Исследовательская работа по Лавкрафту достигла кульминации в 1990 г., к его столетнему юбилею. Несчитая нескольких монографий, в университете Брауна 17-19 августа прошла конференция в честь столетия со дня рождения Г.Ф. Лавкрафта, которая свела вместе почти всех ведущих исследователей в этой области, включая несколько гостей из-за границы. В следующем году были опубликованы материалы конференции, а также сборник оригинальных эссе, "An Epicure in the Terrible", под нашей с Дэвидом Э. Шульцем редакцией.
Лавкрафт продолжает привлекать внимание и на академическом и на популярном уровне. С 1981 г. Chaosium, Inc. выпускает ролевую игру "The Call of Cthulhu". Продолжаются адаптации произведений Лавкрафта для кинематографа, телевидения и комиксов. В последние годы был настоящий наплыв сборников "Мифов Ктулху", собиравших под своими обложками разных авторов, - а также произведений, в которых сам Лавкрафт действует как персонаж. Возможно, лучший из них - "Pulptime" Питера Кэннона (1984), причудливая вещица, где Лавкрафт объединяется в одну команду с Шерлоком Холмсом.
Влияние Лавкрафта на современную литературу - чрезвычайно сложный вопрос, но едва ли можно отрицать, что он наложил свой отпечаток на творчество Стивена Кинга (который создал несколько откровенных стилизаций под Лавкрафта), Энн Райс (в ее "The Tale of the Body Thief" [1992] Лавкрафт открыто цитируется), Томаса Лиготти (чей "The Last Feast of Harlequin" - одна из самых прекрасных даней уважений Лавкрафту среди новейших), T.Э.Д. Клайна (одновременно проницательного критика и превосходного автора) и других. Лавкрафта можно неожиданно встретить в самых невероятных уголках литературного мейнстрима. Явные аллюзии на творчество Лавкрафта мы находим у С. Дж. Перельмана, Хорхе Луиса Борхеса, Джона Апдайка и Умберто Эко.
Так что же Г.Ф. Лавкрафт представлял как человек и писатель? Разумеется, каждый будет судить о нем, исходя из личных особенностей характера. Многие сочтут его чудаковатым и эксцентричным; другие объявят его безнадежно неспособным к ведению "нормальной" жизни, подразумевая либо постоянную работа, либо отношения с другими людьми. Возможно, немногие, напротив, будут гордиться его пренебрежением (вынужденным или умышленным) буржуазными условностями и его неумолимой преданностью искусству и интеллектуальным занятиям.
Следует также подчеркнуть, что окончательный образ Лавкрафта должен в основном складываться из последних десяти (или что-то около того) лет его существования; ибо именно в то время он отступился от многих догматов и предубеждений, порожденных его воспитанием и вынужденной изоляцией, и создал самые характерные свои произведения. В этих десяти годях я нахожу мало причин для критики и очень много - для похвалы. Давайте же теперь дадим оценку некоторым ключевым элементам личного поведения, убеждений и творчества Лавкрафта.
Едва ли найдется тот, кого не возмутит хоть какой-то компонент мировоззрения Лавкрафта. Одного оскорбит его атеизм; другого - его "фашизм"; третьих - его приверженность культурному традиционализму и так далее. Но мало кто сможет отрицать, что взгляды Лавкрафта в большинстве своем были хорошо продуманы, менялись под влиянием чтения и жизненных наблюдений и оттачивались в энергичных дебатах с приятелями. Никто не утверждает, что Лавкрафт занимает выдающееся место среди философов - по собственному признанию, в этой дисциплине он оставался дилетантом. Но он обдумывал философские проблемы доскональнее большинства творцов и сделал собственное творчество прямым производным от своей философии.
Звание писателя-"любителя" и презрение Лавкрафта к профессионализация справедливо рассматривалось как плод его веры в элитарность и его презрения к стяжательству. В этой стране такая позиция воспринимается, как правило, враждебно, но она была присуща представителям образованных классов на протяжении всей истории человечества. Лавкрафт начинал с представлений XVIII века об искусстве как изящном развлечении. Пережив 1920-х гг. декадентскую фазу, он начал считать, что искусство есть чистое самовыражение, а сочинительство за деньги (помимо его вульгарности) - всего лишь доходная работа; кроме того, работа, обладающая прискорбным, обманчивым и дразнящим, сходством с подлинным творчеством. Конечно, нам всем хотелось бы, чтобы Лавкрафт при жизни обрел хотя бы толику той популярности, которой его творчество добилось после его смерти; но его творчество вообще могло бы кануть в безвестность, не придерживайся он столь рьяно своих эстетических принципов. Лавкрафт возвышается над авторами из бульварных журналов не только благодаря своему природному таланту, но и потому что он отказывался подстраиваться под прихоти редакторов и писать то, что они хотели, или менять текст в соответствии с их запросами. За это его следует превозносить, а не порицать. Литературная поденщина Сибери Куинна, Э. Хоффмана Прайса и сотен других писак обрела милосердное забвение, и это достаточно внятно предупреждает о том, что могло бы случилось, отступись Лавкрафт по слабости от своих принципов.
В целом, презрение Лавкрафта к заработкам, конечно, приносило ему немалые затруднения, но он охотно шел на них ради искусства. Я не вижу причин сомневаться, что у Лавкрафта действительно не было деловой жилки, как он сам неоднократно заявлял. Что касается неспособности Лавкрафта найти постоянную работы (и как следствие его бедности): это также чересчур по-американски - испытывать буржуазное презрение (или зависть) к тем, кто не укладывается в узкие рамки капиталистического общества. Неудачно, конечно, что Лавкрафт в юности так и не получил приличного профессионального образования; но это была не столько его вина, сколько вина его матери и теток, которые - после смерти Уиппла Филипса в 1904 г. и последовавших денежных проблем - должны были понять, что Лавкрафту со временем придется как-то обеспечивать себя. Есть все признаки того, что в последнее десятилетие своей жизни он преодолел надменное неприятие постоянной работы и искал - или, по крайней мере, надеялся найти - какой-то род занятий, который позволит ему иметь свободное время, необходимое для писательской работы. То, что он так и не нашел себе места, едва ли неожиданно - ведь он, не имея предыдущего опыта работы, пытался найти ее во время депрессии. И все же Лавкрафт работал очень напряженно - пусть даже по большей части это была работа с перепиской и довольно плохо оплачиваемая и спорадическая работа литературным редактором. Ему удавалось-таки пробавляться деньгами, заработываемыми литературными обработками чужих вещей и единичными продажами собственных произведений; и на этот заработок он довольно свободно разъезжал по восточному побережью Соединенных Штатов. Он нашел успокоение, окруженный книгами, мебелью и другим имуществом, символизирующим для него стабильность и комфорт, а обширная переписка и личный магнетизм привлекли к нему больше преданных друзей, коллег и последователей, чем могут похвастаться многие, проработавшие всю жизнь.
Однако даже за эти пунктики - "обсессивную" потребность в знакомой обстановке, очевидное желание поддерживать отношения лишь на расстоянии и его мнимый страх перед переменами - Лавкрафта подвергали критике. Здесь есть ряд сложных моментов. "Чувство места" - страстная привязанность Лавкрафта к родным палестинам, к родному городу, краю, стране и ее культуре - было, конечно, резко выраженным, и именно это придает его творчеству глубину и реализм. Я не знаю, настолько ли оно резко выражено, чтобы считаться чем-то патологическим: в те времена, когда частые переезды с места на место были менее обычны, чем теперь, многие, вероятно, испытывали те же чувства, что и Лавкрафт. Эта привязанность к знакомым вещам и местам, полагаю, произрастала из чрезвычайно острой эстетической чувствительности, которая настоятельно требовала мирного, гармоничного и стабильного окружения; ибо именно это окружение обеспечивало Лавкрафту "плацдарм" для творческих вылазок в самые дальние пределы космоса.
Что касается поддержания отношений на расстоянии, то прискорбный факт состоит в том, что в Провиденсе - и по сей день не том городе, который славен своими интеллектуалами - не с кем было заниматься тем волнующим интеллектуальным пинг-понгом, которым он занимался в своей обширной переписке. Лавкрафт прилагал все усилия, чтобы встречаться с друзьями по переписке, и действительно встретился с очень многими из числа тех, что жили на Восточном побережье. Многие другие потратили время и деньги, чтобы навестить его в Провиденсе - что они вряд ли бы сделали без ощущения глубокой взаимной симпатии.
Теми личными отношениями, которые - вдобавок к его проблемным отношениям с матерью - определенно стали катастрофой, был его брак с Соней; и здесь Лавкрафт, определенно, поставил себя под удар мощной критики. Его отношение к жене можно назвать только низким [shabby]. Однако она сама, вступая с ним в брак, похоже, была полна решимости переделать его по своему вкусу, и Лавкрафт, естественно, взбунтовался. Он сделал это не потому, что был "закоренелым холостяком", но потому что у него была собственная личность и он вознегодовал, что его не принимают таким, каков он есть. Мне по-прежнему кажется, что с его стороны вообще было ошибкой жениться; но, возможно, ему следовало испытать ее на собственном опыте - чтобы понять, что это ошибка.
Я не думаю, что следует еще раз обсуждать отношение Лавкрафта к сексу. Вероятно, оно было необыкновенно сдержанным даже по меркам его времени, а в нашем современном сексуально озабоченном обществе кажется практически ненормальным. Лавкрафт признавался, что он относится к наименее чувственным людям - но этим он очень походил на своего кумира По.
Факт состоит в том, что Лавкрафт прилагал все усилия, чтобы преодолеть серьезный эмоциональный вред, нанесенный ему матерью - матерью, что одновременно изливала на него слепую любовь и называла его "уродливым"; матерью, которая потворствовала ему в каждой новой прихоти, но публично оплакивала его экономическую бесполезность; матерью, которая без сомнения привила ему отвращение к сексу, что лишь способствовало краху его брака. На самом деле, заметно, насколько нормален и уравновешен Лавкрафт стал в последние годы - его действительно закалило в огне (и м