г., ежегодно поздравлял с днем рождения. Хоуг жил в Трое (Нью-Йорк), и поздравительные стихи Лавкрафта одновременно с самиздатовскими газетами появлялись в местной газете "Troy Times". Сам Лавкрафт объясняет, что история была "написана спонтанно, после знакомства с рассказом о дегенератах с Катскильских горах в статье "N.Y. Tribune" о полицейских силах штата Нью-Йорк". Эта статья вышла 27 апреля 1919 г.; в ней действительно упоминается местная семья по фамилии Слейтеры или Слатеры.
Но, возможно, реальная причина, заставившая Лавкрафта выбрать этот район, - такой выбор позволил ему проявить снобизм одновременно классовый, религиозный и интеллектуальный. Буйные фантазии Слейтера настолько аномальны для жителя этого медвежьего угла, что объяснимы только сверхъестественными причинами. Лавкрафт рисует нелицеприятную картину местности и ее обитателей:
...выглядел [Слейтер] типичным уроженцем Катскильских горах - одним из тех странных, отталкивающего вида отпрысков фамильного древа примитивных крестьян-колонистов, которых почти три столетия изоляции в холмистых оплотах этой малолюдной местности вынудили погрузиться в своего рода варварское вырождение, вместо того, чтобы развиваться подобно более удачливым собратьям из густонаселенных районов. Этому чудному народцу, во всем подобному опустившейся "белой швали" Юга, неведомы законы и мораль, а их умственный уровень, вероятно, самый низкий среди всех слоев коренных американцев.
При всех претензиях Лавкрафта на деревенское воспитание, здесь выражено презрение горожанина к грубым и невежественным жителям деревни. Для Лавкрафта Слейтер едва ли человек: когда он умирает, то обнажаются "омерзительные гнилые клыки", словно у какого-то дикого животного.
Проблема и с неземным существом, захватившим тело Слейтера. Лавкрафт нигде не дает разумного объяснения, как это существо очутилось в теле Слейтера. Рассказчику просто сообщается, что "Сорок два ваших земных года он был моим мучением и каждодневной тюрьмой" и что "гнёт телесной оболочки" мешает осуществить вожделенную месть. Но почему это так, нигде не объясняется - похоже, Лавкрафт не считал, что это требует объяснений.
При этом рассказ обладает некоторыми достоинствами, пусть даже они всего лишь предвосхищают фирменные черты позднейших рассказов Лавкрафта. Не "Дагон", но "По ту сторону сна" - первая подлинно "космическая" история Лавкрафта, где вся вселенная выступает декорацией для того, что на первый взгляд кажется обычной историей гнусного преступления. "Брат света" в финале заявляет рассказчику: "Мы встретимся снова - быть может, в сияющих туманностях пояса Ориона, может, на студеном плоскогорье в доисторической Азии, может, сегодня, во сне, который ты наутро позабудешь, а может, в других воплощениях эпохи, когда Солнечная система уже перестала существовать". Будущее совершенное время ("when the solar system shall have been swept away"), редкое в английской прозе, добавляет рассказу архаичной величавости, перекликающейся с космическим масштабом замысла.
"По ту сторону сна" - первый квази-научно-фантастический рассказ Лавкрафта; "квази", поскольку научной фантастики в то время, пожалуй, не существовало - до этого останется еще не меньше десятилетия. Но то, что неземное существо нельзя однозначно объявить сверхъестественным, делает рассказ важной предтечей тех работ, что совсем откажутся от сверхъестественного ради того, что Мэттью Х. Ондердонк окрестил "сверхнормальным".
Стоит немного остановиться на вопросе литературных влияний. По словам Лавкрафта, Сэмюэль Лавмен познакомил его с работами Амброуза Бирса в 1919 г., и действительно один рассказ Бирса из сборника "Can Such Things Be?" (1893) озаглавлен "Beyond the Wall". Но, скорее всего, это случайное совпадение, ибо рассказ Бирса - обычная история о привидениях, не имеющая ничего общего с рассказом Лавкрафта. Я бы, скорее, предположил влияние романа "Прежде Адама" Джека Лондона (1906), хотя у меня нет сведений о том, что Лавкрафт читал эту работу. (Однако "Межзвездный скиталец" Лондона имелся у него в библиотеке.) Это захватывающая повесть о наследственной памяти, в которой современный человек видит во сне жизнь своего далекого доисторического предка. В самом начале романа главный герой замечает: "Ни один человек... не смог проникнуть по ту сторону моего сна". Здесь выражение использовано точно в той же коннотации, что и у Лавкрафта. Ниже герой Лондона говорит:
Это... нарушает основное правило сновидений, а именно, что во сне каждый видит только то, что он видел в жизни или же различные комбинации того, что он пережил наяву. Но все мои сны ломали этот закон. В моих снах я никогда не видел НИЧЕГО из того, что видел в жизни. Во сне и наяву я жил разными жизнями, и ничто не могло избавить меня от этого.
- что созвучно началу рассказа Лавкрафта.
В сущности, его рассказ представляет собой зеркальное отражение романа Лондона: если герой Лондона - современный (цивилизованный) человек, которому грезится примитивное прошлое, то Джо Слейтер - крайне примитивный человек, чьи видения, как пишет Лавкрафт, "могли зародиться только в высокоразвитом, даже исключительно одаренном мозгу".
"По ту сторону сна" увидел свет в любительском журнале "Pine Cones" (под редакцией Джона Клинтона Прайора) в октябре 1919 года. "Pine Cones" был мимеографическим журналом, так что физическое воплощение рассказа - текст, напечатанный на пишущей машинке, и заголовок, грубо набросанный от руки, - не слишком приятно эстетически, но напечатан он неожиданно аккуратно. Позднее Лавкрафт (как он сделает со многими ранними рассказами) отчасти перепишет его для новых публикаций.
Опыты Лавкрафта в беллетристике продолжает "Память" ["Memory"] ("United Co-operative", июнь 1919 г.), маленькое стихотворение в прозе, в котором отчетливо заметно влияние По. И снова точная дата сочинения неизвестна - вероятно, рассказ был написан незадолго до своего выхода в печати. В "Памяти" мы видим Демона Долины, беседующего с "Джинном, что пребывал в лунных лучах" о прежних обитателях долины Нис, через которую течет река Век [Than]. Джинн позабыл этих существ, а Демон заявляет:
"Я - Память и умудрен в познаниях о прошлом, но и я слишком стар. Те существа были подобны водам реки Век, непроницаемым. Деяний их я не припомню, ибо они - всего лишь миг во времени. Их облик помню смутно - они напоминали тех маленьких обезьянок в ветвях деревьев. Но имя их запомнилось мне ясно, ибо оно созвучно названию реки. То создание из прошлого звалось - Человек".
Все это довольно предсказуемо - позднее Лавкрафт научится выражать свою убежденность в незначительности человеческого бытия не так прямолинейно. Влияние По довлеет в этой коротенькой вещи: в "Тишина, притча" есть Демон; "Долина Нис" упоминается в "Долине тревоги" (чье первоначальное название "Долина Нис", хотя Лавкрафт мог об этом не знать); а "Разговор Эйрос и Хармионы" в виде похожего диалога повествует о гибели всей земной жизни в пламени кометы. Тем не менее, как указывает Ланс Арни, это первый рассказ Лавкрафта, описывающий не только незначительность, но и гибель человечества; и тот факт, что человечество исчезло почти без следа, так же сильно передает его незначительность, как, возможно, лучшие из рассказов Лавкрафта.
Рассказ "Перевоплощение Хуана Ромеро" ("Исчезновение Хуана Ромеро"; "The Transition of Juan Romero"), в рукописи датированный 16 сентября 1919 г., при жизни Лавкрафта так и не был напечатан.
Это история о странном инциденте, произошедшем в 1894 г. на шахте Нортона (видимо, где-то на юго-западе США, хотя Лавкрафт не уточняет ее местонахождение). Рассказчик - англичанин, который провел много лет в Индии; из-за неназванных "неприятностей" он эмигрирует из родных краев, чтобы стать простым рабочим в Америке. В шахте Нортона он сводит знакомство с мексиканским пеоном по имени Хуан Ромеро, которого буквально завораживает индийское кольцо рассказчика. Однажды при взрыве динамита в шахте вскрывается громадная, необъятная пещера. Той же ночью собирается буря, и за ревом ветра и дождя перепуганный Ромеро различает иной звук: "el ritmo de la tierra - ЭТО БИЕНИЕ ТАМ, ПОД ЗЕМЛЕЙ!" Рассказчик тоже слышит его - некое мощное ритмичное буханье в разверзшейся пропасти. Словно обреченные, они спускаются вниз в пещеру; затем Ромеро бросается вперед - и с ужасным криком падает в другую пропасть. Рассказчик осторожно заглядывает через ее край, видит нечто - "Но, боже! я не смею сказать вам, что я увидел!" - и бросается обратно в лагерь. Наутро их с Ромеро находят на их койках, но Ромеро мертв. Другие горняки клянутся, что они оба не покидали той ночью барака. Позднее рассказчик обнаруживает, что его индийское кольцо исчезло.
Из этого могла получиться интересная история, но исполнение вышло сбивчивым и неудовлетворительным. Позже Лавкрафт заявлял, что его поздние работы испорчены переизбытком объяснений; однако "Перевоплощение Хуана Ромеро", подобно "Зеленому лугу", страдает чрезмерной неопределенностью. Решительный отказ рассказчика поведать нам, что же он увидел в пропасти, наводит на мысль, что Лавкрафт сам не знал, что бы написать. В одном письме он дает Дуэйну У. Римелю следующий совет относительно сочинения рассказов: "Своего рода общее представление у вас самого (необязательно целиком открываемое читателю) о том, что именно происходить и почему все происходит именно так, придаст [рассказу] дополнительную убедительность, чего стоит добиваться". В "Перевоплощении Хуана Ромеро" Лавкрафту явно не удалось последовать этой рекомендации.
Лавкрафт сознавал, что "Перевоплощение Хуана Ромеро" неудачно, и отказывался его публиковать - даже в самиздате. Он довольно рано открестился от этого рассказа - тот не упоминается в большинстве списков рассказов Лавкрафта. Кажется, Лавкрафт даже никому его не показывал до самого 1932 г., когда Р. Х. Барлоу выманил у него рукопись, чтобы ее перепечатать. Впервые рассказ был опубликован в сборнике "Маргиналии" (1944).