И плоть обращается в пыль
И кости гладит ковыль
И мои мысли уходят вниз
А мое имя улетает вверх
И смешна становится воля
И колечками дыма душа
Тает в воздухе не спеша
Необычен мне этот покой
Просто я очень сильно устал
Отдохну здесь тысячу лет
Утра светлого обожду
Поднимусь и дальше пойду
«В моих ногах правда. Я толкаю планету…»
В моих ногах правда Я толкаю планету
Чтобы она вращалась быстрее, что ли
Бывает, остановиться хуже, чем умереть
Выронишь дыхание, как единственное слово
Как камень или сердце Как детское право
Не различать правое и левое Кстати,
Детская беготня – это то, что надо
Нужно протопать, пробегать, проверить
Землю, по которой мы ходим по жизни
И на руке есть ладонь А на спине тяжесть
На лице есть лоб И в глазах смысл
И пятка пятится, и стопа ступает
Но как назвать то, что касается трав?
Ах да, босыми по травам ходят девы
Нежность встречает другую нежность
А если попробовать выйти из штампа,
Стянуть сапоги и размотать портянки,
Опустить очумелые ноги в ручей?
Дальше все скажет вода Ты молчи
И просто внимай ее детскому говору
И сердце сожмется от холода в камень
И выдох станет единственным словом,
Которое не даст остановиться и умереть
Которое не даст тебе выронить дыхание
И пусть твои ноги наберутся правды
Потому что без этого не сдвинуть планету
Без этого не шагнуть ни вправо, ни влево
Трав касается правда, которая в ногах
«Подойди же сюда…»
Подойди же сюда
Потрогай кору сосны
Ощутила тепло ответа?
Прикоснись к стволу лицом
Не бойся, не будет царапин
Слышишь дыхание дерева?
Обними его крепко Чувствуешь
Токи древесной жизни?
Так смелей превращайся в белку!
Ну же, не бойся Цепкие когти
Не позволят тебе упасть
И заметь, высота уже не страшна
А роскошный хвост, согласись,
Придает уверенность полета
Я знаю, ты не можешь ответить
Не нужно! Слова мешают прыжку
Будь молчаливой и чуткой –
И сосна откроет тебе свой смысл
Будет беречь тебя, как свою дочь
Но зачем ты спустилась? Не пытайся
Объяснить, что ты хочешь назад
Здесь нет никого
«Сегодня я радугу склеил из папиросной бумаги…»
Сегодня я радугу склеил из папиросной бумаги
Красное переходит в оранжевое, потом в желтое
А в зеленом сидит, затаившись, пугливый фазан
И сжимая охотничий лук, что сделан из стержня
Для шариковой ручки, я осторожно ступаю
На зыбкий бумажный путь Не спугнуть бы птицу
Не свалиться бы вниз Я давно не ходил по бумаге
А радуга вся трепещет И земля все ниже
И небо все ближе Гудит на ветру тетива
Из крепкой швейной нити И прыгает сердце
И я заправляю стрелу, что взята из прутьев веника
Миг – и смерть поспешит к желанной добыче
Но взмахивают крылья и смерть пролетает мимо
Или нет? Оступившись, я взмахиваю руками и падаю
И солнце стынет в глазах Каждый охотник
Желает знать, где сидит фазан И каждый
Ходящий по радуге должен знать полную цену
Таким прогулкам Впрочем, на этот раз мне везет
Радуга из бумаги, и охотник – на детской картинке
Все целится, целится в нарисованную радужную птицу
В птицу-солнце
«Ветры дуют в разные стороны…»
Ветры дуют в разные стороны
Вот жил Бетховен, повелитель огня
Потом жил Ницше, повелитель усов
А теперь живешь ты, повелитель меня
И ты мне звонишь и днем и ночью,
Ты не даешь мне ни есть, ни спать
Ты грузишь меня теорией канареек
И астроэтимологией глагола «летать»
У меня скрипят зубы и ноют суставы,
Голова как бубен и речь скудна
Я бросаюсь с утеса в глубокое море –
Ты поднимаешься ко мне со дна
И ты достал меня до костного мозга
Я уже готов согласиться с тобой,
Что дважды два – это семь с половиной,
И хвост держит кота трубой
Но если завтра ты улетишь на метле,
Мне будет отчаянно тебя не хватать
Я нарисую себя на оконном стекле
И вдруг растаю, тебе под стать
«Улыбчивая поливальная машина…»
Улыбчивая поливальная машина,
Похожая на божию коровку,
Проползает по заспанным улицам
Окропляет их живой водой
А вокруг попрыгивают голуби
И машина выезжает за город
Ей кротко радуются одуванчики
И радуга опускается к земле
И машина заезжает на радугу
Отмывает ее от пыли-грязи
И на шум слетаются ангелы,
Похожие на белых лебедей
А из машины выходит Бог наш
Он одет в потертые джинсы
И немного похож на Леннона,
С электрогитарой в руках
Он расправляет лучистые плечи,
И прохаживаясь вольно по радуге,
Смотрит васильковыми глазами
И играет, поет рок-н-рол
А на земле красивые девы,
Завязывающие в снопы сено,
Расправляют соломенные косы
И слушают песню с небес
И все хорошо
«Здравствуй, земля!…»
Здравствуй, земля!
Когда я был совсем маленьким,
То в попытках научиться ходить
Я падал на твою песчаную голову
И валился тебе за шиворот
Это было смешно и щекотно
Потом я подрос и пунктиром чертил
На твоей каменистой спине
Траектории догоняшек и пряток
Юношей в ожидании воздушной особы
Я топтался привязанным бычком
По твоим асфальтированным бокам
Возмужав, я бросал города и плутал
В зарослях твоих томящих ложбин
Проваливаясь по колено, бродил
По протокам заповедного лона
Здравствуй, земля!
В попытках научиться жить
Я выдохнул лишний воздух
И приобрел лишний вес
Я укатываю твои холмистые плечи
Колесами трудов и забот
Я по-хозяйски грузно усаживаюсь
На твою многотравную грудь
А в это время народившиеся малыши
Валятся на твою песчаную голову
И падают щекотно за шиворот
В попытках научиться ходить
Здравствуй, земля!
Мне тяжело это говорить
Каждый мой вынужденный шаг по тебе
Отзывается болью усталого тела
Но, знаешь, боль естественна как дыхание
Она необходимое ощущение жизни
И ее достаточное доказательство
Вопреки смерти
Впрочем, здравствуй, земля!
Представь, я в твоем добром чреве!
Твои трудолюбивые слуги черви
Что-то неутомимо выискивают во мне
Это смешно и щекотно
И боль ушла
«Холод подоконника. Слепая луна…»
Холод подоконника Слепая луна
В оконное тычется стекло
Вздох сквозняка Хмельная луна
Качается под потолком
Скрип половиц Больная луна
В бумажных стучит висках
И тревога встает как стена
И ложится простыней страх
И я, слепой, хмельной, больной,
Забираюсь под одеяло с головой
Лишь бы скорее заснуть
Заспать эту лунную муть
«Помнишь, как в детстве ты катался на карусели…»
Помнишь, как в детстве ты катался на карусели
На крылатых деревянных лошадках?
Нехитро раскрашенные солнечные существа
С неправильными добрыми глазами и неловко
Вырезанными почти человеческими улыбками
Принимали на свои разноцветные спинки
Само волнение, само предвкушение
Восторга и счастья – тебя А хромой
И хмурый с похмелья мужик-работник
Тянул за рычаг, словно бы зачинал
Само мироздание, и электромотор
В недрах напрягшейся карусели
Взвывал как великий шаман и вращал
Весь мир вокруг нас И сердце спутником
Рвалось на орбиту А из телевизоров
Рвалось черно-белое торжество побед,
И диктор говорил и показывал Москву,
Потому что наш, наш советский человек
Первым вышел в открытый космос,
В чужой и холодный, и его покорил
А тормоза карусели скрипели и пели
И пять минут волшебного путешествия,
Пять минут открытого космоса
Улетали как птицы И мир застывал
А ты на нетвердых ногах опускался
На непривычную круглую землю
…Недавно я снова оказался там,
В городе детства, и в заросшем парке
Набрел ненароком на ту карусель
Вокруг ни души Краска на лошадях
Облупилась и давно забыла свой цвет
Корявый и хмурый мужик умер
Шаманский мотор насквозь проржавел
Прогнившие доски ввалились внутрь
Лошадки ослепли Но они были живы
Я это чувствовал И немного похожий
На идиота, я отбросил бутылку
И залез на одну из лошадок, ставшую
Маленькой и смешной Ну, поехали!
И что-то протяжно и тоскливо гуднуло
Внутри состарившейся карусели, и мир
Нехотя сдвинулся с места Как?
Почему? И снова на пять минут?
Но что-то не так! Я отчетливо вижу,
Как недобро, по-чужому скалятся лошади
Что же не так? Мне не следовало тревожить
Застарелый, заржавелый покой? А скрежет
И вой механизма, верно, способен поднять
Всех мертвых в округе Господи, да ведь я не один!
Вон слева кружит моя добрая бабушка, но она
Давно, давно умерла А рядом мой умерший брат!
А кругом теснятся другие какие-то добрые люди!
И лошади скалят деревянные зубы, и пена
Рвется и летит мне в лицо, и улыбки,
Что меня окружают, уж слишком остры,