м Пресс-Клубом Провиденса, кое-кто из участников решил сыграть с ним довольно злую шутку, подбив одну из девушек-участниц позвонить Лавкрафту и напроситься на свидание. Лавкрафт серьезно заявил: "Я должен спросить у матери", и дело, разумеется, кончилось ничем. В одном письме к Гальпину Лавкрафт вскользь замечает, что "насколько мне известно, ни одна поклонница женского пола пока что не озаботилась заметить или оценить мой колоссальный, выдающийся интеллект". Было ли это истинной правдой, будет рассмотрено ниже.
Гальпин оказал еще одно влияние на творчество Лавкрафта - он вдохновил последнего на любопытную вещицу под названием "Полоумный Старик" ["Old Bugs"]. И это снова очаровательная безделушка, пусть даже она обращается к теме, к которой Лавкрафт обыкновенно относился с величайшей серьезностью: выпивка. В июле 1919 г. Гальпину захотелось хоть разок попробовать спиртное до того, как сухой закон вступит в действие, так что он приобрел бутылку виски и бутылку портвейна и выпил их (до дна?) в леске за эпплтонским полем для гольфа. Он сумел незаметно дотащиться до дома, но когда он поведал о случившемся Лавкрафту, ответом ему стал "Полоумный старик".
Рассказ, чье действие происходит в 1950 году, повествует об алкоголике по прозвищу Полоумный Старик, который ошивается в биллиардной Шиэна в Чикаго. Хотя он и пропойца, в нем заметны следы культурности и интеллекта; никто не знает, отчего он всегда носит при себе старый снимок красивой и элегантной женщины. Однажды юноша по имени Альфред Тревер приходит в заведение, чтобы "увидеть жизнь, как она есть". Тревер - сын адвоката Карла Тревера и женщины, пишущей стихи под именем Элинор Уинг (имя реальной девушки из Пресс-Клуба высшей школы Эпплтона). Когда-то Элинор была замужем за неким Альфредом Гальпином, талантливым ученым, однако подверженным "дурным привычкам, восходящим к первой выпивке годы назад в уединенном леске". Эти привычки привели к распаду брака; Гальпин заслужил мимолетную славу своими сочинениями, но вскоре пропал из виду. Тут Полоумный Старик, прислушивавшийся к рассказу Альфреда Тревера о его семье, внезапно вскакивает и выбивает у Тревера стакан, поднесенный к губам, разбивая при этом несколько бутылок. (И "несколько мужчин - или существ, бывших когда-то мужчинами, - упав на пол, принялись лакать луж разлитой жидкости...") Полоумный Старик умирает от перенапряжения сил, но весь оборот событий так впечатляет Тревера, что тот надолго теряет интерес к выпивке. Естественно, когда снимок, найденный на теле Полоумного Старика, идет по рукам, Тревер понимает, что на нем - его собственная мать.
Рассказ отнюдь не так ужасен, как может показаться по пересказу, пусть даже легко сумеет предсказать исход после первых же абзацев. Лавкрафт ухитряется посмеяться и над собой (устами Полоумного Старика) и своим тяжеловесным морализаторством:
Полоумный Старик, покрепче ухватив свою швабру, принялся орудовать ею, как македонский гоплит - копьем, и вскоре расчистил вокруг себя изрядное пространство, попутно выкрикивая бессвязные куски цитат, среди которых примечательно повторялось: "...сыны Велиала, раздутые нахальством и вином".
Неплоха и его имитация простонародного говора: "`Well, here's yer stuff,' announced Sheehan jovially as a tray of bottles, and glasses was wheeled into the room. `Good old rye, an' as fiery as ya kin find anyw'eres in Chi'" ["Ну вот и ваша выпивка", - жизнерадостно провозгласил Шиэн, вкатывая в комнату тележку с бутылками и стаканами. - "Старая добрая рожь - крепче во всем Чикаго не найдешь"]. По словам Гальпина в конце рассказа Лавкрафт приписал: "Теперь-то вы будете хорошим?!"
Хотя из слов Лавкрафта следует, что его симпатия к Гальпину проистекала преимущественно из сходства их философских взглядов, Гальпин тоже любил фантастику. Это любовь продолжалась надолго; в своих мемуарах Гальпин отмечает, что в старших классах "пребывал в скоротечной фазе любви к По и потустороннему". Но эта фаза привела к, по крайней мере, двум интересным экспериментам Гальпина в фантастике - стихотворению "Selenaio-Phantasma" ("Консерватор", июль 1918 г.), стилизации под "Немезиду" Лавкрафта, и рассказу "Марш-Мэд: Ночной кошмар" ("Философ", декабрь 1920 г.), написанному под псевдонимом Консул Хастинг.
Хотя любительская журналистика по-прежнему была фокальной точкой мира Лавкрафта, он - вероятно, по настоянию своей матери - начал понемногу покушаться на профессиональную деятельность. Презрение к коммерческому сочинительству мешал ему рассылать свои работы в настоящие журналы, и те немногие из его стихов, которые перепечатал "National Magazine", сперва все же увидели свет в любительских изданиях - и более того, вероятно, не были присланы Лавкрафтом, но отобраны самой редакцией журнала после просмотра любительской прессы. Но если Лавкрафт не был настроен зарабатывать сочинительством, на чем он собирался получать доход? Наследство Уиппла Филлипса, уже подточенное неудачными инвестициями, медленно, но верно таяло; даже Лавкрафт, вероятно, понимал, что он не сможет изображать из себя писателя-джентльмена вечно.
Первое указание на то, что Лавкрафт реально пытался зарабатывать деньги, появляется в письме к Джону Т. Данну (октябрь 1916 г.). Объясняя, почему он не может полностью погрузиться в дела самиздата, Лавкрафт заявляет: "Многие из моих нынешних обязанностей связаны не с ассоциацией, а с литературной службой Симфонии, которая как раз разбирается с большим числом стихов". Это был ревизионный (или "негритянский") сервис с участием Лавкрафта, Энн Тиллери Реншо, которая редактировала самиздатовский журнал "The Symphony") и миссис Дж. Г. Смит, подруги Реншо (хотя и не по ОАЛП) - обе в то время жили в Коффивилле, Миссисипи. Непохоже, чтобы эта служба просуществовала очень долго.
Вот первый намек на то, что Лавкрафт приступил к занятию, которое станет его единственным источником прибыли: литературной обработке. Ему никогда не удасться превратить его в источник постоянного дохода, так как он главным образом будет брать работу у знакомых и крайне редко размещать объявления о своих услугах. Во многих смыслах эта работа была самой пагубной для его творчества: во-первых, по характеру она была слишком близка к писательству, так что часто физически и умственно утомляла его настолько, что у него оставалось сил писать свое; а, во-вторых, очень низкие расценки, которые он запрашивал, и необычное количество усилий, которое вкладывал в некоторые работы, приносили ему намного меньше денег, чем принесла бы сопоставимая работа в другой профессиональной области.
Однако на эту тему почти ничего не слышно до начала 1920 г., когда Лавкрафт замечает "Я только что отошел от форменного `убийцы' [т.е. головной боли], приобретенного работой с половины утра до пополудни над хламом Буша". Это замечание, разумеется, касается самого надоедливого из клиентов Лавкрафта, преп. Дэвида Ван Буша (1882-1959), проповедника, разъездного лектора, популярного психолога и якобы поэта, который будет отравлять существование Лавкрафта на протяжении нескольких лет. В новостном разделе "United Amateur" за май 1922 г. Лавкрафт характеризует его следующим образом:
Др. Дэвид В. Буш, представленный в 1916 г. Эндрю Френсисом Локхартом, в этом году снова присоединился к Союзу и отмечает прогресс, достигнутый за последнее время. В настоящее время др. Буш выступает с лекциями по психологии в крупных городах страны, повсюду собирая беспрецедентные толпы. Он - автор нескольких изданных книг стихов и прозы (последняя преимущественно психологического характера), вознагражденных феноменально высокими продажами.
Явно "дутая реклама", которая, однако, сообщает нам несколько важных вещей. Во-первых, очевидно, что Лавкрафт вошел в контакт с Бушем через свои знакомства в самиздате. В письме Буша (28 февраля 1917 г.) в литературную службу Симфония запрашивается информация о "расценках за вычитку м-ром Лавкрафтом 38 страниц стихов". Так как основную работу на Буша Лавкрафт выполнял немного позднее, она будет в больших подробностях обсуждаться ниже.
В августе 1919 г. Лавкрафт и Морис У. Мо объявляют о создании "нового профессионального литературного товарищества": ради литературной поденщины. В письме к Кляйнеру Лавкрафт обрисовывает план:
Мо давно убеждал меня покуситься на профессионализм, но я отказывался на основании несовременности своих вкусов. Однако сейчас Мо предложил план соавторства, в котором его современные свойства соединятся с моими старомодными. Я должен буду писать материалы - преимущественно художественные - поскольку более плодовит на сюжеты; тогда как он - переделывать их в соответствии со вкусами рынками, поскольку он лучше знаком с современными требованиями. Он также возьмет на себя всю деловую часть; ведь я не выношу торгашества. Затем, ЕСЛИ он сможет "попасть" в прибыльное издание, мы "уполовиним" плоды победы.
Псевдоним, под которым мы выставим наше совместное творчество на продажу, составлен из наших полных имен: Горас Филтер Мокрафт.
Все это звучит очень занятно, и Лавкрафт, несомненно, рассматривал этот план как забаву; но дело кончилось ничем и, скорее всего, они с Мо в действительности так и не попытались воплотить этот план в жизнь. Позже он будет презирать идею сочинительства для нужд рынка, и одним из столпов его эстетической теории станет потребность в "самовыражения" без всякой оглядки на аудиторию. Соавторство также откажется для Лавкрафта невероятно трудным, так как он со своими соавторами ни разу не сможет сплавить свои идеи в удовлетворительную амальгаму. Одно из величайших достоинств Лавкрафта в том, что не снизошел до поденщины даже перед лицом надвигающейся нищеты: как он горько писал в 1924 г., "Творчество, в конце концов, квинтэссенция всего, что осталось в моей жизни, и если способность или возможность сочинять пропадет, у меня больше не будет ни причин, ни настроения терпеть дурную шутку существования".
Что происходило в семье Лавкрафта в то время? Мы уже знаем, что Лилиан после смерти своего мужа Франклина Чейза Кларка в 1915 г. проживала в Провиденсе на съемных квартирах. Судя по рассказу У. Пола Кука о своем визите к Лавкрафту в 1917 г. ясно, что она значительное время проводила со своей сестрой и племянником. Энни, после разъезда (по неизвестной причине) с Эдвардом Ф. Гэмвеллом и и смерти своего сына Филлипса в конце 1916 г., уехала из Кембриджа и, вероятно, жила в Провиденсе со своим братом Эдвином. Смерть Эдвина Э. Филлипса 14 ноября 1918 г. в сохранившейся корре