великолепного деда.
Франческо Веттори, проницательный флорентийский посланник и друг Макиавелли, считает Джулиано человеком «скорее придворным, нежели военным». Любитель искусства и поэт, тот предпочитает политике диспуты в широком кругу писателей и художников. Пьетро Бембо, в начале века встречавшийся с ним в Венеции, в «Рассуждениях в прозе о народном языке» представляет Джулиано своим собеседником, то же делает и Бальдассаре Кастильоне в «Придворном», действие которого происходит при изысканном урбинском дворе. Веронский архитектор фра Джокондо посвящает ему комментарии к запискам Гая Юлия Цезаря, изданные в 1513 году Альдом Мануцием; к поклонникам молодого правителя причисляет себя и Лудовико Ариосто.
Однако Джулиано необходим величайший художник, сочетающий в себе, по его мнению, совершенство искусства и знаний. И вот в середине 1513 года из Флоренции или Рима в Милан направляется гонец: Леонардо да Винчи, в прошлом «paintre et ingenieur ordinaire du Roy»[920], а ныне безработный, приглашается послужить великолепному Джулиано.
Мысль о возвращении в Рим вдохновляет старика, придает ему юношеский задор. Для художника эпохи Возрождения Рим – вершина, мечта. Многие годы спустя философ Джулио Камилло Дельминио станет утверждать, что, впервые приехав туда, Леонардо воскликнул: «Именно таким он мне и снился». А скульптор Гульельмо делла Порта припомнит еще одну фразу Леонардо: «Рим – вот истинный мастер, искусство, что так и просится на лист».
К тому же рядом Медичи, сыновья Лоренцо, давние покровители. Джулиано, еще совсем юный, встречался с художником в годы своей ссылки: в 1496 году в Милане и в 1502 году – в Имоле, у Валентино. И потом, в Риме много старых друзей: Браманте – архитектор новой базилики Сан-Пьетро, рядом с ним фра Джокондо и Джулиано да Сангалло; Аталанте Мильоротти, былой спутник по путешествию 1482 года из Флоренции в Милан, вообще стал управляющим Фабрики Сан-Пьетро, за что и получил от Леонардо набросок трактата о пропорциях колонн в античной архитектуре[921]; в университете преподает фра Лука Пачоли; по-прежнему работает и ювелир Карадоссо. В Риме обретается и самый экстравагантный из его помощников – Томмазо по прозвищу Зороастро: он еще успеет послужить Джованни ди Бернардо Ручеллаи и епископу Визеу Мигелу да Силва, другу Бальдассара Кастильоне, который посвятит ему «Придворного». Впрочем, отыскать удастся не всех. Есть и те, кто трагически погиб: Антонио ди Нери ди Сенья, торговец на службе кардинала Содерини, тот самый, для кого Леонардо рисовал Нептуна, в 1512 году был замучен и убит Медичи.
Путешествие тщательно организовано. Накануне отъезда подсчитаны последние расходы: 63 лиры и 18 сольди на фураж, подковы, упряжь, седла, лошадь и Лоренцо – не считая обычного реестра приходов и расходов, который ведет Салаи[922]. Далее – расчет стоимости самой поездки: целых 13 дукатов, учитывая вес багажа (500 фунтов, примерно 380 килограммов) и дальность поездки (в общей сложности 300 миль): «13 дукатов за 500 фунтов, отсюда до Рима: 120 миль от Флоренции до Рима, 180 миль отсюда до Флоренции»[923]. Можно только представить себе невероятную ценность этого груза: последние незаконченные картины, манускрипты и фолианты из библиотеки, инструменты и материалы из кабинета и мастерской, а также роскошные одежды и драгоценности, подаренные художнику правителями, которым он служил.
К большим переменам мастер готовится не один: всего десять дней назад, 14 сентября, предвидя долгое отсутствие, Салаи, словно собственное имущество, сдает в аренду некоему Антонио Меде дом с садом и виноградником Сан-Витторе («sedimine uno cum zardino et vinea una»[924]) на три года за 100 лир в год, оставив, правда, пару комнат в пользование матери («pro uxu matris dicti locatoris»[925]), то есть вдове Катерине Скотти[926].
Наступает день отъезда, торжественно занесенный на первую страницу новой записной книжки: «Уехал я из Милана в Рим в день 24 сентября 1513 года с Джован Франчиеско де Мельси, Салаи, Лоренцо и Фанфойей»[927], – то есть в сопровождении последних учеников, Мельци и Салаи, подручного Лоренцо и слуги.
Небольшой караван спускается по виа Эмилия, Леонардо отмечает города на пути до Болоньи: «Фирецола Борго-а-Сан-Донино Парма Реджо Модана Болония»[928]. Маршрут протяженностью 120 миль, разделенный на семнадцать почтовых перегонов, можно преодолеть примерно за четыре дня. Еще не менее двух-трех дней уйдет на последние шестьдесят миль через апеннинские перевалы и долину Муджелло.
И вот, наконец, Флоренция. Нам ничего не известно об этой короткой, чуть больше месяца, остановке в октябре-ноябре: где живет Леонардо, чем занимается, с кем встречается, есть ли у него возможность навестить свое поместье под Фьезоле или съездить в Винчи, чтобы обменяться любезностями с арендаторами земель, оставленных ему дядей Франческо.
Сохранился единственный документ. 10 октября Леонардо приходит в банк при больнице Санта-Мария-Нуова, чтобы внести на счет остатки полученного еще в Милане королевского жалованья, 300 экю: «Лионардо ди сер Пьеро д’Антонио да Винчи, живописец, имеющий на день 10 октября триста экю, принес указанные деньги, дабы [впоследствии] лично получить их обратно»[929]. Художник не знает, что это последний банковский вклад в его жизни. К деньгам, внесенным на счет, он уже никогда не притронется.
Одно можно сказать с уверенностью: по сравнению с 1508 годом Флоренция снова преобразилась, причем полностью. Не сидит в Палаццо делла Синьория докучливый гонфалоньер, исходивший ядом всякий раз, когда художник просил заплатить авансом, но так и не завершал работу; нет постыдных записей о былых долгах. Нет и Макиавелли: перенеся следствие, тюремное заключение и даже пытки, он уединился на своей вилле и с головой ушел в писательство. Его место в канцелярии занял вернувшийся к своим обязанностям старик Никколо Микелоцци, личный секретарь Лоренцо Великолепного, ставший теперь главным помощником великолепного Джулиано.
Поскольку в Рим Леонардо приглашают именно Медичи, художник не может не посетить Микелоцци, после чего отправляется в палаццо Медичи на виа Ларга за более подробными указаниями насчет дальнейшего путешествия.
Возможно, оказавшись в Палаццо Веккьо, он решает еще раз подняться по лестнице в залу Большого совета, которая теперь, когда республиканские порядки остались в прошлом, зовется «залой караула» (и занята сбирами), взглянуть, что осталось от эскиза его «Битвы при Ангиари». Однако ни картонов, ни рисунков он здесь не найдет: как собственность Синьории, они хранятся в монастыре Санта-Мария-Новелла[930].
А вот картон Микеланджело, к сожалению, погиб еще в 1512 году, когда наемная солдатня разграбила дворец, заодно лишив залу Большого совета драгоценного деревянного декора работы Баччо д’Аньоло. Сохранилась лишь написанная Леонардо «Схватка за знамя». Ее Медичи велели сберечь, и 30 апреля 1513 года в реестре Комиссии по благоустройству дворца, том самом, где десятью годами ранее отмечались малейшие затраты и выплаты Леонардо, появляется запись о создании «покрытия в зале караула для картины, написанной Леонардо да Винчи, дабы она не повредилась»[931]. 43 локтя, то есть 25 погонных метров – вот сколько досок ушло, чтобы спрятать росписи, защитив восхитительную мешанину коней и всадников «Схватки за знамя» от губительного воздействия времени и рук человеческих. Мизерная цена, чтобы спасти великий шедевр: всего 18 лир и 12 малых флоринов плотнику Франческо ди Каппелло, которому «велели оградить фигуры, написанные в большой зале караула рукою Лионардо да Винчи», «дабы защитить то, что не повреждено, по цене 4 сольди за локоть».
Впрочем, надолго спасти росписи не удалось. Еще в 1549 году Антон Франческо Дони вспоминал впечатление, которое произвела на него картина Леонардо: «И поднявшись по лестнице большого зала, вы прилежно осматриваете группу лошадей и людей (фрагмент битвы кисти Леонардо да Винчи), что покажется вам совершенным чудом»[932]. Однако несколько лет спустя тому же Вазари, что называл незавершенную работу «школой художников», досталась печальная участь уничтожить ее, освободив место для новых исторических фресок во славу Медичи.
28Римский закат
Рим, 1513–1514 годы
К концу ноября 1513 года Леонардо со свитой добираются до Рима. Еще 180 миль, 18 почтовых станций, примерно 6 дней пути. Вероятно, художник надеется, а то и мечтает о пышном приеме, достойном столь великого мастера.
Однако его поджидает неприятный сюрприз: «великолепный» Джулиано Медичи оказывается куда менее великолепным, чем хотел бы выглядеть. Не приняв Леонардо в своей роскошной резиденции, палаццо Орсини ди Монтеджордано (ныне палаццо Таверна), повелитель Флоренции отправляет художника за Тибр, в пристройку к вилле Бельведер, возведенную около 1487 года папой Иннокентием VIII по соседству с Ватиканским дворцом.
Здесь, на отшибе, живут работники папского двора и Фабрики Сан-Пьетро. Окна полупустого здания, расположенного на задах виллы, выходят на огороды и сады Ватикана, а просторные залы с высокими, под 5 метров, потолками отданы работникам Фабрики под жилье и мастерские.