ания. И профессиональные вопленицы в конце концов овладевали аудиторией, к их плачу вскоре присоединялись не только родственницы покойного, но даже совсем посторонние женщины, которые рыдали не над усопшим, а над собственной судьбой, оплакивали неизбежную смерть свою и своих близких. Тот, кто когда-нибудь слушал, как голосят в наших деревнях над телом покойника, знает, какое тяжелое чувство безысходной тоски, отчаяния и боли охватывает при этом впечатлительных людей, особенно детей. По-видимому, языческий похоронный обряд арабов всегда производил на Мухаммеда мучительное и болезненное впечатление; во всяком случае, в свое время он строго запретит и профессиональных воплениц и самоистязания над телом покойного…
…Тело Абд аль-Мутталиба положили на похоронные носилки, и процессия двинулась через весь город туда, где за городской чертой, близ дороги, была уже выкопана глубокая могила, в боковой стенке которой сделали специальную нишу высотой около метра. В эту нишу поместили покойника, положив вместе с ним меч, лук и стрелы, после чего могилу засыпали и устроили над ней невысокий холмик из земли. Над могилой разбили специально принесенную глиняную посуду. Рядом с ней вбили кол, к которому привязали верблюдицу, заставив ее предварительно опуститься на колени. Голову верблюдицы повернули назад и закрепили при помощи уздечки; в таком положении ее оставили умирать над могилой от голода и жажды. Могилу полили водой, чтобы на ней росла трава, и помолились о том, чтобы дожди чаще орошали могилу.
Так Абд аль-Мутталиб получил для своей загробной жизни все необходимое — оружие, посуду и верблюдицу. Его глубокую могилу с нишей не могли разрыть шакалы; он не был придавлен землей и мог сесть в своей нише, если бы ангелы опустились к нему и захотели с ним побеседовать. Впрочем, мы не знаем, какие представления о загробном мире были у арабов-язычников. Подобные могилы с нишей впоследствии были узаконены исламом, который и распространил идею об ангелах, с которыми неучтиво разговаривать лежа. Но сам обряд погребения свидетельствует, что какие-то верования о загробной жизни бытовали среди арабов и в доисламские времена.
Похороны Абд аль-Мутталиба были завершены обильной тризной, в которой приняли участие не только члены клана Хашим, но и вожди всех остальных ведущих кланов Мекки, а для Мухаммеда начался новый период жизни под покровительством Абу Талиба.
Глава 4ОТРОЧЕСТВО И ЮНОСТЬ
Абу Талиб, новый глава многочисленных «сынов Хашима», хотя и унаследовал почетную и не лишенную выгоды должность распределителя налога в пользу неимущих паломников (заведование священным колодцем Замзам перешло к его брату Аббасу), никакой религиозностью, достойной быть отмеченной в преданиях, не отличался. Он вел энергичную деловую жизнь, типичную для довольно крупного торговца того времени, которому много времени приходится проводить в деловых поездках и нередко самому возглавлять караваны. Клан представлял собой и нечто похожее на акционерное общество, и «сыны Хашима» принимали иногда посильное долевое участие в торговых операциях Абу Талиба, во всяком случае наиболее зажиточные.
Абу Талибу приходилось много времени уделять и общественным обязанностям, связанным с его положением главы клана. Эта «должность» не просто перешла к нему по наследству — старший сын Абд аль-Мутталиба должен был зарабатывать уважение большинства хашимитов, а для этого требовались определенные личные достоинства, в первую очередь рассудительность, уравновешенность, доброжелательное отношение к членам своего клана, готовность защищать их интересы и беспристрастно участвовать в разрешении споров и тяжб, возникающих внутри клана. Наконец, нужно было пользоваться достаточным авторитетом в глазах влиятельных мекканцев. Пост главы клана требовал от него и достойного поведения в личной, семейной жизни, и уважения к освященным временем обычаям курайшитов. Абу Талиб в глазах своих соплеменников и был человеком не только состоятельным, но и почтенным и добропорядочным.
Свои обязанности опекуна восьмилетнего Мухаммеда, приходившегося ему племянником, Абу Талиб выполнял вполне добросовестно. Конечно, и речи не было о том, чтобы учить Мухаммеда читать и писать — большинство курайшитов было неграмотными, обучение стоило дорого, и грамоте учили тех, кому она могла существенно пригодиться в дальнейшем. Мухаммед, сирота и фактически неимущий, несомненно, не относился к числу тех мальчиков, которых стоило обучать грамоте; это было очевидно не только для его опекуна, но и для самого Мухаммеда — в будущем ни ему, ни его соратникам и в голову не приходило упрекнуть Абу Талиба за то, что вверенный его опеке племянник не получил никакого образования.
Обучение Мухаммеда, как и большинства его сверстников, сводилось к играм и посильному участию в занятиях взрослых. Мальчики играли преимущественно в войну, и к таким играм взрослые относились с полным уважением, снабжая детей игрушечными луками, копьями и мечами, так как это были не только игры, но и необходимая для каждого мужчины военная подготовка, обучение трудному и сложному ратному делу.
Утверждают, что во время одной из детских игр Бог проявил свою заботу о том, чтобы будущий пророк уже в детстве вел себя пристойно. Мухаммед и другие мальчишки строили из камней крепость или дворец. Камни они переносили в своих джуббах — халатах из тонкой ткани с узкими рукавами, — которые они поснимали. Так же поступил и Мухаммед, и интересная игра шла своим чередом, как вдруг кто-то невидимый отвесил ему весьма чувствительный шлепок и приказал: «Надень джуббу!» Мухаммед тотчас послушался и, приведя в порядок одежду, стал таскать камни на спине, в то время как его сверстники, нимало не смущаясь, продолжали щеголять нагишом.
Участие в занятиях взрослых позволяло Мухаммеду постепенно научиться всем тонкостям торговли: умению обращаться с товарами, взвешивать их и измерять, упаковывать и хранить, различать их качество и ценность по признакам, которые кажутся незаметными или несущественными человеку несведущему. Торговые занятия требовали также искусного обращения с животными, в основном верблюдами, от заботливого и умелого ухода за которыми часто зависел не только успех торговых экспедиций, но и сама жизнь купца.
Мекка не была захолустьем. Прибытие и отправление караванов, кочевники, стекавшиеся в священные месяцы огромными толпами, шумные ярмарки, на которых публично состязались поэты, — все это делало жизнь в городе яркой и оживленной. Дети и подростки не были изолированы от взрослых. Соблюдая требуемые обычаем скромность и уважение к старшим, Мухаммед мог присутствовать и при обсуждении важнейших общественных дел, и при спорах на религиозные и моральные темы, и при рассказах о торговых путешествиях, о приключениях в далеких странах, о преданиях старины и обычаях разных племен и народов.
В отличие от нашего времени и нашей цивилизации, взрослые меньше стыдились некоторых сторон своей жизни, в том числе и интимной, и перечень вопросов, «не предназначенных для детских ушей», был в ту эпоху значительно короче. В результате переход от детства к юности, а затем к жизни взрослого человека не сопровождался таким количеством разочарований, конфликтов и душевных потрясений, как в наше время, совершался более гладко и естественней. Поэтому можно смело утверждать, что, живя общей жизнью со взрослыми, ребенок действительно получал полное «образование», становился всесторонне подготовленным к дальнейшей самостоятельности.
Отсутствие по-настоящему близких и любящих его людей должно было рано приучить Мухаммеда к сдержанности в проявлении своих чувств, способствовать ранней изоляции его внутреннего мира, вырабатывать привычку оставаться наедине со своими мечтами, мыслями и наблюдениями.
Впрочем, и буквально наедине с самим собой Мухаммеду приходилось бывать часто — лет с девяти-десяти он считался уже достаточно взрослым, чтобы пасти скот не только в ближайших окрестностях Мекки, но и на удаленных от города пастбищах. Там он нередко проводил несколько дней в полном одиночестве, присматривая за верблюдами, овцами и козами, и, по-видимому, одиночество не очень тяготило его. Насколько это было благотворным для его духовного развития, сказать трудно, но сам Мухаммед, который впоследствии говорил, что «все пророки в детстве пасли стада», очевидно, усматривал какую-то связь между пастушескими обязанностями и даром пророчества.
Если Мухаммед и был довольно замкнутым подростком, его никак нельзя было назвать угрюмым. Очень быстро он завоевал симпатию Абу Талиба, который, как некогда Абд аль-Мутталиб, полюбил его, стал относиться к своему племяннику с большим вниманием и теплотой, чем это требовалось от него просто как от опекуна и главы всех хашимитов. Очевидно, уже в детские годы Мухаммед был наделен способностью привлекать к себе симпатии людей, с которыми его близко сталкивала судьба, вызывать в окружающих довольно благожелательное и уважительное к себе отношение. Сперва это была его кормилица Халима, затем дед Абд аль-Мутталиб и, наконец, его дядя Абу Талиб.
Несмотря на эти счастливые свойства характера, отрочество и юность Мухаммеда не были столь уж радостными и светлыми. Неизбежная невнимательность и равнодушие окружающих, раннее осознание своего положения бедного родственника, которому и в будущем не на кого надеяться, не только требовали от него сложного искусства не уронить в таких условиях своего достоинства, но и больно ранили самолюбие, оставляли в душе много горечи. Сам Мухаммед о своем детстве и юности говорил впоследствии просто и предельно лаконично: «Я был сиротой».
В возрасте двенадцати лет Мухаммед, если верить преданиям, совершил свое первое длительное путешествие. Абу Талиб снарядил очередной караван для отправки в Сирию. Мухаммед страстно мечтал о подобной поездке, но не решался просить об этом. В самый последний момент, однако, когда Абу Талиб собирался уже сесть в седло, мальчик не выдержал и стал так горячо упрашивать своего опекуна взять его с собой, что Абу Талиб наконец сжалился и, несмотря на то что Мухаммед был еще мал для длительной и опасной поездки, разрешил ему сопровождать караван. Конечно, Мухаммед ехал не пассажиром, а помощником, обязанным выполнять посильную для своих лет работу.