А пустой и холодный ветер
Без спроса и надобности приносит
Побелевшие сухие листья,
Неживые совсем, как кости
Павших в степи животных.
И ты всматриваешься в сломы
Шуршащей листвы, и невольно
Ежишься в мысли о скорой
Зиме А ветер сметает
Остатки нехитрой жизни
В канаву к мусорной куче.
А вот и свисток подходящей
Электрички Неумолимой,
Как восставшая древняя богиня.
С лицом, покрытым забралом.
Куда она влечет тебя, зачем
Ты садишься в пустой вагон?
Чтобы встретить вечность, смерть?
Чтобы выйти через пару минут
В следующую ненужную жизнь?
В ненужное повторение себя?
И твою память уносит порыв
Ветра и мешает с листвой.
Ты снова сидишь на крыльце.
Ты ли? Мимо пробегает пес
И вихрится осенний сор.
Что случилось-то? Да ничего.
Ты зябко ежишься на ветру.
Полустанок Зяблики пуст.
Электричка ушла без тебя
Ничего не произошло.
«Я сегодня сидел с друзьями…»
Я сегодня сидел с друзьями
В каком-то неважно каком баре.
В котором было все как обычно.
Бутылки там, кирпичные стены,
Накурено, тусклые лампы,
Пустая ненужная музыка.
А еще телевизор под потолком,
Показывающий всякую чушь.
Да, и в этом вот телевизоре,
После двух сотен водки и пива,
Продираясь сквозь гомон друзей,
Я увидел, или нет, я услышал –
То было не горловое пение алтайца,
И не рокот накатившей грозы, –
Я почувствовал кручение, гудение
Мотора в заводском цеху.
Знаете, как в советское время
Бодро показывали передовиков.
А за спинами честно работали
Ни в чем не повинные моторы.
Так вот, этот электрический мотор,
Он был зеленый, и в то же время синий.
Я извиняюсь, конечно, если что.
Может, я был уже сильно пьян,
До посинения, до позеленения.
Но мне до великого внутреннего зуда
Захотелось быть, и еще раз быть
Этим самым сине-зеленым мотором.
Чтобы горячо закрутилось в груди
И загудело глубоко в горле.
Чтобы молекулы воздуха и пузыри
Изумленных ангельских взглядов
Застыли на миг, а затем подхватились,
Закружились вокруг меня вихрем
И увлекли меня за собою вверх,
Сквозь тучи к небесному огню.
А потом бросили не щадя вниз,
В череду человеческих волн,
Что на улицах и на площадях.
И я бы собрал, намотал на себя
Вдохи, выдохи, и шорохи,
Шаги, волнения, и немоту,
И вороха нервов, и биения
Запыленных, зашумленных сердец.
И чтобы кручение мотора иглой
Вошло в средоточие судеб,
Которых вокруг как стертых монет,
Разбросанных на тротуаре.
Но тяжело механизму, и вал увяз
В застывшей послеобеденной смоле.
Не прокручивается И тянет ко сну.
И тянет конкретно выпить еще.
А пьем-то за что? Да нет, я не сплю.
За жизнь? Да слушаю я, все слышу.
Я понимаю, что такое жизнь.
Это такое горячее кручение, гудение.
Это такое прикосновение и трение
О чужие сердца, которые уже и свои.
Да сказал же я вам, что не сплю! Я
Сейчас вот выпью еще, чтобы
Доказать вам, показать вам, что
Мотор, он работает, он втягивает в себя
Все несложенное, невыжитое, несбывшееся.
Ведь жизнь, ее нужно проговорить, продышать
Сполна, за других, за многих, за вас,
За тысячу лет до – и за тысячу после.
…Но как же тихо стало вокруг.
Это звезды расправили крылья.
Нет ни стен, ни людей, ни
Страха Только ночь и свет.
Ну же, звезды, поднимите меня
К небу, к Божьим очам.