лейтенанты дольше двух-трех недель живыми не оставались. За два года я к этому привык. Единственно, что утешает, это то, что старшим офицерам, командирам батальонов и полков смертью и трибуналом угрожают еще чаще, чем нам – командирам рот и взводов.
Около большого начальства главное – не дело делать, а изображать! Тяжкая работёнка – легче вагоны разгружать. Это даже мыши в окопах знают.
И я опять вспоминаю Фролова. Начальство ещё не приехало, а сколько вагонов я уже выгрузил…
4. Приезд генералов
Генералы прибыли, когда уже стемнело. Завидя подъезжаюших, Сергеев вылезает из машины в метре от меня.
– Товарищ генерал… – слышу я голос Сергеева. – Разрешите обратиться… Разрешите доложить… – с волнением, негромко, сбивчиво говорит он. – Товарищ генерал-полковник, разрешите доложить: переправиться через Одер этой ночью под таким обстрелом и в такую непогоду – это не м…ми трясти! Прошу вас… Разрешите… Только что получена радиограмма…
– Вы что, издеваетесь?! – возмущенно восклицает командующий. – Вы получили приказание в шесть часов утра. У вас было семнадцать часов на подготовку! Докладывали, что для переправы все подготовлено, а у вас ещё и конь не валялся.! Это безобразие! О чем вы думали раньше?! Обеспечьте переправу немедленно любыми средствами и даже невозможными!
– Слушаюсь… Разрешите…
– Идите!
Хотя сегодня мне как никогда досталось от Сергеева – он дрочил меня на инструктаже до одурения, мне его жаль, хотя он и сам виноват. Ведь только утром полковник Кириллов объяснил ему, что, если такой волевой генерал примет решение, остановить его невозможно.
При моем появлении Сергеев докладывает командующему:
– Товарищ генерал-полковник, назначенный ответственным за вашу доставку на плацдарм командир разведроты дивизии старший лейтенант Федотов.
Оба генерала поворачиваются ко мне. Я делаю шаг навстречу командующему:
– Товарищ генерал-полковник,- вскинув руку к каске, в свою очередь, докладываю я,- плавсредства и экипажи трех амфибий к переправе подготовлены!
Командующий пристально и неулыбчиво рассматривает меня, вглядывается в мое лицо. Очень внимательно рассматривает меня и командир корпуса.
Мне потом объяснили расчет Фролова: у командующего армией сын был командиром взвода в соседней дивизии, и Астапыч полагал, что оттого командующий будет относиться ко мне по-отечески и, во всяком случае, лучше, чем к зрелых лет майору или капитану.
– С какого времени в действующей армии? – спрашивает командующий.
– С июня сорок третьего года.
Сергеев, очевидно, почувствовал, что я не произвожу впечатления на командующего, и тут же вступается:
– Один из лучших офицеров… Ветеран дивизии… Боевой офицер. Имеет большой опыт форсирования. Наш главный перевозчик. Переправиться через Одер ему всё равно что два пальца… обмочить,- заверяет он. При этом для большей ясности он поднимает руку к низу гимнастёрки, хотя и так всё ясно. Он бросает на меня быстрый выразительный взгляд, и я вмиг вспоминаю его инструктаж и соображаю: очевидно, он не сумел ясно доложить, почему целесообразнее отсрочить переправу, и потому это должен сделать сейчас я. И я снова вскидываю руку к каске.
– Товарищ генерал-полковник, разрешите обратиться… Разрешите доложить… Волна четыре балла… Сильный дождь, видимости никакой – нулевая… В таких условиях амфибии не работают… Разрешите… – сам понимаю: жалко всё это у меня звучит.
– Короче!!! – властно приказывает командующий.
Как настоящий офицер, я не должен подводить начальников и, как настоящий офицер, я должен принять удар на себя.
– Разрешите отложить переправу до рассвета или вызвать буксирные катера… Они с минуты на минуту должны подойти.
Я осекаюсь: генерал-полковник меняется в лице и переводит яростный взгляд на Сергеева.
– Вы что, сговорились?! – выкрикивает он, и я понимаю, что попал впросак: Сергеев и сам всё ему объяснил.
– Никак нет! – тянется перед ним Сергеев.
– Перестаньте вилять! Докладываете, что для переправы готовы, и тут же просите отложить всё до рассвета. Вы не выполнили мой приказ! Сейчас я вам приказываю – перестаньте крутить ж…й! Вы – как хорошая проститутка: вас на одном месте не используешь! Я вынужден объявить вам неполное служебное соответствие… Иван Антонович! – повернулся командующий к командиру корпуса и уже полушепотом продолжал: – В течение десяти дней представьте мне аттестацию на подполковника Сергеева с вашим заключением о возможности его использования в занимаемой должности. Я лично убедился – не соответствует.
– Разрешите… Я думал… как лучше… – заверяет Сергеев.
– Я не могу ждать до рассвета! К десяти утра я обязан вернуться! И на плацдарме надо быть не позже, чем через час! Ясно?! Вы-пал-нять!..
– Так точно! – Сергеев прикоснулся к козырьку. – Разрешите идти?
– Да. Поехали!
Подполковник, четко повернувшись, отошел, печатая шаг. Командующий, семеня мелкими шажками, не скрывая предельного раздражения, направился вместе с командиром корпуса за ним.
5. Переправа через Одер на исходный берег
При переправе на исходный берег на КП дивизии по закону подлости всё лепилось одно к одному.
– Надо ехать, а вас нет! – говорю я водителю амфибии.
– Огоньку не найдется, лейтенант? Куда ехать? – вполголоса возбужденно отвечает Кустов. – Только что из корпуса получена радиограмма: «Все рейсы прекратить, машины из воды поднять!» Я письмо не успел отправить. Если что – пожалуйста…
«Вот это абзац!»
– Чья радиограмма?
– Командира батальона амфибий. Вот она: «Клумба Я – Мак 4 Видимость нулевая Ответьте немедленно».
Замолчать это распоряжение я не имею права,- это было бы преступлением. Я должен немедля принять решение, и я его принимаю.
– Кустов,- говорю я, притягивая к себе старшину за локоть и ткнувшись лицом в его лицо,- сейчас же доложите о радиограмме подполковнику Сергееву. Только ему. Пусть он решает!
Он отходит, но радист, обремененный опытом первых лет войны и двумя тяжёлыми ранениями, как я потом понял, не захотел включать передатчик, чтобы не навлечь на себя огонь противника.
В кромешной тьме и под непрерывным холодным дождем наш буксирный катер, сокращённо называемый «семёркой»{9} , борясь со стремительным течением и большими волнами, медленно рассекал тёмную, коричневатого цвета воду.
Порывы шквального ветра. Исходный берег реки вообще не просматривается и впереди – никаких ориентиров. Мы могли рассчитывать на поддержку огромного числа артиллерийских орудий с возвышенного восточного берега Одера, но они почему-то молчали. Шли на ощупь более получаса, увёртываясь от боковых волн. Болтало нещадно. Механик-водитель, изменяя движение машины относительно волн и ветра, совершая повороты, направлял «семёрку» к берегу переменным курсом, пытаясь уменьшить коварную и опасную качку.
– Старший лейтенант,- оборачиваясь, нарушает молчание командующий,- мы долго будем вот так телепаться, как дерьмо в проруби? Доложите обстановку! – приказывает он.
Я приближаюсь к его уху и шепчу:
– Слушаюсь!.. Места высадки и погрузки на обоих берегах закрыты из-за сильного артиллерийского обстрела. Высаживаться там мне запрещено.
Я стараюсь ответить как можно лаконичнее и точнее.
– Кем запрещено?
– На плацдарме – комендантом переправы инженер-майором Казарцевым. Немцы из пулемётов обстреливают там берег на всем протяжении. Вы слышите, как молотят?..
– Так фланкирующий или фронтальный огонь? 34 или 42?{10} – спрашивает командир корпуса.
– Они различаются по весу,- докладываю я. – МГ-сорок два на три килограмма легче. По звуку стрельбы они не различимы. Возвращаться к причалам погрузки и высаживаться там мне категорически запрещено.
– Кем запрещено?
– Подполковником Сергеевым. Он приказал вернуться на правый берег, спуститься вниз по течению и высаживаться в полутора-двух километрах ниже места погрузки. Но там над берегом линия обороны соседнего корпуса сто тридцатой гвардейской дивизии – в темноте они могут нас перестрелять.
– Резон,- отмечает командир корпуса. – Мы здесь телепаемся, а они в сторонке и в полном порядке. – Он оборачивается ко мне: – Вы обстановку контролируете? Ваше решение?
– Так точно! – бодро отвечаю я и по привычке добавляю: – Аллес нормалес!
– А начальники хороши! – тихо говорит ему командующий. – Каждый отбоярился и снял с себя ответственность. Суть дела не важна!
– Ваше решение? – снова повторяет и оборачивается ко мне командующий. – Что вы конкретно собираетесь делать?
– Продолжаю выполнять боевую задачу по доставке вас и командира корпуса на плацдарм. Я решил: будем высаживаться между «Альпами» и «Балтикой», примерно посерёдке, там, где в первую ночь я высадил командира дивизии полковника Быченкова.
Я нарочно говорю «высадил», чтобы они поняли, что я не случайный неопытный пацан.
– Резон! – опять замечает командир корпуса.
«Я решил» – не раз встречалось мне в боевых приказах и всегда вызывало восхищение своей безапелляционностью. Я стараюсь говорить приказным языком, не торопясь, спокойно и уверенно, чтобы они были убеждены, что я все время полностью контролировал и контролирую обстановку, а переправиться через Одер – для меня всё равно что два пальца обмочить.
– Так в чём дело? Что вам мешает? Чего вы ждете? – спрашивает командующий.
Для себя я ситуацию реально оцениваю как хреновую: и вернуться не можем, и угодить при высадке в такой адской темени без ориентиров можем прямёхонько к немцам.
Ориентирами при высадке на плацдарм должны были служить короткие трассирующие очереди, но из-за сильного дождя мы их не увидели. Сейчас их вообще перестали подавать.
– Нам нужны ориентиры. Мною только что передана радиограмма на личную рацию полковника Быченкова с просьбой без промедления выслать на берег маяки и обозначить место высадки ракетами. Для этого требуется 15-20 минут. По рации передал, что продолжаем движение… но квитанции