[При распределении денег] нужно будет держаться общего правила и не делать для меня, скажем, исключения, п.ч. у меня работа и т. п. Да мне это и не нужно. Все равно, такой кусок, который сопровождается всеобщими воплями, не полезет в рот. И теперь столько все вопят кругом, что я готов был бы, если бы думал, что это поможет, даже урезать свои получения — только бы не слышать всего этого. Но все равно не поможет. И agirвсе равно придется. Нужно стараться приспособиться. И, откровенно говоря, если бы я был здесь только один со своей семьей, то я был бы много спокойнее: всегда можно как- нибудь пробиться. Меня гораздо больше тревожат остальные семьи — Сони, Мани, Миши и Саша. Я знаю хорошо, что они сами во всем виноваты, что они и мне много напортили, что делали и делают гадости, живут не по средствам и т. д. и т. п. Но все-таки это братья и сестры, и даже в те дни, когда особенно сердишься на них, жалеешь их. Значит, остается одно: строго держаться установленных норм и никому не давать лишнего. Я вот получил только что письмо от Мани, из которого ты увидишь, что она уже успокоилась и примирилась со своим новым положением. Миша и Саша, видно, все еще не могут примириться. Соня — тоже. Но и они примирятся, — тогда морально легче будет… Что касается статьи Мин.[102] — я ее не читал, но, вероятно, она очень обывательская. Отвечать на нее совсем не будут: «Сов. 3.» не решаются уделять мне так много внимания. Но в ближайшей статье Сем. Вл., посвященной общефилософской теме[103] (она еще раньше была ему заказана), будет сделан небольшой постскриптум, в котором он объяснит, что М. говорит о том, чего он не знает. На большее С.З. не соглашаются. Да и Бог с ними, не так это важно. (Кламар, 15.08.1921).
В сентябре к спешной работе о Достоевском еще прибавились хлопоты о кафедре. Шестов пишет Ловцким:
Здесь в Париже предполагается открыть русский исторический институт при Сорбонне[104] по образцу юридического института, уже существующего. Завтра буду об этом разговаривать с Милюковым. В этом институте будут читать лекции исключительно по русским предметам и на русском языке. Конечно, будет курс истории русской философии и литературы. Плата 12000 фр. в год… Но Парижский институт — только одни надежды — а надежды, по нынешним временам, большей частью, не осуществляются… Новостей у нас никаких. Кончаю переписывать статью о Достоевском. (Кламар, 18.09.1921).
Вчера был у председателя здешней академической группы, проф. Тройского — говорил по поводу историч. института и моих лекций. Определенного ничего не узнал. По его словам, французы очень хотели основать такой институт, но не было лекторов. Во второй половине октября вернется в Париж проф. Patouillet, от которого все зависит. Тогда видно будет…
[Приписка Анны Ел.]: Л. одно время хорошо поправился, но теперь работы было много: он кончил статью о Достоевском… так что он опять похудел и боли начались; как это странно, что кроме вас, его никто не жалеет и не уважает в нем человека, так нужного людям и такого исключительного дарования. [Кламар, 20(?).09.1921].
Так много нужно написать — не знаю, с чего начать. А писать вообще надоело до смерти: я теперь с утра до вечера пишу. Обязался к 1 октября дать статью о Достоевском (сто лет рождения). Статья вышла большая, хотя половина материала за бортом осталась и вот нужно дописывать, переписывать — с утра до вечера. Хоть бы хорошо вышло… Очень рад, Герман, что ты благополучно кончил сезон и все-таки заработал порядочно. Я столько не могу заработать: статья о Достоевском отнимает у меня больше трех месяцев, а я за нее не получу 80 шв. франков. Вообще сейчас в «Совр. Записках» наши шансы падают. Вышла 6-я и выйдет 7-я книга, а моих работ там нет. О Достоевском — им нужно, ну а «Дерз. и Пок.» не так. И вообще нужно дать отдых читателю от меня. Журнал идет очень хорошо, увеличен тираж даже. Фонд, говорит, что надолго обеспечен журнал…
Сейчас мы сняли немебл. квартиру: 3 комнаты, небольших, с маленькой кухонькой и с комнатой для прислуги в 6 этаже — 400 фр. в месяц с отоплением. Новый дом — кончается постройка 15 октября. И сейчас, как подписали договор — получил повестку, что в Праге учреждается русский университет, что чешское правительство ассигновало на него деньги и запрос, хочу ли я туда ехать. Жалованье мизерное: 2000 крон, т. е. 300 франков в месяц. Но, говорят, там жизнь дешевая. Если и Анну возьмут, может поедем, буду объяснять студентам, что философия есть наука и что такое прогресс и т. д. Но все- таки это лучше, чем что-нибудь другое, хотя хуже, много хуже, чем играть в Heustrich'e, очень много придется готовиться. Одно только — если суждено дожить до 70 лет, то последние 10 лет буду читать по готовым /…?/ запискам. [Кламар, 22(?).09.1921[.
Насчет профессорства не нужно слишком обольщать себя. Я сам очень мало надеюсь, что удастся пройти. Видел Милюкова, но Милюков отозвался незнанием и я ничего от него добиться не мог. Вообще на «стучание», вопреки писанию, плохо открывают. Я тут был тоже у одного философа Мейерсона, друга Бергсона, автора довольно известных трудов. Он знает по-русски (выходец нз России), встречал меня в Москве, знает обо мне и кой-что читал. Я просил его помочь Анне получить место в учреждении Ротшильда. Связи у него громадные — и он мог бы много сделать, если бы хотел. Он обещал все разузнать и все сделать и сейчас написать. Но вот уже три недели
— и ничего от него нет. И Винавер пока ничего не сделал, хотя я довольно крепко к нему стучался. Правда, он все время болеет, и серьезно. Но вообще, видно, что нужно запастись большим терпением. Может, со временем, и удастся что-нибудь, но, видно, не скоро…
Кончил статью о Достоевском. Не знаю, хорошая ли она, по выполнению. Но если меня за нее Фонд, не выгонит, значит, выгонит за следующую. Кажется, его ужасно за меня донимают. [Кламар, 24(?).09.1921].
Приходится вас беспокоить, хотя очень бы не хотелось. Я вам писал, что мы уже сняли квартиру и в середине октября переезжаем. Нам необходимо иметь все те вещи, которые у нас есть в Женеве. Возьмите кого-нибудь, кто бы их сложил, упаковал и отправил. Вещи нужны все и кроме того часть книг. Дело в том, что я сейчас веду переговоры о предложенном мне курсе истории русской литературы и философии. Поэтому мне нужно, п.ч. в случае успеха, придется скоро приступить к чтению, все русские авторы — т. е. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, Чехов и т. д. (все, что есть), дальше Иванов-Разумник, Белинский, Бердяев (особенно его книжка о Хомякове), Соловьев (о церкви) и т. д. Сверх того, т. к. придется говорить много о богословии /…?/ протестантскую энциклопедию, и затем Pohle, католическая догматика. И хорошо, 2-й том Виндельбанда история философии, его «Preludien», «Критика чистого разума» (по-русски). Очень попрошу вас выслать все это до вашего отъезда, т. к. вы ведь вернетесь, верно, нескоро, а лекции, пожалуй, если меня возьмут, придется начинать еще в ноябре; к ним нужно очень подготовиться, — и без книг никак нельзя. Меж тем, если я это место получу и если слушателей будет много, я буду иметь заработок обеспеченный и правильный (1000 фр. в месяц), и тогда придется возиться много только на первый год. Так что, хоть и совестно вас обременять, но ничего не поделаешь. Вы возьмите человека на помощь: у меня ведь предвидятся заработки, так что мне это не страшно. Статья о Достоевском дает мне 2000 фр., кроме того, верно, и лекция принесет 500–600 фр…
г
Я продолжаю agir. Вчера был у философа Мейерсона [EmileMeyerson]. Не знаю, слышали ли вы о нем. Это русский еврей, еще говорящий по-русски, но офранцузившийся. Он служит в учреждениях бар. Гирша и связи у него огромные. Он же автор двух капитальных, очень обративших на себя внимание работ, «Identiteetrealite» и «Explicationscientifique». Книг его я еще не читал, но он мне в общих словах рассказал их содержание и дал краткий, правда, отзыв о последней книге, недавно вышедшей в «revuescientifique». Темы очень интересные, он философ незаурядный и знакомство с ним представляет для меня большой интерес. Мы поговорили с ним о Бергсоне, специально на тему «nousnepensonsquepouragir». В этом пункте он радикально с Бергсоном расходится, хотя совсем по иным соображениям, чем я. Я бы сказал, что в этом пункте он подходит к Гуссерлю, хотя он Гуссерля не знает и не любит. Бергсона он лично знает, очень высоко ценит. Обещал и меня с Бергсоном познакомить. Это все очень интересно. Может быть, я даже, по поводу его книг статью напишу и попытаюсь выяснить, как /…?/ понимать «nousnepensonsquepouragir». Особенно, если лично узнаю Бергсона и проверю свое понимание его в беседе. Все это меня очень занимает и, если Париж даст мне возможность существовать проф. заработком и попасть в среду франц. философов, то выйдет много лучше, чем Прага, которую я, кстати, очень подозреваю в черносотенстве. Пока Мейерсон дал Анне письма к здешним благотворителям и может статься, что ей удастся получить место в каком-нибудь медицинском учреждении. Конечно, не нужно всего преувеличивать, но все-таки — и преуменьшать не нужно. И, по-видимому, не надо бросаться с места на место. Если не сейчас, то через Viгода, через год из всех возможностей, пожалуй, кой-какая осуществится. Тем более, что, если жить так, как мы живем, то и в Париже можно существовать не слишком дорого. [Кламар, 1(?).10.1921].
У Шестова с Мейерсоном установились дружеские отношения, но знакомство с Бергсоном не состоялось, и письма Мейерсона не помогли Анне Елеазаровне найти работу.
10 октября Анна Ел. поехала на месяц в Висбаден отдыхать и лечиться. 28-го Шестов с дочерьми переехал из Кламара в Париж, где они в сентябре нашли квартиру (7 rueSarasate, Paris15). Он пишет Анне Ел. и Ловцким о переезде и о выступлениях в Париже:
Переезд оказался гораздо сложнее, чем можно было думать. И как бывает, к переезду, очень сложному, прибавилась еще целая куча все экстреннейших дел. Прежде всего, когда мы поручили конторе перевезти наши вещи, приехали точно за вещами во вторник, забрали их тогда же, а привезли на квартиру — в четверг. А тут, как нарочно, письмо из Берлина от Сева, что лекция устраивается. Нужно выяснить, будет ли разрешение от консула. Консул ставит препятствия — нужно бегать, добывать «доказательства», что я не хочу /„.?/ въехать навсегда в Германию. Чтобы добыть «доказательство», приходится бегать в народный университет за свидетельствами. А они требуют, чтобы я пошел на их заседание о чествовании Достоевского и что-нибудь прочел им о Достоевском. Пришлось и на заседание пойти и о Достоевском сегодня днем буду читать (статью свою «Пророческий дар»). А потом — экспресс из Италии, нужно им спешно книгу выслать, т. к. они обещали к декабрю доставить перевод. А потом вещи из Швейцарии пришли. И т. д. без конца было. И еще, вдобавок, постричься пришлось. И письма писать: и в Италию, и в Берлин, и еще, и еще. Но все-таки справились. Сейчас уже две ночи ночуем в квартире. Квартира хороша. Но пока нет ни газа, ни электричества. Обедаем мы с Наташей то у Лурье, то у Данила (с участием в расходах). (Жене, [30.10.1921]).