Ванесса, выглядевшая бледной и изможденной, будто ее пытали и не кормили по меньшей мере неделю, согласилась на запись воспоминаний в кристалл памяти почти сразу. Арену даже стараться не пришлось – он просто предложил жене брата обменять воспоминания на возможность один раз встретиться с Анастасией и Адрианом, когда его найдут. Она кивнула и, внимательно поглядев на императора, прохрипела:
– Ты мог бы и не спрашивать…
– Я уже говорил, что не похож на твоего мужа, – сказал Арен, рассматривая синяки на шее женщины. – К тебе ведь должен был заходить врач. Почему следы до сих пор видны и голос такой хриплый?
– Заходил врач из комитета, – произнесла Ванесса сипло и кашлянула, опуская глаза и еще больше бледнея. – Записал в протоколе, что угрозы для жизни нет, а все это само пройдет через неделю.
Император усмехнулся, не удивившись, – он прекрасно знал, что врачи дознавательского комитета старались не облегчать жизнь задержанным преступникам. Естественно, они всех лечили, но недолечивали и зачастую не до конца обезболивали. Арену рассказывал об этом сам Гектор – он как глава комитета закрывал на подобное глаза, считая, что не нужно проявлять излишнее рвение в лечении преступников и то, что может пройти само, пусть само и проходит.
– Я пришлю к тебе Тадеуша, – спокойно заметил Арен, разворачиваясь к камину, и не отреагировал на почти неслышное «спасибо», сказанное уже ему в спину.
За ужином император не снимал эмпатический щит, не желая погружаться еще и в эмоции Виктории. Он и так понимал, что она должна чувствовать, узнав про проклятие, наложенное Аароном, – обиду, растерянность и боль за предательство. Все это он чувствовал и сам, с той только разницей, что хорошо понимал – брату на самом деле была безразлична Виктория, он хотел достать именно Арена. Он использовал его жену для достижения цели и, возможно, надеялся, что эмпатическое проклятие разрушит покой императора и ему окажется тяжело удерживать Венец.
Наверное, так бы и было, если бы Арен любил Викторию – ее невыносимое поведение потихоньку подтачивало бы его выдержку, заставляя переживать, нервничать и срываться. Хотя… надо смотреть правде в глаза – если бы Арен любил жену, он бы докопался до истины еще тогда, восемь лет назад, когда все это только началось. Он бы пригласил не одного шамана, а десять, двадцать, тридцать – да сколько угодно, лишь бы найти разгадку. Он бы убедил Викторию посещать психотерапевта и учиться контролировать взрывы своих эмоций. Он бы на руках ее носил, только бы не переживала и не нервничала.
Но он ее не любил, и в этом была основа всего плохого, что случилось с Викторией по его вине.
– Арен… – прошептала жена, когда они уложили детей и перенеслись в ее комнату. – Как ты?
– Все в порядке, – ответил император, погладив ее по плечу. От того, что нужно остаться здесь, а значит, так и не увидеть Софию, которая была нужна сейчас как воздух, Арена мутило, шею будто железным обручем стискивали, и легкие горели, а сердце, наоборот, леденело. – Не волнуйся.
Она всхлипнула и прижалась щекой к его груди.
– Это все ужасно, – сказала Виктория дрожащим голосом, обнимая Арена и зажмуриваясь. – Но я рада, что все выяснилось. Теперь я хотя бы понимаю, что со мной творилось последние годы, и могу это анализировать. Как ты считаешь, стоит ли рассказывать об этом психотерапевту?
– Обязательно.
– А ты… – Жена подняла голову и неуверенно посмотрела на него. – Ты не прослушивал наши сеансы?
– Нет. – Арен устало вздохнул, подавив вспышку раздражения. Защитник, проклятие проклятием, но Виктория никогда не понимала его по-настоящему. – Силван Нест отчитывался мне только после первого раза и больше не приходил. Значит, не было необходимости.
– Не злись. – Виктория вновь опустила глаза. – Я же не для того, чтобы обидеть. Я только поинтересовалась.
– Я понимаю. Просто устал.
– Устал… – Она взяла его за руку и потянула к двери в спальню. – Тогда пойдем. Пойдем.
У Арена появилось ощущение, что его пытают, и он невольно вспомнил, как когда-то давно – словно в прошлой жизни – он почти так же тащил за руку Эн, и ее тогда тошнило не меньше, чем его сейчас.
Какой же это был глупый и бессмысленный поступок. И жестокий до безумия. И Арен почувствовал себя Эн, стоило Виктории подвести его к постели и начать расстегивать пуговицы на рубашке.
– Утром я ходила к Тадеушу, – вдруг сказала жена тихо и растерянно улыбнулась, глядя на императора исподлобья. – Беременность три недели.
От неожиданности он поднял руки и сжал ладонями пальцы Виктории.
– Что?..
– Я беременна, – повторила она, по-прежнему улыбаясь. – Беременна, Арен!
Сердце замерло, а потом вновь забилось, и в ушах зашумело, будто он долго катался на карусели.
– Защитник… хоть одна хорошая новость за сегодняшний день! – пробормотал император, обняв жену.
– Ты рад? – спросила она глухо куда-то ему в подмышку. – Правда рад?
– Конечно, рад, Вик. Сообщи об этом в ближайшее время психотерапевту, чтобы скорректировал назначения. С Тадеушем я завтра поговорю, он ведь должен был сказать, что зайдет к тебе утром, как всегда, верно?
– Да.
– Хорошо. Не пей, пожалуйста, кофе и вместо своих любимых сладостей ешь лучше больше фруктов. Да, и работать в оранжерее теперь будешь до обеда – потом отдыхай, можешь гулять или заниматься с детьми. Насчет попечительских обязанностей посмотрим, но точно не в ближайшие три месяца. И… – Арен почувствовал, что Виктория странно трясется, и запнулся. – Что такое?
Виктория подняла голову, и он увидел, что жена смеется. Но сказать ничего не успел – она внезапно прильнула к нему всем телом и поцеловала, запуская ладони в волосы точь-в-точь как София.
Желание оттолкнуть стало почти невыносимым, и все же Арен сдержался и даже погладил Викторию по спине, но сразу пожалел об этом – супруга вздохнула и ускорила процесс расстегивания рубашки.
– Вик, – произнес Арен, перехватив ее руки, – сегодня только сон и больше ничего. Я устал, как охранитель после смены.
– Да-да, конечно, – кивнула она, нерешительно закусив губу. – Но можно я тебя раздену?
Сказать «нельзя» он не мог, да и не имел права.
– Конечно.
Оставалось только ждать и не отталкивать, и Арен делал то, что должен был делать, немного удивляясь Виктории, которая нежно целовала его и была счастлива, кажется, лишь оттого, что он находился рядом.
Император ожидал, что жена будет продолжать процесс соблазнения и в постели, но Виктория лишь обняла его, положила голову на грудь, радостно вздохнула – и почти сразу заснула, улыбаясь во сне, как маленькая девочка, которой подарили самый лучший в мире подарок.
Глава шестнадцатая
София проснулась посреди ночи от ощущения, что ее крепко и горячо сжимают в объятиях, трепетно целуют в щеку и шепчут:
– Счастье мое…
Она развернулась к Арену лицом, обвивая его обеими руками, сливаясь с ним, и прошептала в ответ:
– А ты мое.
Он пах, с одной стороны, знакомо и узнаваемо, а с другой – к этому запаху примешивались новые нотки, сладко-пряные, и их хотелось стереть, смыть.
И София стирала, прижимаясь и поглаживая ладонями кожу Арена, чувствуя плывущие от него жаркие волны возбуждения, которые доходили до нее вместе со вспышками света в глазах, возникающими из-за того, что император вновь начал гореть, обнимая ее не только руками, но и огнем.
И кровь стала быстрее двигаться по венам, и сон куда-то подевался, и глаза распахнулись сами, когда София ощутила Арена в себе – горячего, дрожащего от желания – и поцеловала его в губы, двигаясь навстречу.
Это было так глубоко и остро, что, когда все закончилось, у них уже не осталось сил на разговоры – только на сон.
В следующий раз София проснулась от горечи на губах и в сердце и сразу поняла, что эта горечь принадлежит не ей, а Арену.
– Что-то случилось? – спросила она негромко, заглядывая ему в глаза. За его спиной вставало солнце, играя золотыми лучами на оконном стекле и занавесках, и из-за того, что свет был сзади, глаза императора показались Софии еще более черными, чем обычно.
– Много всего случилось, и я не знаю, с чего начать, – ответил Арен с такой стужей в эмоциях, что София сразу все поняла.
– На Виктории что-то было, да?
Он кивнул и начал рассказывать про проклятие Аарона, оказавшегося шаманом, и с каждым словом девушка все сильнее жалела императрицу. Сложно представить, каково это – когда малейшая неприятность, вызывающая в тебе укол раздражения, постепенно раздувается до катастрофических размеров. Неудивительно, что Виктории теперь нужна помощь психотерапевта!
– Бедная твоя жена, – пробормотала София, вздохнув. – Защитница, каким гадом он был…
– Не то слово, – поморщился Арен. – Нашел против меня идеальное оружие, сам же эмпат, понимал, как меня станет раздражать супруга, даже с учетом эмпатического щита. Но я теперь осознаю, почему Виктория так стремилась к физической близости и настолько легко вспыхивала страстью.
– Почему?
– Негативные эмоции неохотно переходят в позитивные, – пояснил император. – Сама понимаешь – когда ты сильно злишься, резко переключиться на радость почти нереально, только если тебе скажут что-то ошеломляющее. Но чувственное возбуждение не относится к позитивным эмоциям – это эмоции нейтральные, и переключения на них из негатива как раз добиться можно. Это был мой единственный способ успокоить жену. – Он грустно усмехнулся. – Какой же я дурак, Софи! Только по одному этому признаку можно распознать эмпатическое проклятие.
– Опять ты себя винишь, – вздохнула она с грустью, погладив ладонью его грудь.
Арен перехватил ее руку и начал целовать пальцы.
– Я виню, потому что виноват. Я легко поверил в то, что поведение Виктории изменилось из-за гормональной вспышки во время беременности, и не стал проверять сказанное шаманом, которого привел Аарон. Я мог бы докопаться до истины, мог… Жаль, что рядом тогда не было Гектора, он наверняка