– Это к лучшему, – вздохнула Виктория, покосившись на хохочущую Агату. – А то я не представляю, как их уводить отсюда. Пусть подольше побудут.
– Ничего, завтра у них еще один день на море, – улыбнулась София, представив, как станут в скором времени сопротивляться Агата и Александр. – А вот завтра начнутся настоящие проблемы…
Чуть позже из моря вышел император, и София невольно посмотрела на его бедра, ощущая, как полыхают щеки. Да, иллюзия выглядела вполне реалистично, и если бы не те мгновения под водой, она бы не догадалась.
Как же это было приятно! И руки Арен совсем не сдерживал, как обычно в последнее время. Он дрогнул, не выдержал, а значит – она сможет переубедить его. Только бы после случившегося сегодня Арен не начал избегать ее, нарочно не оставаясь наедине и не приходя в комнату. Тогда станет сложнее…
Минут через десять, все-таки оторвав детей от замка, император с императрицей вернулись во дворец, а София с сестрами, мамой и Вано, побыв на пляже еще час, отправились в дом ужинать и готовиться ко сну.
Девочки были в восторге от всего, а Рози даже сказала:
– Быстрее бы он вернулся!
– Кто? – не поняла София, а Элиза, захихикав, пояснила:
– Да император, кто же еще, Софи! Вон сколько всего интересного нам показал и завтра, наверное, тоже покажет. А он правда совсем не страшный, когда улыбается. И Агата с Алексом на него похожи.
Она все болтала и болтала – и об Арене, и об императрице, и об иллюзорном замке – вот бы научиться делать такой же! – и о бабочках, которые не переставали кружиться рядом, а София улыбалась и слушала.
Ей было очень приятно, что сестры больше не боятся Арена. У него ведь так мало радостей в жизни – пусть хотя бы ее девочки не огорчают императора.
Виктория и дети во время ужина взахлеб рассказывали императору о прошедшем дне, и он не стал ставить эмпатический щит – от жены шли вполне приятные и на удивление спокойные эмоции. Арен был доволен ее сегодняшним поведением и решил, что действительно попросит Валлиуса выписать Силвану Несту премию. Хотя лучше все же не сейчас, а через месяц – если ситуация не ухудшится. Пока Арену казалось, что произошло настоящее чудо. Виктория не ревновала, не злилась, что он отправил ее на море с нетитулованными, и даже назвала Синтию Тали «замечательной женщиной, которая тоже любит цветы».
Глядя на Викторию, Арен задумчиво тер подбородок и рассуждал.
Он, конечно, не психотерапевт – но неужели такие кардинальные изменения возможны после нескольких сеансов? Жена как будто вернулась в прошлое, в первые месяцы их супружества, когда вела себя как нормальный человек, а не как истеричка. Не слишком ли это невероятно?
Но ведь тогда, восемь лет назад, Виктория тоже изменилась неожиданно, буквально за день превратившись из адекватной девушки в неадекватную, которую он совершенно не мог понять. Дурь выплескивалась отовсюду, из всех щелей, и абсолютно без повода. Точнее, это Арену казалось, что без повода, – Виктория же всегда думала иначе.
И теперь она изменилась так же резко. Если бы это произошло сразу после смерти Аарона… Стоп, и что? На жене ведь нет и не было никаких воздействий, иначе он бы заметил. И никаких лекарств, влияющих на разум, ей не давали – иначе он ощутил бы привкус в ее крови. Так с чем связана настолько быстрая перемена поведения? И ведь не притворяется же – эмоции чистые, добрые. Неужели действительно психотерапия повлияла?
Арен не знал, что думать. В итоге решил пока не делать никаких выводов, а понаблюдать за Викторией еще немного. Может, она завтра вновь начнет истерить, ревновать его к каждой песчинке на пляже и он рано радуется?
После ужина он около часа читал Агате и Алексу книгу и, когда оба начали клевать носами, заявил, что на сегодня хватит, пора спать.
– Смотрите, даже ваши бабочки уже сложили крылышки и задремали, – сказала Виктория, целуя детей.
– Бабочки иллюзорные, – пробормотала Агата сонно. – Что им папа прикажет, то они и делают.
– Вот надо с них пример брать, – улыбнулась жена и повела наследников умываться.
Уложив детей, император перенес Викторию в ее комнату и напрягся, когда она обняла его и, прижавшись, прошептала:
– Спасибо, Арен. Чудесный был день.
– Я рад, Вик, – ответил он сдержанно. – Надеюсь, что завтра будет еще чудеснее.
– Я извинилась перед Софией, – продолжила жена, и император так удивился, что на мгновение словно превратился в камень. – Она приняла мои извинения, но у меня все равно осталось ощущение, что не простила. А что еще сделать, я не знаю. Как думаешь?
Виктория, подняв голову, посмотрела Арену в глаза. Он прислушался к эмоциям – беспокойство и нежность.
– Я думаю, ничего не надо делать. Со временем, если ты не будешь обижать Софию, она забудет эту ситуацию.
– Да, наверное. – Жена вздохнула, а потом потянулась к его губам, прижалась к ним, вспыхнув желанием, и ему вновь стало неприятно.
Арен, сдерживаясь, ждал, пока Виктория закончит его целовать – и она закончила, отстранилась и произнесла:
– Иди. Спокойной ночи.
Эмоции ее обиженно горчили, и он понимал почему. Но сказать, что любит другую, не мог. Да и зачем? Он все равно не может быть с Софией, а с Викторией быть обязан.
– До завтра, Вик.
После ужина они еще раз погуляли по пляжу, наслаждаясь прекрасным теплым вечером и нежным прибрежным ветром, а потом вернулись в дом.
София занимала на втором этаже отдельную комнату, и не успела она раздеться, как к ней постучалась мама.
– Я хотела поговорить с тобой, – сказала Синтия, проскальзывая внутрь и садясь на кровать рядом с дочерью. Взяла Софию за руку и с тревогой посмотрела в глаза. – Я уже давно думаю об этом, Софи. С тех пор как увидела портрет императора. Там, в госпитале, когда ты нарисовала его улыбающимся.
София ласково погладила мамины пальцы.
– Не волнуйся. Все хорошо.
– Ох, Софи… – Синтия покачала головой. – Я понимаю, он достойный мужчина. Но постарайся поменьше о нем думать. Все-таки он женат, и Виктория – очень хорошая девочка.
Насчет хорошей девочки София могла бы поспорить, но не хотела расстраивать маму, да и зачем настраивать ее против императрицы?
– Ты же знаешь, что сердцу невозможно приказать.
– Знаю, – вздохнула Синтия и, закусив губу, очень тихо спросила: – Софи, а он сам… Он… не принуждает тебя?
– Нет. – Хорошо, что мама не спросила про любовь – видимо, так же, как и она сама недавно, считала это совершенно невероятным. – Не волнуйся.
– Я не могу не волноваться. – Мама, чуть побледнев, поморщилась. – Я слишком хорошо знаю, что это такое – когда тебя заставляют, и не хочу тебе такой судьбы.
– Разве его величество похож на человека, который может заставить женщину? – София немного обиделась. – Мам, ну зачем ты так думаешь об императоре. Он ведь меня спас.
– А ты спасла его дочь, – сказала Синтия упрямо.
– Вот именно. Я спасла его дочь, он спас меня, а ты думаешь, что он ведет себя недостойно. Нет, мам.
Синтия молчала, задумчиво глядя на Софию.
– Он знает, что ты его любишь?
– Как он может не знать? Он же эмпат.
– Да… – пробормотала Синтия, вздохнув. – Тогда… Софи, мне кажется, тебе лучше уволиться.
Стало холодно и очень больно, словно в сердце воткнули длинную иглу.
Вот, теперь и мама начала решать за нее, что лучше. Понятно, и она, и Вано, и Арен – все хотят, чтобы ей было хорошо. Но делают только хуже.
– Я сама решу, что мне лучше, мам.
– Смотреть на человека, который принадлежит другой женщине, – больно, – серьезно произнесла Синтия. – И чем скорее ты поймешь это, тем лучше.
– Я сама решу, – повторила София, ощущая, что начинает злиться. – Не надо на меня давить.
– Я не давлю. – Мама погладила ее по руке и встала с кровати. – Не сердись. И знай – я приму любое твое решение и никогда не стану тебя за него осуждать. Никогда, Софи.
Это было неожиданно, и София подняла голову, с удивлением поглядев на Синтию.
– Любое? Ты серьезно?
– Серьезно. Конечно, я бы хотела, чтобы ты уволилась, и как можно скорее. Но ты для меня – главное, и я не буду осуждать тебя за другое решение. Хоть и желала бы иного. – Она печально улыбнулась. – Я говорю это, чтобы ты не думала, будто я от тебя отвернусь. Никогда этого не случится.
– Спасибо, мам, – сказала София искренне, ощущая облегчение, словно с души сняли огромный камень. – Спасибо.
Синтия погладила ее по голове, поцеловала в лоб, а затем вышла из спальни.
София долго сидела на постели, постоянно косясь на браслет связи и проверяя время. Оно неумолимо двигалось вперед, но Арен не приходил.
Было безумно грустно, но она не удивилась – конечно, раз он принял решение, теперь будет стараться следовать ему. Прийти сегодня в ее комнату – значит, дать слабину, показать Софии, что решение не настолько уж и твердое. Глупо – она и так это знает.
Наверное, Арен остался с Викторией.
Она улыбнулась и стерла с глаз слезы. Ревности не было совсем, только душа болела так, словно ее в мясорубке прокручивали.
Принадлежит другой женщине… В чем Арен принадлежит Виктории? Эта принадлежность существует только на бумаге. А в душе у него холодно, темно и пусто. Так выглядит принадлежность? Полное отсутствие любви и эмоций?!
И если Арен принадлежит Виктории, то кому принадлежит она, София? Он ведь отдал ей свою жизнь. Она и так его, целиком и полностью – живет его жизнью, любит до глубины души, чувствует, как себя. И что же это получается? Вот это все – меньше, чем обыкновенная бумажка? Меньше, чем статус? Меньше, чем официальное признание?
Несправедливо.
Да, есть еще дети. Но она постарается сделать так, чтобы их это не коснулось. Конечно, Агата с Александром эмпаты, и рано или поздно они поймут, что София любит их отца, но они поймут это в любом случае. А всего остального не узнают.
Да и разве Арен перестанет их любить? Он принадлежит им не только на бумаге. В отличие от Виктории.