Майлз дернул головой назад, и Патрик увидел спящую девочку, свернувшуюся на сиденье. Она была еще в пижаме. Майлз, должно быть, вытащил ее прямо из постели — чучело кролика, да и только.
— Майлз, не могу. Именно сейчас не могу.
— Дело в том, что мне надо в город.
— В какой еще город?
Майлз ответил ему кривой усмешкой:
— В Париж!
— В Париж?
Патрик хотел спросить, какого черта он там собирается делать, но уже понял без слов. Была только одна вещь в мире, которая могла поднять Майлза из постели до полудня и погнать его в Париж.
Он сказал:
— Я думал, ты решил завязать с этим.
— Вот именно, поэтому я и должен это сделать! Последний бросок, чтобы вывести дурь из моего организма.
— Майлз…
— Ну, будь же другом и присмотри за Моджи!
Патрик колебался. Внизу, у реки, тонкая струйка дыма поднималась из трубы на мельнице. Это, должно быть, д-р Хант готовит себе завтрак. Антония завтракала бы пару часов назад, перед тем как уйти в Серс. Теперь она должна вернуться туда, где бывала обычно в это время: под навес, сортировать находки. Полчаса или около того, и ее отец, закончив завтракать, выйдет, чтобы присоединиться к ней.
Он покусал губу. Если он даст согласие Майлзу, это означает, что придется разбудить Моджи и взять ее с собой. А ему надо увидеться с Антонией наедине. С другой стороны, его друг выглядел ужасно. Его лицо вытянулось и блестело от пота, а взгляд ускользал от Патрика.
Патрик вздохнул.
— У меня есть идея получше: давай оставим Моджи с Антонией, и я поеду в Париж с тобой.
— Не будь смеш…
— Ты не можешь ехать один. В таком состоянии ты разобьешь машину!
— Меня это не волнует!
На заднем сиденье заворочалась Моджи. Майлз кинул на нее взгляд.
— Бедная маленькая коровка! Чем она провинилась, что заслужила меня?
— Майлз, не делай этого! Тебе не надо ехать в Париж. Ты можешь бросить все это прямо сейчас.
— Присмотри за ней, Патрик. Это все, о чем я прошу.
Патрик застал Антонию одну, как он и думал.
Мастерская была длинным сараем на противоположной стороне двора, который Ханты осветили лампочками, натянув их между стропилами. Посредине стояли четыре больших стола. На них размещались стойки для сушки, шары для мойки, жесткие щетки, подносы для находок и коробки с файлами. По бокам находились старые каменные сливы для мытья и отстаивания воды. Стены были в цветных диаграммах и досках для записей. Доски были увешаны списками.
Антония сидела за дальним столом в столбе пыльного света, склеивая осколки керамики. Она была в изумрудно-зеленых шортах и голубом топе без бретелек из индийского хлопка, обрамленного красным. Ленты в ее волосах были цвета мяты и малины.
«Девушка — райская птица», — подумал Патрик. Его сердце екнуло. «Что ты, черт возьми, делаешь?» — прозвучал голос рассудка.
Моджи, уже совершенно проснувшаяся, закричала:
— Антония, посмотри на меня. Я в пижаме! А это Звездный Кролик.
Антония подняла голову. Молча взглянула на Патрика.
«Кажется, ты не хочешь меня здесь видеть», — обратился он к ней мысленно.
— Привет, Патрик. Боюсь, Майлза здесь нет.
— Знаю, — ответил он смущенно. — Только что видел, как он отъезжает.
— Если тебе нужен мой отец, то он…
— Нет, на самом деле я пришел увидеться с вами.
Она моргнула.
Они прошли через весь сарай, чтобы приблизиться к ней.
«Скажи, что собирался, и уходи отсюда!»
Вместо этого он вдруг спросил, не нужна ли ей помощь.
Она снова моргнула.
Он повторил свое предложение.
«Идиот, ты думаешь, что делаешь?»
Она озадаченно взглянула на него.
— Ну хорошо. Если хотите, вы могли бы помечать вот эти черепки.
— О, замечательно, — сказала Моджи. — Я люблю делать ярлыки.
Она принесла поднос, стопку контекстных листов, регистр находок и горшок белых индийских чернил. Патрик принес пару стульев.
Он старался сконцентрироваться, пока Моджи показывала ему, как рисовать контекстный номер на каждом черепке и серьезно попросила его не нумеровать слишком близко к краю, так как именно это место скорее всего разрушится — и тогда контекстный номер пропадет.
Затем Антония вернулась к своей реконструкции с застенчивой сосредоточенностью человека, который знает, что за ним наблюдают.
Ее движения были точны и деликатны, и Патрик находил их завораживающими. Она заботливо очищала мягкой тонкой кистью каждый черепок от пыли. Потом она мазала каждый край тонкой пленкой клея, разглаживая слой за слоем с бесконечной осторожностью. После этого она ставила каждый черепок на место, используя горку песка на подносе как подложку. Наконец, она разглаживала соединение пальцами, нежно сдувая остатки пыли.
У Патрика пересохло во рту. Чтобы прервать паузу, он спросил, над чем она работает.
Она неуверенно взглянула на него, как бы сомневаясь, что это ему действительно интересно.
— Я на самом деле хочу это знать.
— Это лампа.
— И вы нашли это в Серсе.
— Да.
Лампы такого типа он видел в книгах. Дискообразная емкость для масла с коротким маленьким носиком для фитиля. Он догадался, что, когда эта прелестная маленькая лампа будет закончена, она удобно ляжет в ее ладонь. Мысль об этом заставила его сердце биться сильней.
— Думаю, это богиня, — сказала она.
Взяв черепок, она показала ему профиль женщины. Патрик увидел прямой греческий нос, массу вьющихся волос и мечтательную архаичную улыбку.
— Выглядит как богиня, — сказал он хрипло. — Только какая?
Она нахмурилась.
— Не могу сказать с уверенностью. Возможно, Великая Мать, Кибела. Или что-то среднее между ней и Лунной богиней. Они обе были чрезвычайно популярны здесь, в южной Галлии. Не исключено, что она может быть тройственной Лунной богиней, так как держит три ветки.
Моджи заглядывала ему через плечо, толкая его.
— Это означает, что она — три в одном, — сказала она. От нее пахло pain au chocolat, который он купил для нее к завтраку. — Антония мне рассказывала. Богиня Девственница — весна, лето и зима. Ты понял? Молодой месяц, полный месяц и убывающий месяц… А что такое «девственница»?
— Ну… девушка, которая еще не вышла замуж, — ответил Патрик.
— О! Прямо как я и Антония.
Антония взглянула на него и улыбнулась. Это была не ее обычная вежливая дежурная улыбка, а та настоящая, берущая за сердце, которую она послала ему в тот первый день в Серсе. Она вызывала в нем желание привлечь ее к себе, зарыться лицом в мягкую впадину между плечом и горлом.
Антония положила черепок обратно и пошла к стоку вымыть руки. Ее босые ноги издавали мягкий шлепающий звук в пыли. Как будто ласка пробежала по его спинному хребту. Теперь было самое время уйти. Пробормотать какие-нибудь извинения и идти к черту отсюда.
Он откашлялся.
— Так что еще вы здесь нашли?
— Не много, — обернувшись, ответила она. — Массу фруктовых косточек. В основном грушевых. Дикие груши были посвящены Великой Матери, из-за их белых цветов. Так что это одна из вещей, которые должны были оберегаться местными крестьянами. Да, и еще части тела.
— Части тела?
— Не настоящие. Глиняные.
Моджи сказала:
— Антония нашла одно ухо и кусочек ноги. Во времена римлян, когда болела нога, клали маленький кусочек глины в пруд, и богиня делала ногу здоровой.
— Правильно, — кивнул Патрик.
Повисла пауза.
— Так куда же уехал Майлз? — спросила Антония, все еще находясь у стока.
Патрик отвел взгляд в сторону.
— Вы говорили, что видели, как он уезжал. Куда же он поехал?
— Он поехал в Париж.
Она повернулась.
— В Париж?
— Он… ему надо зачем-то увидеться с каким-то парнем.
Он наблюдал, как она это воспримет. Антония вернулась к стулу и села.
— Знаете, вы не должны покрывать его.
Он покраснел.
— Я знаю о… — она посмотрела на Моджи. — О сути.
— Сути чего? — спросила Моджи.
— Шампанского, — ответил Патрик.
Моджи взглянула на него с недоверием.
— Так он поэтому уехал? Он хочет собраться с силами, чтобы бросить, и думает, что последний загул ему поможет.
Патрик вздохнул, а потом спокойно сказал:
— Вы из-за этого… с ним? Чтобы помочь ему завязать?
Она подняла голову и посмотрела на него.
— Не знаю. — ответила она наконец. Потом добавила вполголоса: — Иногда я удивляюсь, почему он остается со мной. В том смысле, что мне не нравится ничего из того, что нравится ему. И я не умею уходить, тут он прав.
Патрик смотрел, как она берет другой черепок и начинает мазать его края клеем. В этот момент ее губы были плотно сжаты, как будто она старалась взять себя в руки.
Вот ублюдок, подумал он. И что она в нем нашла? Если бы Майлз был здесь, он схватил бы его за горло и избил до полусмерти.
— Я тоже пробовала это, — сказала она, прилаживая черепок на место. — Чуть-чуть. Каждого вида, чтобы иметь возможность сказать ему, что дурь не стоит того и остановить его. — Она замолчала. — Кажется, это было довольно-таки наивно.
— Это не было наивно, — сказал Патрик резко. — Это было глупо. Правда, глупо.
Моджи подавила зевок.
Антония вспыхнула.
— Нет, не глупо! Здесь не было риска подсесть. Они мне даже не нравятся. Я просто становлюсь больной от них.
Он почувствовал, как начинает злиться.
— Вы не должны были пробовать это вещество вообще! Ни ради Майлза, ни ради кого!
— Патрик, — сказала Моджи испуганно. — Не надо…
— Почему же? — парировала Антония. — Потому что я недостаточно крута, чтобы обращаться с ним? Уверена, что Нерисса делает это постоянно, но вы никогда не говорите ей: «Правда, глупо».
Он не ответил.
— Знаете, — сказала она убежденно, — иногда я ненавижу свою роль. Пай-девочка. Скучная, держащая всех на расстоянии вытянутой руки.
Нетрудно было понять, что она имела в виду. За эти годы она отгородилась от всего. Она стала завзятым археологом, слишком зацикленным на работе, чтобы позволить себе немного удовольствий. Может быть, она надеялась, что общение с Майлзом изменит это, но получилось только хуже. Поскольку Майлз показал ей, как она отличается от тех, кто живет сегодняшним днем и ездит в Париж из прихоти. И пускается во все тяжкие за спиной своей девушки. Он был удивлен тем, что она п