Итак, за три года Лавкрафт написал массу статей, стихов и критических рецензий на любительскую периодику. Но возобновит ли он сочинение беллетристики, в которой подавал такие надежды до 1908 г.? В 1915 г. Лавкрафт напишет Г.У. Макоули: "Я хотел бы писать, но, боюсь, это почти невозможно". Макоули "категорически несогласен" - не потому что он реально видел какой-то рассказ Лавкрафта, но потому что, послав Лавкрафту свой рассказ, получил настолько тонкий и подробный разбор, что пришел к выводу, что у самого Лавкрафта есть писательский дар. Критика сочинений и сочинительство, разумеется, две разные вещи, но в случае Лавкрафта трудно избавиться от ощущения, что частота, с которой он подмечает недостатки рассказов, опубликованных самиздатом, указывает на растущее желание доказать, что он способен писать лучше. Беллетристика, разумеется, всегда была самым слабым местом в любительской прессе - не только потому, что ее, в общем-то, писать сложнее, чем обычнве статьи, но и потому, что ограничения по объему, как правило, не позволяли печатать в любительских изданиях что-то кроме набросков.
Через два с половиной года после вступления в самиздат Лавкрафт все-таки решает напечатать свой "вступительный взнос", "Алхимика", в United Amateur за ноябрь 1916 года. Вполне предсказуемо, он сам нападает на него в "Отделе публичной критики" (United Amateur, май 1917 г.), говоря, что "мы вынуждены умолять, чтобы Ассоциация со всей благожелательной снисходительностью отнеслась к этому скромному, но амбициозному новичку". Слово "амбициозный" может намекать на желание Лавкрафта написать больше, если эта вещь (при всем самоуничижении автора) получит благосклонный прием. Видимо, так и произошло, но пройдет еще полгода, прежде чем Лавкрафт прервет свой осознанный обет молчания. За то, что он, в конце концов, это сделает, летом 1917 г. одного за другим написав "Склеп" и "Дагона", можно, наверное, благодарить его нового знакомого, У. Пола Кука из Атола (Массачусетс), который будет оказывать значительное влияние на Лавкрафта всю остальную жизнь.
8. Мечтатели и фантазеры (1917-1919 [I])
У. Пол Кук (1881-1948), так же появлявшийся в любительской прессе как Уиллис Тете Кроссман, давно стал титаном самиздата. Кук был стопроцентным уроженцем Новой Англии: он родился в Вермонте и, как любил подчеркивать Лавкрафт, являлся прямым потомком колониального губернатора Беннинга Уэнтворта из Нью-Гемпшира; большую часть зрелой жизни Кук прожил в Атоле (Массачусетс). Одна из его первых газет называлась "Monadnock Monthly" - в честь горы в Нью-Гемпшире, расположенной неподалеку от его дома в Атоле. Он возглавлял печатный отдел гзеты "Athol Transcript", и доступ к печатному оборудованию вкупе с преданностью делу самиздата позволили ему стать известным филантропом, печатавшим любительские издания практически по себестоимости. Как уже упоминалось, с 1917 г. он печатал "Консерватора" Лавкрафта. Став президентом ОАЛП, Лавкрафт назначил Кука официальным издателем ассоциации - этот пост он занимал три года подряд (1917-20) и еще три года в 1922-25 гг. Любопытно, что параллельно он являлся официальным редактором НАЛП (1918-19) и ее президентом (1919-20).
После первой встречи с Куком в сентябре 1917 г. (подробности которой будут приведены ниже) Лавкрафт напишет следующее: "Хотя и не слишком начитанный, он обладает острым умом, сухим юмором и огромными и совершенно энциклопедичными знаниями о событиях и персонажах любительской журналистики прошлого и настоящего". О чем он не упоминает - это о сильном пристрастии Кука к weird fiction. Действительно, позднее Лавкрафт признается, что "библиотека [Кука] была самой замечательной коллекцией фантастических и иных материалов, собранных в одном месте, которую мне доводилось видеть"; он часто станет одалживать у Кука редкие книги, которые иначе не мог бы достать. Вряд ли стоит сомневаться, что во время визита к Лавкрафту они с Куком обсуждал этот предмет взаимного интереса. Не тогда ли Кук и убедил Лавкрафта позволить ему напечатать другую его подростковую вещь, "Зверя в пещере"? Неизвестно; во всяком случае, рассказ появился в "Vagrant" в июне 1918 года.
Лавкрафт очень ясно дает понять, что именно одобрение Кука подвигло его возобновить сочинение рассказов:
В 1908, когда мне было 18, я почувствовал отвращение к своей слабой [литературной] технике и сжег все свои рассказы (их число было огромно), кроме двух; решив (забавная мысль!) в будущем превратить в стихи. Затем, годы спустя, я опубликовал оба этих рассказика в любительской прессе, где их так хорошо приняли, что я начал подумывать о продолжении. Наконец, любитель-редактор и критик по имени У. Пол Кук... действительно уломал меня продолжить писать, и результатом стал - при всей его деревянности - "Склеп". Следом был "Дагон"...
Здесь небольшая путаница с хронологией: "Зверь в пещере" был опубликован уже после того, как Лавкрафт снова взялся за перо летом 1917 г. Но, в любом случае, Лавкрафт - видимо, сам того не подозревая - нашел свое metier [ремесло]. "Склеп" был написан в июне 1917 г., "Дагон" - в июле. Один из примеров поощрения в исполнении Кука - экспансивная статья, озаглавленная "Рассказы Говарда Ф. Лавкрафта", которая послужила предисловием к "Дагону" в ноябрьском номере "Vagrant" 1919 года:
Говарда Ф. Лавкрафт широко и лестно известен в мире любительской журналистики как поэт и в меньшей степени - как редактор и автор статей. Как писатель он практически неизвестен - отчасти из-за редкости изданий, достаточно больших, чтобы вместить крупную прозу, а отчасти из-за того, что он не считает себя опытным рассказчиком. Его первым рассказом, появившимся в любительской прессе, стал "Алхимик", напечатанный "United Amateur". Этого рассказа с его неестественным, мистическим и действительно болезненным мировоззрением без намека на яркий внешний мир или реальную жизнь было достаточно, чтобы зарекомендовать его как ученика По. Второй рассказ, "Зверь в пещере", напечатанный "Vagrant", был намного хуже во всех отношениях - даже современное место действия в случае м-ра Лавкрафта могло быть посчитано за недостаток. Яркая черта этой реально слабой вещи - искусство, с которым передана атмосфера.
В "Дагоне" (в этом номере "Vagrant") м-р Лавкрафт заявляет о себе как автор-беллетрист. При чтении этого рассказа на ум немедленно приходят имена двух или трех авторов. В первую очередь, разумеется, По - и м-р Лавкрафт, полагаю, первым подтвердит свою преданность нашему американскому мастеру. Во-вторых, Мопассан - и я уверен, что м-р Лавкрафт станет отрицать любое сходство с великим французом.
Вклад м-ра Лавкрафта в любительскую прессу не окончен на "Дагоне". Он никогда не станет столь же плодовитым писателем, как поэтом, но мы с уверенностью можем ждать от него покорения даже более высокой планки, чем заданная в "Дагоне".
Мне сложно оценить м-ра Лавкрафта как поэта... Но я могу - и буду ценить его как писателя. На сегодняшний день он единственный автор в самиздате, заслуживающий большего, чем вежливое беглое внимание.
Практически все в этом заявлении верно, за исключением, возможно, подозрений Кука о влиянии на текст Ги де Мопассана, которого Лавкрафт на тот момент, вероятно, еще не прочел, хотя позднее он находил многие таинственные рассказы Мопассана восхитительными. Этот хвалебный гимн - в любительской прессе мне не встречалось ничего подобного (включая "официальные представления" Лавкрафтом его друзей и коллег миру самиздата) - не мог не приободрить Лавкрафта, которому остро требовалось одобрение товарищей, чтобы преодолеть закоренелую неуверенность в качестве своих сочинений. И в данном случае похвала была полностью оправдана.
Стоит особо затронуть вопрос влияния По на раннее творчество Лавкрафта, поскольку оно явно прослеживается в большей части работ Лавкрафта до, по крайней мере, 1923 г. Мы уже видели, что при всем увлечении Эдгаром По, возникшем еще в 1898 г., подростковые сочинения Лавкрафта имеют довольно мало общего с работами По. Все резко меняется на "Склепе", где из заимствований у По не делается тайны. И пускай даже "Склеп" и "Изгой" (1921), самые откровенные стилизации под По, далеки от простых подражаний, очевидно, что Лавкрафт нашел в По эталон как стиля, так и общей композиции.
Снова и снова Лавкрафт пытался свести влияние По в своих работах к минимуму; но остается бесспорным, что художественная манера, сложившаяся в раннем творчестве Лавкрафта - плотная, немного перегруженная, украшенная архаичными и заумными "словесами", почти полностью лишенная "реалистичных" образов персонажей и почти целиком отданная описаниям и изложениям событий, с почти полным отсутствием диалогов - явно восходит к стилю По. Вот как Лавкрафт в 1930 г. оценит влияние на себя творчества По: "Так как По поразил меня сильнее прочих авторов ужасов, мне вечно казалось, что рассказ выйдет неправильным, если в нем нет чего-то от его манеры. Мне никогда не удавалось сразу погрузиться в вещь, как это делают популярные писатели. Моему уму необходимо определиться с антуражем и подходом, прежде чем толком взяться за основное действие". Это касается квазидокументального вступления, которое и По, и Лавкрафт, считали неоходимым, чтобы создать "сцену" для последующих событий. Но насколько Лавкрафт в действительности мирился с влиянием По, учитывая, что порой он говорил нечто совсем противоположное - как в своей знаменитой жалобе 1929 г.: "Вот мои вещи "под По" и мои вещи "под Дансени" - но, увы, где все вещи "под Лавкрафта"?"
Самая явная стилистическая черта, объединяющая По и Лавкрафта, - это любовь к прилагательным. В случае Лавкрафта она была иронически окрещена "адъективностью", словно существует некое эталонное число прилагательных на квадратный сантиметр текста и малейший перебор - повод для яростного осуждения. Но подобная критика - банальный пережиток отжившей своё претензии на реализм, которая превозносит сухой стиль Хемингуэя и Шервуда Андерсона как единственную допустимую модель английской прозы. Мы уже увидели, что на Лавкрафта преимущественно повлиял "ази