Одержимость поэтов была для Мухаммеда нечестивой, а увлечение поэзией, пропитанной языческим индивидуализмом и языческой гордостью, делающей человека центром мироздания, — пагубной для истинно верующего. Пророк готов был признать лишь тех поэтов, которые уверуют в единого Бога и творчество которых проникнется духом ислама.
Только совмещение религиозных и торговых занятий во время паломничества не вызывало у Мухаммеда никаких возражений — оно казалось ему естественным, само собой разумеющимся; религия для него не была уходом от жизни, от будничной повседневности, наоборот, согласно его мироощущению, религия должна была пропитать собой все стороны жизни, вплоть до самых «низменных», и тем придать всему будничному и повседневному, каждому поступку и каждому помыслу «высший», чистый и религиозный смысл.
Конечно, духовные интересы торговцев-паломников не исчерпывались увлечением поэзией и актерским мастерством. Вопросы религии, неотделимые от вопросов политики, волновали всю Аравию. Желающих встретиться с Мухаммедом и послушать его, а то и просто поглазеть на него было предостаточно — личность пророка, вступившего в многолетнюю борьбу с могущественным племенем курайшитов, вызывала не меньшее любопытство, чем суть его учения.
На одной из подобных ярмарок во время паломничества 620 года и произошла историческая встреча Мухаммеда с шестью хазраджитами из Ясриба. Эти шесть язычников представляли пять кланов своего племени — впрочем, в земледельческом Ясрибе кланов было больше ста, и они постепенно превращались в нечто похожее на многолюдные семьи.
Мухаммед, как всегда, подробно изложил пришельцам из Ясриба суть своего учения, основные положения которого он подкреплял цитатами из Корана — словами самого Аллаха, подлинными, неискаженными, обращенными непосредственно к арабам.
В учении Мухаммеда была важная и интересная для жителей Ясриба мысль — уничтожение межплеменной и внутренней вражды. Мухаммед настаивал, что все верующие составляют один народ — единую умму, по его терминологии. Община верующих, сплотившихся вокруг него в Мекке, представляла такую умму как бы в зародыше — курайшиты не допускали, чтобы формирование уммы завершилось. Умма Мухаммеда в Мекке с самого начала мыслилась как внеплеменное объединение, готовое принять всех желающих — и «красных» и «черных», то есть и собственно арабов любых племен, и эфиопов. Чернокожий Биляль, бывший раб и затем верный телохранитель Мухаммеда, принял ислам в числе первых нескольких десятков и вошел в умму пророка без каких-либо возражений. Излагая в Коране историю древних пророков, Мухаммед также постоянно подчеркивал, что последователи каждого из них образовывали единую умму, единый народ, не знающий деления на племена и кланы.
Внутри уммы нет ни патронов, наделенных большими правами, ни клиентов, права которых ограничены, — перед законом равны все. Рабство тоже должно было постепенно исчезнуть, так как принявшего ислам раба следовало отпускать на волю. Рабами могли быть только иноверцы, то есть люди, не принадлежащие к умме. Один Бог, одна вера, один народ, один закон для всех — так мыслилось социальное устройство тех, кто предал себя богу, стал мусульманином.
Во главе уммы стоит пророк, руководимый самим Аллахом; на его суд и передаются все споры и разногласия между верующими. Право же самим чинить суд и расправу раз и навсегда отнималось у верующих — такова была цена за мир, единство и безопасность.
Представление о единстве и общественном равенстве верующих свойственно всем развитым формам единобожия. Подобно апостолу Павлу, провозгласившему, что «нет грека, нет иудея — есть христианин», Мухаммед настаивал, что все уверовавшие в Аллаха составляют единый народ, единую умму. Его учение было интернациональным в своей основе, несмотря на особую симпатию пророка сначала к курайшитам, а потом и ко всем арабам.
Встреча с Мухаммедом произвела сильное впечатление на ясрибитов. Их прельщал ислам, на основе которого решался широкий круг личных и социальных проблем; слияние в один народ, образование единой уммы вместе с последователями Мухаммеда из Мекки, казалось им заманчивым. Сам пророк покорил их твердостью и искренней убежденностью в торжестве дела ислама, и они вернулись в Ясриб, уверенные, что Мухаммед — тот человек, на которого можно положиться, человек, который не подведет.
Эти шесть хазраджитов стали ярыми пропагандистами ислама в Ясрибе. Они убеждали язычников, пока Мухаммеда не переманило какое-нибудь другое племя, принять ислам и стать ансарами — помощниками пророка.
В следующем, 621 году, опять-таки во время традиционного паломничества к Каабе, представители Ясриба вновь встретились с Мухаммедом, на этот раз для более серьезных и ответственных переговоров. Делегация состояла из двенадцати человек — двух из племени Аус и десяти из племени Хазрадж; пятеро среди последних встречались с Мухаммедом в предыдущем году. Таким образом, уполномоченные обоих ведущих арабских племен Ясриба приняли участие в переговорах.
На склонах холма Акаба, недалеко от оживленной в священные месяцы дороги между горой Арафой и долиной Мина, двенадцать ясрибитов торжественно поклялись Мухаммеду поклоняться только Аллаху, не красть, не прелюбодействовать, не убивать новорожденных девочек, воздерживаться от клеветы и злословия. Они также поклялись повиноваться Мухаммеду, как пророку, во всем «одобряемом», то есть во всем, что потребует Аллах, хранить верность Мухаммеду в счастье и в горе.
Клятва, принесенная ясрибитами, знаменовала их вступление в общину мусульман — отныне они становились членами уммы Мухаммеда, единого народа, созданного верующими.
Клятва двенадцати из Ясриба получила название Первой клятвы при Акабе. Ее часто называют также «клятвой женщин», так как в ней ни словом не упоминается об обязанности защищать пророка с оружием в руках и сражаться вместе с ним против общих врагов.
Первая клятва при Акабе почти дословно повторяет отрывок из Корана, полученный Мухаммедом в откровении несколько позднее:
— О пророк! — приказывал ему Аллах, — Когда придут к тебе верующие женщины, присягая тебе в том, что они ничего не будут придавать Аллаху в сотоварищи, и не будут красть, прелюбодействовать или убивать своих детей, и не будут приводить лжи… и не будут ослушиваться тебя в одобряемом, то прими их присягу и проси для них прощения у Аллаха, — ведь Аллах прощающий, милосердный!
Арабские историки настаивают, что помощники из Ясриба потому принесли Мухаммеду «клятву женщин», в которой ни словом не упоминалось об обязанности защищать пророка с оружием в руках, что Мухаммед не получил еще разрешения от Аллаха прибегать к насилию в какой бы то ни было форме.
Действительно, до этого времени Мухаммед никогда не призывал к насилию — ни от имени Аллаха, ни от своего собственного. Проповедь мира не только прекрасно увязывалась с духом созданного им учения, но и являлась необходимой в сложившихся условиях. В окружении враждебных курайшитов только мир спасал Мухаммеда и его последователей от полного и безжалостного уничтожения. Было бы самоубийством с его стороны прямо или косвенно угрожать курайшитам расправой — он грозил им только гневом Аллаха, божьей карой, и даже не настаивал, что эта кара обязательно постигнет их в земной жизни. Таких угроз язычники, конечно, всерьез не принимали.
Были у Мухаммеда и более веские причины воздержаться пока от военного союза с ансарами. Явившаяся делегация была не очень представительной, хотя и выступала от имени обоих враждующих племен оазиса. Каково реальное соотношение сил в Ясрибе, Мухаммед не знал. Не знал он также, насколько далеко по пути ислама готовы пойти его сторонники в Ясрибе. Готовы ли они принять не только его, Мухаммеда, как пророка и посланника Бога, но и всех мекканских мусульман?
До решения всех этих вопросов ни о каком военном союзе с двенадцатью новообращенными мусульманами из Ясриба не могло быть и речи.
Поэтому «клятвой женщин» и закончились переговоры Мухаммеда с делегатами из Ясриба. Вместе с ними Мухаммед отправил верного мусульманина и своего дальнего родственника хашимита Мусаба ибн Умайра — обучать новообращенных чтению Корана, наставлять их в вопросах веры и растолковывать им тонкости ритуальной стороны ислама. В задачу Мусаба входило также ознакомиться на месте с настроениями в оазисе, выяснить, насколько реальна перспектива переселения туда всех мекканских мусульман, и доложить обо всем Мухаммеду.
Мусаб прекрасно справился с поручениями — как с официальными, так и с секретными. Ислам бурно распространялся в оазисе. Скоро почти в каждом клане авситов и хазраджитов имелись новообращенные. Только одна крупная ветвь племени Аус, известная под именем Ayс-Манат, категорически отвергла ислам.
Мусаб, которого ясрибские мусульмане прозвали Чтецом, руководил общими молитвами новообращенных до тех пор, пока не подготовил себе надежную замену в лице Азада ибн Зурата из племени Аус. Говорят, что во время его пребывания в Ясрибе стали входить в обычай общие торжественные молитвы по пятницам. Однако ясрибские мусульмане с самого начала довольно косо смотрели на то, что их религиозными делами распоряжается пришелец из другого племени, и как только Азад ибн Зурат достаточно хорошо освоил чтение Корана, Мусаба от руководства общими молитвами отстранили.
Примерно за год в Ясрибе была подготовлена почва для переселения мусульман из Мекки, о чем знали лишь немногие посвященные — весь проект надлежало хранить в тайне от курайшитов, а потому и большинству верующих ничего не сообщалось.
Тем временем в Мекке Мухаммед исподволь приучал своих последователей к нелегкой мысли о неизбежности выселения из родного города. За два года, прошедшие после неудачной вылазки Мухаммеда в Таиф, вызвавшей новую волну преследований мусульман, язычники более или менее успокоились, и многие рядовые верующие, не испытывая особых гонений, вовсе не горели желанием покинуть родину и идти на чужбину, навстречу полной неизвестности и нищете — для них, торговцев, в земледельческом оазисе не предвиделось никакого занятия, которым они могли бы прокормить себя и свои семьи.