Когда я не вижу людей, когда я читаю книги знаменитых писателей, мне начинает представляться вся моя деятельность ничтожной, ненужной, плоской, пустой. Но, вот съездил в Петербург, увидел там писателей, потом в Киеве познакомился, как я тебе писал, кой с кем и убедился, что все люди, все слабы, а стало быть, я не вправе мечтать о всезнании и всемогуществе. Всезнающ и всемогущ один Бог, а некоторые считают, что и Бог не всемогущ, а только всезнающ. Нельзя себя измерять меридианами, нужно брать обыкновенный аршин…
У меня теперь масса всяческих литературных затей: примиряю киевскую литературу с петербургской. Ты знаешь, что с нового года выйдет журнал под названием «Новый Путь» (сколько нового!). Устроитель Мережковский. Меня тоже туда очень зовут, но с меня достаточно «Мира Искусства», и я только так, чтобы не обидеть отказом, обещал от времени до времени писать кое-что [36] /.?./ Но теперь пытаюсь привести туда киевскую литературу — и я хлопочу. Пристроил в «М.И.» Варвару Григорьевну, а теперь ее же хочу и в «Новый Путь», (б/д, письмо было написано в декабре 1902).
В январе 1903 г. статья о Мережковском кончена, и Шестов пишет жене из Киева:
Я этот месяц занимался. Написал довольно большую статью о Мережковском. Я не жалею, что потратил месяц: мне было полезно выяснить себе самому кой-что, очень меня беспокоившее. Теперь как будто разобрался. Боюсь одного: может быть статья покажется слишком резкой редакции — не поссориться бы из-за этого. Хотя я в Петербурге и предупреждал, что 2-ой том Мережковского мне не нравится и даже вперед почти все рассказал, что напишу. На днях имел письмо от Дягилева: настойчиво просит поторопиться с присылкой статьи. Но все-таки я не уверен, что решится напечатать. А если откажется, пропала работа и 125 р. денег. Досадно будет. Познакомился с киевской литературой — Булгаковым, Бердяевым, Ратне- ром и т. д. Даже вместе новый год встречали. Если бы ты меня видела! Я здорово выпил и потешал все общество. Со мной это бывает редко, но бывает, особенно в тех случаях, когда есть шампанское. С Бердяевым и Водово- зовым на ты выпили. И чего только я им не говорил! Но ничего — не сердились. Бердяев даже на другой день пришел ко мне и мы с ним часов 5 профилософствовали. Он хороший, симпатичный малый. Может быть, мы с ним в Швейцарии встретимся — я познакомлю тебя с ним. Он тебе наверное понравится, (б/д, письмо было, вероятно, написано в Киеве, в январе 1903 г., так как статья о Мережковском, о которой упоминает Шестов, была опубликована в журнале «Мир Искусства» в № 1–2, 1903).
В другом письме к жене Шестов пишет:
Что до Бердяева и Булгакова — я бы их перед тобой защищать не стал. Я уверен, что если бы ты их увидела и узнала — то восторгалась бы ими без конца. Они совсем в твоем вкусе, а что «Мир Божий» цитирует клочки — то по клочкам нельзя судить. Правда, Бердяев пишет немного слишком возвышенно и с большим количеством иностранных слов. Но это пройдет у него. Он еще молод: ему 27/28 лет. Но если бы ты была в Киеве, то себя в обществе здешних литераторов и их жен чувствовала превосходно. Они очень милые люди и с ними вообще гораздо лучше жить, чем с петербургскими писателями, (б/д, вероятно, Киев, март 1903).
О встрече Нового года, описанной в письме к жене в январе 1903 г., Шестов рассказывает Фондану:
Мы вместе в Киеве праздновали новый год в 1900[37]. В эти годы, выпивши немного, я становился задирой. Мои друзья знали эту слабость и всегда находили способ меня подпоить. В этот вечер Бердяев сидел рядом со мной. Я дразнил его невероятно, вызывая взрывы общего хохота. Но когда мой хмель прошел, я сообразил, что Бердяев вероятно обижен. Я извинился перед ним и предложил выпить на брудершафт. Кроме того, я просил его, для доказательства, что он простил, зайти ко мне на следующий день. Он пришел. Так началась наша дружба. Никогда мы не были согласны. Мы всегда сражались, кричали, он всегда упрекал меня в шестовизации авторов, о которых я говорю. Он утверждал, что ни Достоевский, ни Толстой, ни Киркегард никогда не говорили того, что я заставляю их говорить. И каждый раз я ему отвечал, что он оказывает мне слишком большую честь и, если это действительно я изобрел то, что утверждаю, то я должен был бы раздуться от тщеславия…
Жаль, что он так сдавлен немецкой философией. Только потому, что я не изучал философии в Университете, я сохранил свободу духа. Мне всегда ставят в упрек, что я цитирую тексты, которые никто не цитирует, и нахожу заброшенные тексты. Возможно, если бы я проходил курс философии, я цитировал бы только разрешенные тексты. Вот почему все цитаты я привожу в оригинале — латинском или греческом. Чтобы не сказали, что я их «шесто- визирую». (Фондан, стр.37, 38).
Вот еще несколько выдержек из сочинений Бердяева, из которых видно, что, несмотря на расхождения, Шестова и Бердяева связывала искренняя и глубокая дружба:
В это время, перед ссылкой[38], я познакомился с человеком, который остался моим другом на всю жизнь, которого я считаю одним из самых замечательных и лучших людей, каких мне приходилось встречать в жизни. Я говорю, о Льве Шестове, который также был киевлянин. В то время появились его первые книги и меня особенно заинтересовала его книга о Нитше и Достоевском. Мы всегда спорили, у нас были разные миросозерцания, но в шестовской проблематике было что-то близкое мне. Это было не только интересное умственное общение, но и общение экзистенциальное, искание смысла жизни. Общение было интенсивно и в Париже до самой его смерти. (Самопознание, стр.133).
Мы старые друзья с Л.Шестовым и вот уже 35 лет ведем с ним диалог о Боге, о добре и зле, о знании. Диалог этот бывал нередко жестоким, хотя и дружеским. (Лев Шестов — по случаю его семидесятилетия).
Лев Шестов был философом, который философствовал всем своим существом, для которого философия была не академической специальностью, а делом жизни и смерти. (Основная идея философии Льва Шестова).
У нас в России, в период наших старых споров, дело шло о последних, предельных жизненных проблемах, о первичном, а не об отраженном, не о вторичном. Так было не только в религиозно-философских обществах, но и в спорах в частных домах, напоминавших споры западников и славянофилов в 40-е годы. Белинский говорил после спора, продолжавшегося всю ночь: нельзя расходиться, мы еще не решили вопроса о Боге. Так было и у нас, когда сходились С.Булгаков, М.Гершензон, Л.Шестов, В.Иванов, А.Белый, Г.Рачинский и др. Но наша группа была не многочисленна. Большая часть интеллигенции интересовалась другими во-
упоминает Бердяев, ещене была опубликована. Эта книга впервые появилась в 1902 г. (напечатана по частям в журнале «Мир Искусства» № 2-10). Бердяев, вероятно, познакомился с Шестовым не перед ссылкой, а после нее, в ноябре или декабре 1902 г., когда вернулся в Киев. Перед ссылкой Бердяева были опубликованы только две книги Шестова — т.1 в ноябре 1898 г. и т. Н в январе 1900 г. Сам же Шестов жил в Киеве в 1899 г. и в январе 1900 г. До и после этого времени он жил за границей. Он мог, конечно, и в это время познакомиться с Бердяевым, но тогда последний никак не мог бы прочесть книгу Шестова «Достоевский и Нитше».
просами, имела другое миросозерцание. (Самопознание, стр.171).
В своей статье-некрологе «Некоторые черты религиозного мировоззрения Льва Шестова» С.Булгаков посвятил несколько строк жизни киевской интеллигенции того периода, когда он жил в Киеве (1901–1906). Он пишет:
В гостеприимном доме Шварцманов в Киеве встречались представители как местной интеллигенции (в начале девятисотых годов), так и приезжие столичные литераторы и артисты, — «на музыке», в собеседованиях. Жизнь текла еще ровно и спокойно, однако, лишь до 1905 года, когда в Киеве вслед за первой революцией грянул один из первых еврейских погромов, пережитый нами во всей его трагике. В эти же годы мне с Н.А.Бердяевым приходилось выдерживать диспуты в борьбе за религиозное мировоззрение с местными представителями позитивизма и безбожия. Вместе с нами фронт держал и Шестов, хотя сам он в прениях обычно не выступал…
Из Киева наша группа перебралась на север, и прежняя связь с Шестовым продолжалась и упрочивалась в Москве. Среди новых литературных и религиозно-философских начинаний и при участии новых лиц Шестов оставался самим собой, в обычной парадоксальности своего мировоззрения и при общей и неизменной к нему любви…
Затем мы встретились в Париже, но наши жизненные пути разошлись и личное общение почти прекратилось. Однако, когда случайно мы встречались в тиши Булон- ского леса, эти встречи были неизменно дружественны и радостны. (Булгаков, стр.305–306).
В эти годы или раньше Шестов познакомился в Киеве у проф. Челпанова с Адольфом Марковичем Лазаревым (см. приложение). Эта встреча положила начало долголетней дружбе. Общение их было наиболее интенсивно после революции, в эмиграции. Сохранилась их переписка этого периода, из которой даны выписки в главах, относящихся к двадцатым и тридцатым годам.
К тому же времени можно отнести его дружбу с Ев- сеем Бронштейном, с которым его связывали любовь и интерес к литературе. В 1901 и в 1902 г. Шестов «пристраивал» его статьи (одна из них — «Л.Андреев и современная мораль»), а в 1905 г. Шестов помог ему найти место в банке. Шестов об этом пишет А.Е.:
Еще одна хорошая новость: Евсей место в банке получил… Прислал письмо — чуть ли не плачет от радости. И его жена плачет. Я так обрадовался, как будто сам место получил… Пиши мне уже в Киев: М.З. (?) для Евсея. Не бойся. Евсей на рысаке письмо привезет, как только получит, задержки не будет. (Берлин, 16.09.1905).
По тому, как близко к сердцу принимал Шестов дела Бронштейна, видно, какое значение придавал он этой дружбе. Об их дальнейших отношениях мало что известно. Бронштейн скончался в Киеве 8.04.1923.