В последних флорентийских Мадоннах Леонардо приближается к более зрелой концепции пространственности и движения. Это новая свобода живописного языка, достигнутая благодаря развитию графической техники проработки рисунка пером и тушью, а зачастую и акварелью.
Так называемая «Мадонна Бенуа» является частью этой эволюции форм и идей, о чем свидетельствуют многочисленные наброски к другим, так и не написанным Мадоннам. До сих пор неясно, была ли эта картина начата во Флоренции и завершена в Милане или же осталась во Флоренции, о чем, похоже, свидетельствует ее влияние на аналогичные работы Лоренцо ди Креди и Филиппино Липпи.
Как и в «Мадонне с гвоздикой», улыбающаяся Богородица протягивает младенцу два цветка крестоцвета, а младенец задумчиво смотрит на них, не понимая, брать или нет. Вероятно, эти небольшие цветочки с белыми лепестками в форме креста – еще один символ Страстей. В окне сверху справа видно чистое голубое небо. На платье Богородицы та же застежка с хрустальным кабошоном, предстающим зеркалом невидимого нам мира[142].
Что касается весьма любопытной «Мадонны с котом», то ее картон или живописный вариант утрачены (если вообще когда-либо существовали), однако сохранились яркие подготовительные рисунки с преобладанием динамики движений кота по отношению к младенцу, lusus[143] с которым призвана облегчить серьезность и значительность традиционного сюжета[144]. Сам же кот легко может перевоплотиться в другого ребенка, чуть постарше Иисуса: юного Иоанна Крестителя, также временами возникающего среди набросков[145]. Одно можно сказать наверняка: и ребенок, и кот во всех этих работах явно живы-здоровы, то есть изображены с натуры, возможно, в Кампо-Дзеппи, в гостях у Катерины и сестер. Кот не желает позировать, ему не сидится на месте, он всеми силами пытается вырваться из цепких объятий младенца, чтобы избежать мучений, которым тот его подвергает.
Кот, изображенный рядом с собакой на прекрасном рисунке серебряным карандашом[146], – лишь первый из множества четвероногих и крылатых друзей, прелестных маленьких созданий в творчестве Леонардо, символов его безмерной любви ко всем земным тварям. С годами предпочтение, разумеется, будет отдано лошадям и птицам, олицетворениям силы и свободы. По словам Вазари, проходя через рынок, где торговали птицами, Леонардо не раздумывая уплачивал запрошенную их хозяевами цену, открывал клетки и выпускал пленниц в небо.
Впрочем, возвращение во Флоренцию не означает для Леонардо возвращения к Верроккьо. На процессе по делу о содомии имя учителя также фигурировало в документах, поскольку ученик по-прежнему проживал с ним. Однако теперь его присутствие нежелательно, а сама мастерская оставлена Верроккьо на попечение верного Лоренцо ди Креди.
Чтобы снова взяться за работу над своими «Мадоннами», Леонардо приходится завести собственную небольшую мастерскую и нескольких юных помощников.
Столь желанная независимость наконец-то становится реальностью. Вот только выбор помощников поначалу оказывается не слишком удачным, поскольку один из них немедленно впутывает художника в неприятности.
4 февраля 1479 года синьор Болоньи пишет Лоренцо Великолепному, сообщая новости по делу некоего «Пауло де Леонардо», высланного из Флоренции в Болонью за «беспутную жизнь» и в итоге на шесть месяцев заключенного в тюрьму: «Пауло де Леонардо де Винчи да Фьоренце, некоторое время назад за беспутную свою жизнь высланный сюда из Флоренции для исправления и избавления от дурного общества, согласно письму Вашей Милости помещен в темницу, где провел шесть месяцев»[147]. И теперь Джованни II Бентивольо просит о помиловании и отмене изгнания, очевидно в связи с прошением осужденного, который продемонстрировал хорошее поведение и вернулся к своему основному занятию, художественной инкрустации.
Сомнений в идентификации прозвище «Пауло де Леонардо де Винчи да Фьоренце», похоже, не вызывает: речь явно идет об одном из слуг или помощников Леонардо. Скорее всего, тот оказался замешан в очередном скандале с содомией и, чтобы спастись, вынужден был перебраться в Болонью, поскольку во Флоренции его, никоим образом не защищенного, однозначно ждал показательный приговор. Что касается самого Леонардо, он тоже решает на пару месяцев сменить обстановку и уезжает, так и не доделав Мадонн.
20У ног повешенного
Колле-ди-Валь-д’Эльса и Флоренция, ноябрь–декабрь 1479 года
Тот, кому знакомо инженерное дело, во время войны без работы не сидит. Война между тем в самом разгаре, враг у ворот. Флоренции угрожает Лига во главе с папой Сикстом IV и королем Неаполя.
Войска Лиги под предводительством Федерико да Монтефельтро окружают Колле-ди-Валь-д’Эльса. 15 ноября 1479 года, после семи месяцев осады и разрушения стены 1024 ядрами, укрепленная цитадель сдается.
Решающее значение в бою приобретает то, что и по сей день делает войну «грязной» и постыдной: огнестрельное оружие, в особенности бомбарды. Не зря в стане врага, на службе у Федерико, один из крупнейших знатоков новых военных технологий, сиенский инженер Франческо ди Джорджо Мартини.
Не исключено, что Леонардо тоже находится в Колле, только на другой стороне: укрепляет стены и бастионы вместе с двумя флорентийскими инженерами и архитекторами, не один год создававшими хитроумные машины для праздников и массовых зрелищ, – Франческо ди Джованни, известным как Франчоне, то есть Франческо-большой, и его учеником Франческо д’Анджело по прозвищу Чекка, Сорока. Леонардо знает обоих по работе в Палаццо делла Синьория и, вероятно, уже летом отправляется с ними в Колле, где, впервые непосредственно окунувшись в гущу войны, наблюдает в действии новое устрашающее оружие.
Тогда же, воспользовавшись случаем, он учится делать бомбарды. Для ученика Верроккьо, видевшего процесс создания бронзовых статуй, вопрос, как явствует из рисунков того времени[148], состоит лишь в практическом применении имеющихся навыков, от подготовки форм до собственно отливки.
Другие рисунки посвящены сборке и транспортировке стенобитных орудий и бомбард, самоходным повозкам, многоствольной артиллерии, сборным мостам, оборонительным укреплениям стен, сложным соединениям деревянных деталей, гидравлическим машинам – в общем, всему тому, чему его могли научить только Франчоне и Чекка[149].
На одном из этих листов, наряду с очередным изображением бомбарды, возникают и написанные другой рукой стихотворные строки. Это короткие латинские эпиграммы, сочиненные местным поэтом-гуманистом Лоренцо Липпи, другом Лоренцо Великолепного и Полициано, ставшим свидетелем осады.
Стихи посвящены чудовищной бомбарде, окрещенной Гибеллиной, при помощи которой Федерико да Монтефельтро разрушил стены Колле. Вначале она предлагает жителям Колле сдаться, открыть ворота и опустить мосты: «Pandite iam portas, miseri, et subducite pontes». Однако осажденные с гордостью отвечают, что каждый из них заменит рухнувшую стену собственной грудью. Завершается диалог предсказанием Гибеллины, что городу все равно придется сдаться, когда вслед за стенами падут и его защитники[150].
Впрочем, взятие Колле знаменует не бесславный конец Флоренции, а лишь завершение войны. 24 ноября заключено перемирие. А 6 декабря Лоренцо Великолепный, проявив смелость и инициативу, в одиночку отправляется в Неаполь, чтобы попробовать договориться со своим злейшим врагом, королем Фердинандом Арагонским. И это ему удается. Флоренция спасена.
Чтобы сблизиться с Медичи, Леонардо пытается придумывать подходящие аллегории для медалей и памятных картин. Скажем, Фортуна с трубящим путто на руках, спустившись с небес, останавливает Смерть, которая, оседлав Зависть и Неблагодарность, тянет горящий факел к лавровому деревцу, а за ее спиной жмутся Невежество и Гордыня. Или та же Фортуна щитом, с которого возносится Слава, сбивает пламя, охватившее древо и картуш со вздыбленным геральдическим грифоном – гербом Браччо Мартелли, одного из самых верных сторонников Лоренцо, его помощника в усмирении города после заговора Пацци. Похоже, и в нем Леонардо видит возможного покровителя[151].
Художник снова возвращается во Флоренцию. И как раз вовремя, чтобы стать свидетелем очередного спектакля в театре жестокости, затмившей разум его современникам, – казни последнего из заговорщиков, до сих пор скрывавшегося от флорентийского правосудия: Бернардо ди Бандино Барончелли, того, кто нанес Джулиано Медичи решающий удар.
Однако его полный приключений побег через все Средиземноморье прервал безжалостный мститель Лоренцо, по приказу которого Барончелли в июне был схвачен в Константинополе и, благодаря налаженным связям Медичи с турками, немедленно выдан.
Бернардо, доставленного во Флоренцию в цепях 23 декабря, поспешно предают суду и уже 29-го, за два часа до рассвета, вешают из окна Палаццо дель капитано, всего в паре шагов от Синьории, не позволив даже сменить турецкое платье, которое он носил на Востоке и в котором совершил свое последнее путешествие. Казнят в чем есть.
Стоя под окном Палаццо в этот предрассветный час на исходе года, Леонардо глядит на чулки и сапожки Бернардо, качающегося на холодном ветру.
Потом достает «книжечку» и принимается набрасывать «портрет повешенного», а после, чтобы не забыть ни единой детали, описывает и цвета экзотических одежд. Вернувшись домой, он переносит все это на чистый лист, сперва шунгитом, потом пером и тушью, тщательно, словно дотошный нотариус, составляя к этой фотографии