ появился в октябрьском номере "Wonder Stories", он должен был работать над ним самое позднее летом 1932 г. Это в конечном счете довольно традиционная история о Дэниеле "Безумном Дэне" Моррисе, который нашел в фамильном экземпляре "Книги Эйбона" формулу, превращающую любое живое существо в каменную статую. По признанию Морриса, формула "больше полагается на обычную химию, чем на Внешние Силы" и "представляет собой своего рода окаменение, правда, бесконечно ускоренное" - псевдонаучное объяснение, которым явно не погнушался бы Хьюго Гернсбек. Моррис успешно проворачивает этот трюк с Артуром Уилером, скульптором, который по его мнению завел интрижку с его женой Розой, но когда он пытается проделать то же самое с Розой, она обманывает и превращает в камень его самого. Здесь, помимо неправдоподобной природы сверхъестественного и псевдонаучного объяснения, неумение создавать живые образы снова предает Лавкрафта: изображение любовного треугольника банально и избито, а дневник Безумного Дэна совершенно неубедительно имитирует просторечье. Конечно, Лавкрафт стеснен рамками набросков, которые ему выдали для литературной обработки: сам бы он никогда не выбрал такого сюжета для собственного рассказа.
Но "Крылатая смерть" [Winged Death] своими недостатками, похоже, в значительной степени обязана именно Лавкрафту. Эта нелепая история повествует об ученом, Томасе Слоуэнуайте, который нашел в Южной Африке редкое насекомое, чей укус смертелен, если не ввести некий препарат; туземцы называют это насекомое "дьявольской мухой", потому что, убив свою жертву, она якобы завладевает то ли душой, то ли личностью покойного. С помощью этой мухи Слоуэнуайт устраняет своего конкурента, Генри Мура, после чего его начинает преследовать насекомое, которое, как это не сверхъестественно, демонстрирует черты личности Мура. Заканчивается рассказ смехотворно: Слоуэнуайт убит, его душа вселяется в тело насекомого, и он пишет целое сообщение на потолке своей комнаты, обмакивая свое новое тело в чернила и бегая по потолку. Этот гротескный и неумышленно комичный финал - который, по признанию Лавкрафта, был придуман им самим - явно должен был стать кульминацией ужаса, но в итоге просто скатился в комедию.
Лавкрафт рассматривает этот рассказ в письме к Дерлету, которое, вероятно, датируется летом 1932 г.:
Печально, когда твоя новая история параллельна [sic!] чужой более ранней работе. Нечто странное приключилось на днях с моим клиентом - это касается элемент истории, который я замыслил и вставил в рассказ с полным ощущением, что он совершенно оригинален. Рассказ был послан Красавчику Гарри [Бейтсу], и он отверг его на том основании, что данный элемент (насекомое, окунающееся в чернила и пишущее своим собственным телом на белой поверхности) составляет суть другого рассказа, который он уже принял. Вот чертовщина! - я-то думал, что наткнулся на идею потрясающей новизны и уникальности!
Я не знаю, какой бессмертный шедевр литературы украл у Лавкрафта лавры автора, придумавшегося грамотное насекомое; но замечание об отправке рассказа в "Strange Tales" довольно любопытно. Хотя я уже выразил свои сомнения насчет теории Уилла Мюррея, что "Тень над Иннсмутом" была написана с прицелом на "Strange Tales", вполне может статься, что ранние расказы Хильд были написаны с расчетом на этот наиболее оплачиваемый рынок; здесь мы видим, что текст действительно был отправлен Бейтсу. Нет никаких подтверждений того, что в "Strange Tales" посылались и другие рассказы; но такое вполне могло быть - при условии, что они были написаны до конца года (когда журнал закрылся). Лавкрафт отправил "Крылатую Смерть" Фарнсуорту Райту, но последний, должно быть, отложил рассказ в долгий ящик, так как он вышел только в "Weird Tales" за март 1934 г.
Я искренне надеюсь, что "Ужас в музее" [The Horror in the Museum] был сознательной пародией - в данном случае, пародией на псевдомифологический цикл самого Лавкрафта. Здесь мы знакомимся с новым "божеством", Ран-Теготом, который, по утверждению хранителя музея восковых фигур, Джорджа Роджерса, был привезен им из экспедиции на Аляску. Историю, действительно, можно принять за пародию на "Фотомодель Пикмена" и "Зов Ктулху". Задумайтесь над нелепостью проиходящего: в подвале музея в ящике спрятано не просто изваяние бога, но самый настоящий бог! Бессвязное бормотание Роджерса, который пытается принести Джонса в жертву Ран-Теготу, бредово и гротескно:
"Йе! Йе!" - завывало оно [Роджерс]. - "Я иду, о Ран-Тегот, я иду с пищей. Ты долго ждал и скудно питался, но теперь получишь обещанное... Ты раздавишь и высосешь его, вместе со всем его неверием, и станешь сильнее. И впредь он будет явлен другим людям как памятник твоего торжества. Ран-Тегот, бесконечный и неукротимый, я - твой раб и первосвященник! Ты голоден, и я даю пищу. Я прочел знак и направил тебя. Я буду питать тебя кровью, а ты меня - своей мощью. Йе! Шуб-Ниггурат! Коза с Легионом младых!"
Позже Роджерс изрыгает такие ругательства, как "Отродья Нот-Йидика и миазмы К'туна! Сын псов, воющих в водовороте Азатота!" Задолго до того, как бездарные ученики и последователи невольно довели "Мифы Ктулху" до абсурда, сам Лавкрафт проделал это вполне сознательно.
Рассказ упоминается в письме от октября 1932 г.: "Моя самая последняя ревизионная работа настолько близка к чистой работе "негром", что я сталкиваюсь с теми же проблемами с сюжетом, что и в былые дни своего писательства"; далее он пересказывает сюжет рассказа - со зловещей интонацией, которая, надеюсь, свидетельствует о том, что он сознавал его пародийную природу. История, похоже, была охотно принята Райтом, так как появилась в "Weird Tales" за июль 1933 г., в одном номере со "Снами в Ведьмином доме". Лавкрафт, должно быть, криво усмехался, когда в "The Eyrie" за май 1934 г. появилось письмо некого Бернарда Дж. Кентона, превозносящее рассказ: "Даже Лавкрафт - такой сильный и талантливый, полный жуткой многозначительности - думаю, вряд ли смог бы превзойти диковинную сцену, где шамблер из иного измерения бросается на героя".
"Вне времен" [Out of the Aeons] - то, над чем Лавкрафт работал в начале августа 1933 г. - вероятно, единственная действительно успешная работа из этих пяти, хотя и в ней есть элементы гиперболизации, которые граничат с самопародией. В рассказе говорится о древней мумии, хранящейся в Музее археологии Кэбота в Бостоне, и о сопровождающем ее свитке, написанном неведомыми иероглифами. Мумия и свиток напоминают рассказчику (хранителю музея) безумную историю, приведенную в "Черной Книге" (она же "Неназываемые Культы") фон Юнцта, в которой говорится о боге Гхатанотоа,
на коего ни одно живое существо не могло бросить взгляд... не претерпев трансформации, более ужасной, нежели сама смерть. Вид бога, либо его идола... вызывал паралич и окаменение особенно отвратительного свойства, когда снаружи жертва обращалась в камень и кожу, но ее мозг навеки оставался живым и мыслящим...
Эта идея, конечно, подозрительно напоминает о препарате, использованном в "Человеке из камня". Далее у фон Юнцт говорится о человеке по имени Т'иог с погибшего континента Му, который 175 000 лет назад попытался подняться на гору Йаддит-Гхо, обитель Гхатанотоа, чтобы "освободить человечество от нависшей угрозы"; он был защищен от чар Гхатанотоа волшебной формулой, но в последний момент жрецы Гхатанотоа выкрали пергамент, на котором она была написана, и и подменили его другим. Допотопная мумия в музее, следовательно, является Т'иогом, окаменевшим при виде Гха