В эти дни к обычному меню мастерской Леонардо добавляются особые блюда: немного грибов, яйца, мука и ежевика – Салаи хочется отведать сладкого пирога[690].
14Смерть сера Пьеро да Винчи
Флоренция, 9 июля 1504 года
На другом листе со списком трат уже рукой самого Леонардо, хотя и в общепринятом начертании, слева направо, отмечена выплата Зороастро: «На святого Петра, в день 29 июня 1504 года, забрал я дукаты, из коих один отдал Томазо, моему слуге, на расходы»[691]. Речь идет о празднике святых Петра и Павла, именинах отца художника. Сер Пьеро, несмотря на преклонный возраст (недавно ему исполнилось семьдесят восемь), по-прежнему целыми днями просиживает за конторкой в Бадии, составляя акты, как делал на протяжении всей своей жизни. Последний из документов подписан 26 июня. Следующую неделю сер Пьеро, утомившись от работы, остается дома, но уже 6 июля направляет в Бадию завещание одного из клиентов, включающее ежегодное пожертвование в размере двенадцати бочонков вина. То-то монахи обрадуются, усмехается старый нотариус.
Во Флоренции жара, духота, ни ветерка. Впрочем, Леонардо это устраивает: идеальные условия, чтобы проверить, как сохнут пробные выкраски «Битвы при Ангиари» в Папской зале. Времени навестить отца у него нет: дел по горло.
В конце концов, они виделись всего пару недель назад, 21 июня, когда старик лично явился в монастырь Санта-Мария-Новелла, чтобы заверить решения капитула[692]. Прежде чем уйти, он заглянул в Папскую залу, где впервые увидел то, что и должен был продемонстрировать картон: жестокую рукопашную схватку за знамя. Возможно, в этот миг он вспомнил, как много лет назад сын напугал его «Медузой».
Леонардо между тем продолжает вести учет даже самым незначительным повседневным тратам. 1 июля он выдает Салаи флорин «на расходы по дому»; 2-го берет еще один на личные нужды; вечером в среду, 3-го, дает один взаймы Томмазо «до ужина»; утром в субботу, 6-го, – еще один; утром 8-го берет из денежного ящика флорин, поскольку ему «не хватает 10 сольди». После чего, все так же слева направо, пишет одну из самых эмоциональных заметок в своей жизни: «В среду, в час седьмой, скончался сер Пьеро да Винчи 9 дня июля 1504 года / в среду, в час седьмой»[693].
Утром среды, 10 июля, кто-то из домочадцев бежит в Санта-Мария-Новелла сообщить новость маэстро. От нахлынувших чувств Леонардо как одержимый повторяет слова, которые должны зафиксировать точное время события: день месяца, день недели, даже время. Его отец умер посреди ночи: час седьмой, отсчитываемый, на итальянский манер, от захода солнца, приблизительно соответствуют нынешним двум часам. Смущает лишь дата, 9 июля: Леонардо словно бы переносит случившееся на предыдущий день, который, однако, был не средой, а вторником.
На другом листе заметка возникает в более развернутом виде. Леонардо начинает писать: «В среду, в час… дня», – оставив пробелы для времени и числа, потом резко зачеркивает строчку и начинает сначала, уже более формально: «В день 9 июля 1504 года, в среду, в час седьмой, скончался / сер Пьеро да Винчи, нотариус в Палац[ц]о дель подеста. Мой отец, / в час седьмой. В возрасте 80 лет. Оставил 10 сыно/в[е]й и 2 дочерей »[694].
Как и после «погребения» Катерины, Леонардо в надежде отстраниться от трагедии и прогнать боль составляет своего рода свидетельство о смерти, где последовательно перечислены день месяца, недели и время смерти, имя покойного, его профессия, место работы, возраст и наследники. О том, что нотариус приходится автору отцом, в первой заметке не упоминается вовсе, во второй – позже, чем следует. Цифры также неточны: Пьеро не восемьдесят лет, а семьдесят восемь; кроме того, он оставил девятерых законных наследников мужского пола: Антонио, Джулиано, Лоренцо, Доменико, Бенедетто, Пандольфо, Гульельмо, Бартоломео и Джованни (плюс еще двух женского, Виоланте и Маргериту). Но раз Леонардо пишет о десяти сыновьях, то включает в это число и себя, внебрачного отпрыска Катерины, которого Пьеро так и не узаконил.
Из-за сильной жары покойника нельзя долго держать в доме на виа Гибеллина. Не дожидаясь следов гниения и вони, его уже на следующий день поспешно перевозят в Бадию. Мраморная плита семейного склепа, выстроенного по заказу самого Пьеро тридцать лет назад, откинута, монахи опускают завернутое в саван тело, укладывая его рядом с останками жен, Франчески и Маргериты, а также детей, умерших еще в младенчестве или окрещенных посмертно: Маддалены, Бартоломео, Гульельмо Франческо и еще одной девочки, безымянной, – возможно, внебрачной дочери. От этой картины посмертного воссоединения семьи пробирает жуть.
Где в этот день, 11 июля, сам Леонардо? Можно предположить, что он присутствует на похоронах в строгой церкви Бадии – где-нибудь в стороне, за колонной. Накануне, примчавшись из Санта-Мария-Новелла, он, вероятно, все-таки попал в дом на виа Гибеллина, чтобы оплакать тело отца, лежащее на широкой кровати в спальне на втором этаже. Последняя жена Пьеро, Лукреция, и его единокровные братья не слишком-то рады снова видеть художника, однако не впустить его не могут. Скорее всего, они подозревают, что этот ублюдок, успевший обзавестись влиятельными друзьями в Синьории, вздумает претендовать на какую-то часть наследства, составляющего теперь, помимо земли, еще и весьма значительную ренту. Невероятно, но сер Пьеро, нотариус, специалист по всевозможным дарственным, наследствам и связанным с ними кляузам, скончался без завещания, совершенно не озаботившись тем, что рано или поздно вынужден будет покинуть этот мир.
Не обращая внимания на перешептывания родственников, Леонардо оглядывает дом, которым никогда не владел, где никогда не жил. Тот уже разделен пополам: в одной части живут взрослые дети-сироты третьей жены Пьеро, Маргериты, в другой – его последняя жена, Лукреция, с несовершеннолетними детьми. Комнаты буквально завалены вещами: сколько же всего отец накопил за свою долгую жизнь? И воспоминания о далеком прошлом мигом возвращают Леонардо в детство, к любимому деду Антонио и дяде Франческо.
И все-таки среди этого беспорядка есть кое-что, принадлежащее ему, Леонардо: работы красками, резьба или терракота, оставшиеся с тех времен, когда он был еще учеником Верроккьо, и бережно сохраненные стариком-отцом. При виде старой кровати деда Антонио и бабушки Лючии или колыбельки, где сам он спал в детстве, Леонардо едва не плачет. А снизу, из подвалов, тянет таким родным запахом Винчи: это пахнут пятнадцать бочонков доброго красного вина, которое сер Пьеро каждый год привозил из своих поместий.
Точное и подробное описание дома со всем его содержимым оставил нам старый нотариус Четто ди Бернардо, в июле-августе проводивший для будущих наследников подробную инвентаризацию имущества сера Пьеро. «Записывайте все, записывайте всегда: ведь того, что не запишешь, и не существует». Монна Лукреция не отходит от него ни на шаг, требуя не забывать ни единой мелочи, даже «скамеечку для нужника»[695].
В комнате Пьеро Леонардо видит большую кровать орехового дерева под балдахином с бахромчатыми занавесями, инкрустированные сундуки под ней, такую же кровать поменьше, с инкрустированной спинкой и рельефно вырезанной на карнизе женской головкой, «голову, представляющую портрет Франческо» и «Матерь Божию золотым полурельефом под балдахином»; украшенный двумя резными расписными ангелами шкаф, где хранятся драгоценности покойной Маргериты, и один из ее расписных золоченых ларчиков; а также стекло, хрусталь, роскошные позолоченные блюда, кубки и бокалы, резное распятие «в немецком стиле», «пару страусиных яиц»; стопки наволочек и полотенец в распахнутых сундуках; платье для торжественных выходов: пурпурное лукко на подкладке из красной тафты, черный атласный дублет с розовым капюшоном, пурпурный плащ.
На столе в кабинете – три латунных очечника, лампа, «навигационная карта», «магнит в коробочке» и «[к]арта мира» – все, что осталось от полной приключений заморской молодости деда Антонио; но главное – все нотариальные и счетные книги, целый мир, описанный сером Пьеро: «22 книги, связанные в стопки по несколько томов», счетные книги поместий, «желтая книга, которую сер Пьеро называл зеленой / книга под названием „книга о поместье“ в белой обложке с белым корешком», «красная книга Франческо, брата сера Пьеро / еще писания и жалобы множества людей».
В других комнатах Леонардо замечает ряд произведений искусства религиозного характера, часть из них – его собственные, юношеские: картина со святым Франциском, другая с «главою лика святого», гипсовая Дева Мария, «белый» святой Себастьян; еще одна голова Христа, позолоченная Богоматерь, святой Франциск «с двумя картинами», «два младенца, две головы и святой [Се]бастиан»; «тондо» с Богоматерью; «две женских головы в рамах»; «резная дверь с фигурами».
Дом на виа Гибеллина ускользает из памяти. Все эти вещи больше ему не принадлежат. Больше Леонардо их не увидит. Он возвращается в монастырь Санта-Мария-Новелла.
Оба листа с упоминанием смерти отца по-прежнему будут использоваться для сухих подсчетов трат с 11 июля по 16 сентября: монотонные выплаты Салаи и Томмазо, снятие средств со счета. Постоянные расходы на роскошный гардероб для Салаи: «На дуб[л]ет один флорин / на дуб[л]ет и берет 2 флорина / чулочнику один флорин».
3 августа список «ртов» пополняет новый ученик, Якопо Тедеско, расходы которого мастер обязуется оплачивать из расчета один карлино в день, при этом и сам Якопо будет с 9 августа по 16 сентября выплачивать Леонардо, Салаи и Томмазо различные суммы