ушать браслеты. Убрать прослушку целиком я не могу из-за вопросов вашей же безопасности, но послабления должны быть.
– Спасибо, ваше величество, – повторил Вагариус. – У Софии пока нет браслета, а свой я буду блокировать, когда общаюсь с ней.
– Новый браслет выдадут в кадровой службе, когда она вернется во дворец. По этому вопросу я все сказал, можешь идти. Или ты хотел обсудить со мной что-то еще?
– Да. – Вагариус на секунду отвел взгляд. – Я хотел извиниться, ваше величество.
Арен поднял брови:
– За что?
– Когда возникла портальная ловушка, я принял решение удерживать ее на артефактных границах, чтобы огонь не пошел дальше, на другие дома. Я полагал, что щитовых кровных амулетов на Софии, Агате и Дэйве и амулета-нейтрализатора, который был с собой у парня, окажется достаточно, чтобы обезвредить ловушку. Я не пытался спасти ее высочество, понадеявшись на амулеты. – Вано опустил голову. – Я мог бы пройти в огонь сам, накрывшись щитом, и…
– И сдохнуть через минуту, – резко перебил его Арен. – Конечно, существовал мизерный шанс спасти Агату таким образом, как ты описываешь. Но этот шанс крошечный. Про то, что нейтрализатор неисправен, мы не знали. А если бы ты не удерживал щит на месте, пострадавших было бы намного больше.
– Я понимаю. Но моя первейшая задача – безопасность вашей семьи, а я…
– Ты принял разумное решение, основываясь не на эмоциях, а на долге, Вано. За это я тебя и ценю. Если это все, можешь идти.
На этот раз во взгляде безопасника появилась благодарность.
– Спасибо, ваше величество.
Виктория честно пыталась и накануне, и сегодня рассуждать о словах Анны, но получалось плохо. «Ты любишь не Арена, а себя», – сказала сестра мужа, и Виктория отчасти понимала, что породило подобное мнение, но она считала, что Анна не права, и думать на эту тему не хотела. Врач ведь сказал, главное – что считает она сама, а не кто-нибудь другой. А она любит Арена. Защитница, она очень его любит! Но почему, почему они все ей не верят?..
Опять. Только что ведь подумала – главное, что считает она сама, а не Анна или Арен. И все равно опять думает, отчего ей не верят. Еще и эмпаты… Как они могут не чувствовать ее любовь к мужу? Она-то чувствует!
Так ничего толком и не поняв, Виктория в полдень вновь направилась на сеанс к Силвану Несту, ощущая себя не выучившей урок школьницей.
Психотерапевт, зайдя в салон и поздоровавшись с ней, опустился на диван, по своему обыкновению оглядывая заставленный стол – вазочки с конфетами, печеньем, зефиром, чайник и чашки… Да, слуги старались, как обычно. Но Виктория не могла ничего есть от волнения, да и пить тоже получалось только до прихода Силвана.
Силван Нест
– Скажите, айл Нест… – Она не была уверена, что стоит спрашивать, но ей было слишком любопытно. – А почему вы никогда не пьете чай и не едите?
Он улыбнулся и ответил совершенно неожиданное:
– Мне неловко, ваше величество.
– Неловко? – повторила Виктория обескураженно, и мужчина кивнул.
– Да, неловко. Хотя мне безумно хочется попробовать вон те конфеты, круглые, в розовой глазури. Я люблю конфеты. А вы?
Она непроизвольно улыбнулась – ей почему-то в голову не приходило, что врач может любить конфеты. Тем более психотерапевт. Хотя почему? Он ведь тоже человек.
– Да, люблю. Я вообще люблю сладкое, поэтому это все сюда и принесли. Если вам хочется, ешьте, я же не против. И чаю можете выпить.
– Конечно, мне хочется. Но, видите ли, в чем дело – я не аристократ. Я понятия не имею, как правильно есть конфеты и пить чай из таких маленьких чашечек. – Силван забавно развел руками, и Виктория засмеялась. – Боюсь, что буду слишком громко хрустеть или вообще разолью что-нибудь. Так что лучше мне воздержаться от подобного позора.
От смеха на глазах у Виктории выступили слезы, и она, фыркнув, сказала:
– Я вам заранее прощаю весь позор, айл Нест. Ничего страшного не произойдет – если что-то разольется, мы это вытрем, а уж громкий хруст конфетами или печеньем никак мой слух не потревожит.
– Только если вы ко мне присоединитесь, ваше величество, – произнес Силван, глядя на нее с мягкой улыбкой.
– С удовольствием, – ответила Виктория вполне искренне – теперь, после этого диалога, ей действительно захотелось и конфет, и чая.
Через пару минут она была вынуждена признать – то ли врач слукавил, то ли он просто очень старался ничем ее не оскорбить. Так или иначе, но ел и пил Силван аккуратно, и даже конфетами хрустел вполне деликатно. Но брал он их из вазочек активно, при этом после откусывания заглядывал внутрь почти с детским любопытством – изучал начинку. Виктория тоже всегда так делала.
– Как вы сегодня себя чувствуете, ваше величество? – спросил Силван, осторожно поставив чашку на стол.
– Я озадачена, – призналась она, вздохнув, – видимо, шутки кончились, пришло время проверять домашнее задание. – То, о чем вы просили меня подумать… я так ни до чего и не додумалась.
– Не страшно, давайте подумаем вместе. Расскажите мне, что именно вас смущает в рассуждениях на эту тему.
– Противоречие. Мое внутреннее противоречие. С одной стороны, вы сказали – не важно, что думают Анна или Арен, важно, что думаю я сама, а с другой… Меня все же волнует, что они думают. И главное – почему они так думают.
– «Так» – это как?
– Что я не люблю мужа.
– Разве его величество утверждал, что солидарен с сестрой?
Виктория закусила губу и помотала головой:
– Нет. Но я не сомневаюсь, что солидарен.
– Давайте все же оперировать фактами, – мягко возразил Силван, потянувшись за очередной конфетой. – Поскольку ваш муж ничего подобного не утверждал, давайте рассматривать это мнение исключительно как мнение ее высочества. А для того, чтобы понять, почему она так думает, попробуйте представить себя на ее месте.
Виктория смотрела на врача с непониманием.
– Это как?
– Представьте, что император – ваш брат, а не муж.
Она иронично усмехнулась.
– Это весьма непросто.
– Весьма. Но давайте попробуем. Итак, Арен – ваш брат, и он женится на женщине, похожей на вас. Посмотрите на нее и попробуйте описать. Какая она?
Виктория задумалась. Нет, как она ни пыталась посмотреть на себя со стороны «сестры мужа» – ничего не получалось, о чем она и сообщила Силвану:
– Нет, не выходит.
– Я вам помогу. Считаете ли вы эту женщину красивой, ваше величество?
Она непроизвольно покраснела.
– Честно?
– Естественно, честно, – ответил врач серьезно. – Вы можете говорить мне все, что думаете.
– Да, я считаю… «эту женщину» красивой.
– Хорошо. А она умна? Как вы думаете?
Интересно, почему ей настолько неловко? Ведь ничего особенного он не спрашивает.
– Нет. Она посредственная.
– Вот как? Почему же?
– У нее нет никаких талантов. И в школе, и в институте училась средне, и если бы не специфическая родовая магия… Так и однокурсники говорили. Нетитулованные маги. Почти все на моем… на ее курсе были нетитулованными. «Пустышка, даром что аристократка. Грош цена, если бы не родовая магия».
– И вы с ними согласны?
– В целом – да. Я… эта женщина действительно ничего особенного из себя не представляет. Успехами в учебе не блистала.
– Ясно, – сказал Силван и, взяв в руки свой блокнот, что-то там отметил. – С красотой и умом разобрались. Теперь характер. Какой у нее характер, как вы считаете? Только помните, что отвечаете вы со стороны сестры императора, а не со своей.
– Я стараюсь, но все равно получается не совсем то. – Виктория криво усмехнулась. – Анна наверняка сказала бы не нейтральное «посредственная», а «глупая».
– Мы не можем знать это точно, ваше величество, – качнул головой врач. – Но мне и не нужно, чтобы вы отвечали, как Анна. Отвечайте, как вы, только глядите с другой стороны. Вернемся к характеру. Какой у этой женщины характер?
– Отвратительный. Кошмарный. Жуткий. – Виктории почему-то захотелось заплакать, но она сдержалась. – Она абсолютно не умеет контролировать себя и свои эмоции. Заводится без повода, постоянно нервничает, кричит и даже швыряется посудой. Ее ненавидит вся прислуга и…
Она запнулась.
– Продолжайте. Что вы хотели сказать? Кто еще ее ненавидит, кроме прислуги?
– Она себя тоже иногда ненавидит, – почти прошептала Виктория и шмыгнула носом. Разреветься хотелось до ужаса. – Особенно когда не может остановиться, все кричит и кричит.
– А теперь ответьте на вопрос, любит ли себя эта женщина.
Мир вокруг словно замер, и даже тишина показалась Виктории оглушительной.
А потом все будто бы разбилось, осыпалось, завалив ее осколками…
Защитница! Она ведь даже не о том думала! «Ты любишь не его, а себя». Силван спрашивал ее не о том, любит ли она мужа – а любит ли она себя!
– Нет… – Виктория все-таки заплакала. – Как я могу любить себя, если меня никто не любит?! Никогда не любил, никогда… Никто…
Она плакала и плакала, всхлипывая и подвывая, но стыдно почему-то не было. Было мучительно, неприятно, жаль себя, но не стыдно.
Врач вновь дал ей свой платок, подождал, пока она немного успокоится, а потом произнес:
– Давайте попробуем подойти к этой ситуации с другой стороны, ваше величество. Вы сказали, что никто и никогда вас не любил. Мое домашнее задание – вспомните то, что вас когда-либо радовало. Какие-то ситуации, искренние комплименты, эмоции или просто люди. И запишите это. Записывайте все подряд, любую мелочь, и старайтесь вспомнить как можно больше. Берите не только последнее время, то есть время замужества, но и детство.
– Хорошо, я постараюсь, – всхлипнула она.
– На сегодня это все, ваше величество. Теперь я приду к вам послезавтра.
– Не завтра?
– Нет. Я хочу, чтобы вы подумали, о чем мы с вами сегодня говорили, и успели выполнить домашнее задание.
Несмотря на то что София находилась в госпитале, день у нее прошел замечательно.