допроводы, далее – наземные и водные пути сообщения, дороги и каналы, лавки и производственные помещения; еще выше – сады и жилые массивы, предназначенные для благородного сословия.
Многие из этих идей, похоже, относятся к Виджевано – небольшому городку, занимающему стратегическое положение на берегу реки Тичино, который Моро мечтает превратить в идеальный город. Река обеспечит чистоту подземных каналов и канализационной системы, а система водоснабжения будет подпитана сетью подземных водоводов в черте города и ирригационными каналами на прилегающей территории[215].
Разумеется, придется сперва донести эти мысли до герцога и убедить его в их эффективности. В бумагах Леонардо продолжают копиться черновики писем, хотя мы не знаем, были ли они отправлены и получены. Там же, записанная канчеллереской в общепринятом начертании, обнаруживается и шапка подобных обращений, которую надлежит копировать в официальной переписке: «Ill.mo et ex.mo[216]/ Моему пр-му синьору Лодовико / герцогу Бари / Леонардо да Винчи / флорентиец и т. д. / Леонардо»[217].
Среди всех этих черновиков отличается проработанностью проект, связанный с переустройством Милана.
Поскольку поблизости от города нет большой реки вроде Тичино, проект в целом основан на системе каналов, содержание которой должно обеспечиваться путем привлечения к пользованию доходами представителей частного капитала: «Здесь, синьор мой, есть множество людей благородного происхождения, которые поделят эти расходы между собой, если позволить им получать доход от водопровода, мельницы и пользования каналом. А когда они возместят свои затраты, то уступят канал Мартиджана вам»[218].
На другом листе Леонардо рисует сангиной план Милана со всеми его воротами и водными артериями, а рядом записывает две эффектные фразы, которые могли бы тронуть герцога, пообещав ему то, чего любой государь желает более всего прочего: покорность подданных и славу, добытую притом без каких-либо усилий: «Дайте мне только власть, и безо всяких усилий с вашей стороны все земли подчинятся своему вождю <…> / И слава его пребудет вечно среди жителей города, который он построил или расширил».
Затем, упомянув о каналах и необходимости содержать их в чистоте, он переходит к разговору о политике. Почему люди сохраняют верность и покорность своим синьорам? «По двум причинам: либо по крови, либо по кровному владению», то есть по прямому родству с властями предержащими, либо за счет твердых гарантий владения товарами и доходами для подданных и их потомков. За счет роскошных новых домов город расширится, станет просторнее, заодно устранив и чрезмерную скученность «бедноты», причину эпидемий: «Вы рассредоточите многие скопления людей, что, теснясь, подобно козам, друг у друга на головах, наполняют все смрадом и становятся семенем смертельной чумы». А сам проект впоследствии можно было бы распространить и на другие города герцогства, например Лоди.
Разумеется, в этом идеальном городе, чистом и сияющем, где, кажется, каждой вещи отведено свое место, никого особенно не волнуют судьба и функции низших классов, «бедноты». В своем хладнокровном реализме Леонардо представляет сеть властных отношений такой, какова она есть на самом деле: структурой пирамидальной и элитарной[219].
5Тибуриум собора
Милан, 1487–1490 годы
В 1487 году, возможно по протекции герцога, Леонардо наконец удается найти более-менее стабильную работу с постоянным жалованьем. Фабрика Миланского собора[220] приглашает его вместе с Бернардино Маджи, плотником из Аббьяте, изготовить деревянную модель будущего тибуриума[221].
8 августа казначей Якопо де Поррис выплачивает «магистру Леонардо, флорентийцу» 8 лир аванса[222]. 28 сентября Бернардино запрашивает остаток своего жалованья[223], приложив к запросу смету, подписанную Леонардо, который 30 сентября получает очередную выплату в размере 8 лир[224], а 11 января 1488 года – еще 40 лир, помимо все тех же восьми, от казначея Ингресто де Озио[225]. В последующие годы, вплоть до 1494-го, жалованье устанавливается на уровне 12 лир в год – верный признак того, что консультации продолжаются[226].
Впервые за несколько лет жизни в Милане Леонардо оказывается вовлечен в серьезное предприятие, не уступающее работам в Санта-Мария-дель-Фьоре, когда Верроккьо и его мастерской было поручено, преодолев все технические проблемы, увенчать фонарь купола Брунеллески медным шаром.
Тибуриум Миланского собора ставит перед ним вопросы более тонкие как с инженерной, так и с эстетической точки зрения. Первоначальный проект, разработанный «знатоком геометрического искусства» Габриэле Сторналоко из Пьяченцы еще в конце XIV века, оказался очень красивым, но совершенно нереализуемым.
В XV веке свои силы попробовали Филарете и Джованни Солари, затем его сын Гвинифорте, после смерти которого в 1481 году представители Фабрики, не желая дальнейшего соперничества между ломбардскими мастерами, претендовавшими на столь престижный заказ, сочли целесообразным вызвать иностранных специалистов, которые работали тогда над величайшим собором Европы – Страсбургским: мастера Джованни Нексемпергера из Граца (настоящее имя – Ханс Низенбергер) с сыном Джованни, помощниками Алессандро да Марбахом и монахом-доминиканцем Джованни Майером, а также целой свитой плотников и каменотесов. Немцы сразу принялись высказывать сомнения по поводу уже подведенных опор, настаивая, что все это может в любую секунду рухнуть, частично разобрали построенные Гвинифорте своды с несущими арками и перекрытиями и в итоге уехали, так ничего и не сделав. Уехали, впрочем, не все: Марбах и Майер остались помогать Джан Джакомо Квадри из Беллинцоны, более известному как Дольчебуоно.
Таким образом, возведение тибуриума застопорилось. Понимая, что работы нужно во что бы то ни стало возобновить, представители Фабрики обращаются за помощью к лучшим инженерам, на сей раз итальянцам. Прибывший из Флоренции в 1487 году Лука Фанчелли браться за проблему опасается. «Купол собора здесь, похоже, совсем обветшал, разрушился и требует переделки», – с тревогой пишет он Лоренцо Великолепному. Свои модели и проекты представляют и другие инженеры: Джованни Баттаджо, Пьетро да Горгонзола, Марко Легутерио, Джованни да Мольтено и Симоне де Сиртори, а также упомянутый выше Майер. В итоге львиная доля голосов достается архитекторам-ломбардцам Джованни Антонио Амадео и Дольчебуоно. При поддержке местных рабочих, убежденных, что иностранцы лишат их работы, эти двое настаивают на возврате к первоначальному проекту. За консультациями обращаются к Донато Браманте, архитектору из Марке, уже десяток лет живущему в Милане, – тот поначалу склоняется к мысли выстроить высокий тибуриум квадратного сечения, затем останавливается на восьмигранной конструкции, поддерживаемой аркбутанами[227]. В Милан приглашают великого сиенского инженера Франческо ди Джорджио Мартини, который также представляет собственную модель.
27 июня 1490 года четыре лучших модели официально демонстрируют Моро, викарию архиепископа и представителям Фабрики: одна выполнена Мартини, другая – Амадео и Дольчебуоно, третья – Симоне де Сиртори и последняя – Джованни Баттаджо. Побеждают, как и ожидалось, Амадео и Дольчебуоно: 1 июля на них возложено создание финального проекта.
Работа Леонардо в документах более не упоминается. Она словно испарилась. Однако строительство он не бросает, а совсем напротив, как свидетельствуют рисунки того периода, часто забирается на леса и с присущим ему любопытством разглядывает другие элементы верхней части собора, разрабатывая в тетради многочисленные арочные конструкции. Там же он исследует необычный механизм, позволяющий во время торжественной литургии опускать к алтарю драгоценную реликвию, гвоздь Креста Господня: «шкив гвоздя крестова под куполом»[228].
Леонардо сближается и с Амадео, и с Дольчебуоно, последний даже дарит или одалживает ему «книгу» – вероятно, записную книжку со своими рисунками и измерениями, которые Леонардо упоминает вместе с «Земледелием» Петра Кресценция и зарисовками обнаженных тел, сделанными его коллегой де Предисом: «Книга Пьеро Кресценцо / обнаженные тела Джованни Амброзио / циркуль / книга Джан Якомо»[229].
Не упускает он возможности встретиться и с другими мастерами, в том числе художниками, работающими на Фабрику: например, со «стекольным мастером Амброджо» – монахом-доминиканцем Амброзино де Тормоли из Сончино, создателем витражей собора и церкви Санта-Мария-делле-Грацие[230]. Или с другим доминиканцем, «немцем из Собора»[231], бывшим помощником Нексемпергера и нынешним – Дольчебуоно, фра Джованни Майером: родом он из небольшой деревушки Хаусдорф неподалеку от Граца, а сан принял в Вене. У них с Леонардо настолько близкие отношения, что флорентиец позволяет монаху пачкать своими уродливыми готическими каракулями одну из собственных рабочих тетрадей, которыми так дорожит. И что же пишет брат Джованни? Всего лишь черновик письма некоему неназванному, но могущественному кардиналу, возможно, Асканио Сфорца, брату Моро, с просьбой о восстановлении в звании