тем, всего год спустя, в "National Amateur" за январь 1922 г.) за своей собственной подписью, подразумевает, что, по крайней мере, на момент написания он был готов признать и этот рассказ, и выраженное в нем мнение своими собственными.
Совсем иначе дело обстоит с "Карающим Роком над Сарнатом" ("The Doom That Came to Sarnath"), следующим дансенианским рассказом Лавкрафта, написанным 3 декабря 1919 г. С философской точки зрения этот рассказ менее интересен, чем "Белый Корабль", но и он - нечто большее, чем простая стилизация. В нем повествуется о стране Мнар, где "десять тысяч лет назад" близ обширного тихого озера стоял каменный город Иб. Иб был населен "существами, не слишком приятными на вид": они были "зеленоватого оттенка - подобно озеру и туманам, поднимавшимся над ним... у них были вытаращенные глаза, отвислые выпяченные губы и уши причудливой формы. И были они безголосы". Много веков спустя новый народ пришел в Мнар и основал город Сарнат; то были первые люди в здешних краях, "темнокожие пастухи со своими кучерявыми стадами". Они возненавидели жителей Иба и уничтожили город вместе со всеми его обитателями, сохранив лишь "идола, вырезанного из камня цвета озерной воды и схожего с Бокругом, водяной ящерицей". После этого Сарнат достиг великого процветания, став "чудом из чудес и гордостью всего человечества". Каждый год в нем праздновали разрушение Иба, и в тысячный раз этот праздник должен был проходить с исключительной пышностью. Но во время торжеств Сарнат вдруг был наводнен "ордой неописуемых безмолвных тварей с зеленой кожей, вытаращенными глазами, отвислыми выпяченными губами и ушами причудливой формы". Сарнат погибает.
Эта довольно простая история о мести внешне всем обязана Дансени. Лавкрафт полагал, что придумал название "Сарнат" самостоятельно, но признавал, что позже обнаружил его в одном рассказе Дансени; впрочем, это неважно. Сарнат - также и реальный город в Индии, но Лавкрафт мог об этом и не знать. Зеленый идол Бокруга напоминает о зеленых нефритовых богах из великолепной пьесы Дансени "Боги горы" (из "Пяти пьес"). Упоминание о трона, "сработанного из цельного куска слоновой кости - хотя никто из живущих не ведал, откуда мог взяться столь громадный кусок", - эхо знаменитого пассажа из "Ленивых дней на Янне" (специально отмеченного Лавкрафтом в "Сверхъестественном ужасе в литературе") о вратах из слоновой кости, "вырезанных из единого цельного куска!" Стиль "Карающего рока над Сарнатом" также внешне напоминает стиль Дансени, хотя в действительности лишь обнаруживает, до какой степени Лавкрафт (подобно многим другим подражателям) не понимал истинные причины действенности поэтичного стиля Дансени. Описание Сарната позволяет Лавкрафту дать волю пышному, прихотливому стилю, который, в сущности, совершенно не дансенианский:
Бесчислены были колонны дворцов - все из разноцветного мрамора - высеченные в формах непередаваемой красоты. И в большинстве дворцов полы были мозаиками из бериллов, и ляпис-лазури, и сардоникса, и карбунукулов и прочих отборных каменьев, да выложенными так, что зрителю начинало казаться, что он ступает по полю редчайших цветов.
Лавкрафт, видимо, так никогда и не понял, что наиболее потрясающего эффекта Дансени добивался не с помощью причудливой вязи слов, подобной этой - она больше напоминает волшебные сказки Оскара Уайльда - но посредством поразительно мощных метафор. Взгляните на дон-кихотовский подвиг короля Карнита Зо и его армии, взявших в осаду само Время:
Но стоило ногам авангарда коснуться края холма, как Время швырнуло против них пять лет - и года пролетели над их головами, а армия по-прежнему шла вперед, армия постаревших людей. Но склон казался круче Королю и каждому в его армии, и они дышали тяжелее. И Время призвало еще больше годов, и один за другим швыряло их в Карнита Зо и его воинов. И колени армии костенели, а бороды росли и седели...
Лавкрафт в своих подражаниях Дансени почти никогда не прибегал к подобным вещам.
Но у "Карающего рока над Сарнатом" есть иные достоинства. Как ни проста его мораль, легко заметить, что Лавкрафт изображает гибель Сарната, как вполне заслуженное наказание за расовую ненависть его жителей к обитателям Иба и их алчность. К тому же со временем Сарнат становится все более искусственным в своем облике, подражая миру природы, но по сути отвергая его. У каждого дома в Сарнате было "хрустальное озерцо", имитирующее реальное "обширное тихое озеро", которое скрывало развалины Иба. Сады Сарната бросали вызов временам года: "Летом сады охлаждались свежим благоуханным бризом, искусно навеваемым опахалами, а зимой прогревались спрятанными очагами, так что в садах этих всегда царила весна". Внешне все это описано с интонацией восхваления (или, по крайней мере, изумления), но на деле именно непомерное богатство Сарната, здешняя иррациональная неприязнь к Ибу и порочная религия, основанная на ненависти, и навлекли на город злой рок.
"Карающий рок над Сарнатом" впервые появляется в шотландском любительном журнале "The Scot" (под редакцией Гэвина Т. Мак-Колла) в июне 1920 г. Мак-Колл из Данди в то время был единственным шотландцем среди членов ОАЛП. Несомненно, Лавкрафт всячески старался пощрять активность самиздата и за Атлантическим океаном.
"Ужасного старика" [The Terrible Old Man] (написанного 28 января 1920 г.), как правило, не считают дансенианским рассказом, и, действительно, это ни в коей мере не история, происходящая в неком вымышленном царстве. Здесь мы явно находимся в Новой Англии, но, тем не менее, рассказ, вероятно, связан с некоторыми работами Дансени. Начинается он довольно неуклюже:
Именно Анджело Риччи, Джо Чанеку и Мануэлю Сильве принадлежала затея нанести визит Ужасному Cтарику. Этот старик живет один-одинешенек в обветшалом доме на приморской Водяной улице, и его считают невероятно богатым и не менее дряхлым, что составляет сочетание, невероятно привлекательное для людей той почтенной профессии, которой посвятили себя господа Риччи, Чанек и Сильва и которую обычно попросту именуют грабежом.
Ужасный Старик живет в Кингспорте, городке, расположенном где-то в Новой Англии. В "далекие дни своей незапамятной юности" он был морским капитаном и, похоже, собрал немало старинного испанского золота и серебра. С возрастом он стал очень эксцентричен, проводя целые часы в разговорах с шеренгой бутылок, внутри которых на нитках были подвешены кусочки свинца. В ночь запланированного ограбления Риччи и Сильва забираются в дом Ужасного Старика, а Чанек ждет их снаружи. Из дома слышатся крики, однако два грабителя так и не показываются; и Чанек задумывается, ни пришлось ли его коллегам убить старика и не перерывают ли они сейчас его дом в поисках сокровищ. Но затем в дверях показывается сам Ужасный Старик, "опирающийся на свою узловатую трость и отвратительно ухмыляющийся". Позднее прилив выносит на берег три искалеченных до неузнаваемости тела.
Тяжеловесный сарказм, с которым изложен сюжет, напоминает рассказы из "Книги Чудес", которые аналогичным образом с наигранной серьезностью повествуют о попытках грабежа, которые, как правило, плохо кончаются для злоумышленников; в частности, "Предполагаемое приключение трех литераторов" сюжетом потрясающе похоже на рассказ Лавкрафта.
Возможно, единственное, что интересно в "Ужасном Старике", - его место действия. Не совсем ясно, где находится мифический городок Кингспорт; лишь позднее, в "Празднике" (1923), он был "помещен" в Массачусетс и отожествлен с городком Марблхед. Здесь лишь указано, что три данных грабителя "были не кингспортских кровей; они принадлежали к тому новому разношерстному племени чужаков, чья жизнь проходит за пределами зачарованного круга привычек и традиций Новой Англии".
Само это замечание выводит на первый план тему расизма в данном рассказе. Замечание, определенно, двусмысленно - его можно рассматривать, и как сатиру на замкнутость общества новоанглийских янки, и как нападки на иностранцев - однако его расистский подтекст нельзя игнорировать. Риччи, Чанек и Сильва представляют одно из этнических меньшинств Провиденса - итальянцев, поляков и португальцев. Едва ли следует сомневаться, что Лавкрафт получил некоторое удовольствие, живописуя расправу с этими тремя преступниками.
"Ужасный Старик" - самый короткий из страшных рассказов Лавкрафта (за исключением его стихов в прозе) и - вопреки попытке одного современного критика прочесть его в мифологическом и психоаналитическом ключе - на самом деле ничего особенного из себя не представляет. Он впервые увидел свет в "Tryout" С.У. Смита за июль 1921 г.
Следующий из "дансенианских" рассказов Лавкрафта - "Дерево" [The Tree], написанное где-то в первой половине 1920 г.: в хронологиях произведений Лавкрафта его традиционно ставят после "Ужасного Старика" (28 января) и до "Кошек Ультара" (15 июня). Рассказ описывает состязание, устроенное "тираном Сиракуз" между двумя великими скульпторами, Калосом и Мусидом; они должны высечь для тирана статую богини Тихе. Эти скульпторы - близкие друзья, но ведут разную жизнь: пока Мусид "кутил по ночам в веселых домах Тегеи", Калос предавался дома тихим размышлениям. Они приступают к работе над своими статуями, но здоровье Калоса постепенно ухудшается, и, вопреки непрестанной заботе Мусида, он умирает. Мусид по умолчанию выигрывает конкурс, но вместе со своей статуей погибает, когда на его дом внезапно обрушивается странное оливковое дерево, выросшее на могиле Калоса.
В рассказе явно намекается на то, что Мусид, при всей своей мнимой преданности другу, отравил Калоса и сам стал жертвой сверхъестественного мщения. Именно это Лавкрафт и пишет, когда рассказ в следующем году обсуждается в Транс-атлантическом Сплетнике:
Касательно "Дерева" - м-р Браун находит развязку недостаточной, но я сомневаюсь, может ли рассказ такого типа иметь более очевидную разгадку. Искомый кульминационный эффект - всего лишь подчеркивание (равное первому прямому намеку) того факта, что нечто таится за простыми событиями рассказа; что растущее подозрение, что Мусид злодей, а Калос посмертно ему отомстил, имеет основание. Провозглашается то, что до сего момента вызывало сомнения - показывается, что деяния Природы не обмануты человеческим лицемерием и зрят нечестивость под маской внешней добр