Жизнь на двоих — страница 73 из 85

Но когда он заговорил и рассказал ей все, она и сама заледенела от ужаса.

– Как же можно так ненавидеть…

– Раньше я тоже не понимал.

– Нет, Арен! – София помотала головой, обнимая его крепче. – Ты ненавидишь Аарона за дело, за поступки. А он ненавидел тебя просто за существование. Это совсем другое! И ты никогда не стал бы убивать ребенка брата.

– Я убил. Только что, Софи.

– Ну что ты такое говоришь! – застонала она, обхватывая ладонями лицо императора. – Это ведь не ты проклятие накладывал. Ты никого не убивал. Только спас! Агату спас.

– Агату спас, – согласился он спокойно и безжизненно. – И двоих детей убил.

– Ребенок Ванессы умер бы в любом случае, – возразила София, понимая, что непременно должна вытянуть Арена из этого болота самоистязаний. – Но никто бы не умер, если бы не твой брат.

– Софи, – Арен усмехнулся, но в этой усмешке ей почудилось что-то почти безумное, – знаешь, чего я не могу понять? Венец. Почему он выбрал меня? Почему не Аарона? Тогда бы ничего не было. Я никогда не мечтал о троне, я мог бы работать вместе с Арчибальдом. А старший брат получил бы то, чего так страстно желал.

– Не только это. Еще он получил бы войну. Если Геенна действительно обладает чем-то вроде сознания, она сделала так, как лучше для страны.

– Но не для меня лично.

– Да, но они ведь тоже убили себя ради будущего. И, Арен… – София ласково прижалась губами к его щеке. – Знаешь, мне кажется, они тебя ждали.

– Что? – удивленно переспросил он, посмотрев ей в глаза, и София ответила, не отводя взгляда:

– Я так думаю, и ты меня не переубедишь. Они ждали много столетий. Ждали человека, который сможет все исправить. Который не побоится рисковать собой ради мирного будущего. Как они. Твой брат не был истинным потомком Анны Альго и остальных древних магов. А ты – истинный и единственный, кто может выдержать эту ношу.

Арен едва заметно улыбнулся, и София обрадовалась, ощутив, как потеплели его эмоции.

– Ты тоже, – ответил он негромко и провел ладонью по ее щеке. – Единственная.

Глава двадцатая

Проснувшись посреди ночи, Арен поставил эмпатический щит, чтобы не разбудить Софию своими смятенными эмоциями, и посмотрел на девушку, которую сжимал в объятиях.

София спала спиной к нему, и в ночном полумраке император мог разглядеть только маленькое ушко, растрепавшиеся кудри возле него и тонкую линию щеки. Впрочем, ему вовсе не нужно было смотреть на Софию, чтобы видеть ее. Арен давно успел впитать в себя все, что было ею – очертания тела с трогательной россыпью веснушек, блеск понимающих глаз, искреннюю улыбку, звенящий от счастья смех, тепло рук и губ, чудесный запах цветущей вишни… Он мог продолжать так бесконечно, потому что София успела стать для него всем. Она была во всем, что его окружало, в том числе – в нем самом. И всегда будет.

Он счастлив рядом с ней. Наслаждается эмоциями, греется светом. Но что он может дать ей взамен? После случившегося накануне и известия об эмпатическом проклятии о разводе с Викторией не может идти речи. Так что он может дать Софии? Отсутствующую семью? Презрение в чужих глазах, когда информация об их отношениях выйдет наружу, невозможность родить ребенка, золотую клетку вместо свободы? Кроме того, и Арен понимал это особенно ясно, – если продолжать то, что они с Софией неосторожно начали, однажды ее убьют. Убьют, несмотря на все меры предосторожности и амулеты, – найдут способ. С Агатой ему повезло уже трижды, но повезет ли так с Софией, если заговорщики поменяют цель? Поняв, что она дорога императору, они могут логично решить, что убить обычную девушку гораздо проще, чем кого-то из Альго, и переметнутся на нее. Да, возможно, Гектор в скором времени переловит тех, кто замешан в заговоре сейчас, но… Арен никогда не окажется в безопасности из-за своей противоречивой политики. Рядом с ним жизнь Софии всегда будет висеть на волоске. А он не сможет жить, если ее убьют. Если она уйдет из дворца, выйдет замуж за другого, заведет семью – сможет. А ее смерти он не вынесет.

«Пусть просто будет жива», – подумал Арен, закрывая глаза и глубоко вздыхая. Она встретит кого-нибудь, обязательно встретит, в Альганне много достойных мужчин. Да, не полюбит, но сможет завести семью, родить детей. И она будет жива.

Он все выдержит. Только бы София была жива.


София поняла, что хочет сказать ей Арен, как только проснулась. Это случилось на рассвете, когда в комнате уже появились тени – еще не от света, скорее, от его предощущения, и предметы вытянулись, удлинились, как будто у них внезапно появились ноги.

Она смотрела ему в глаза несколько секунд, ощущая бешеный стук сердца и горечь во рту, и собиралась с мыслями, зная при этом, что все бесполезно – он принял решение.

И выбрала то единственное, что могло заставить императора изменить его.

– Ты ведь обещал, что не предашь меня.

Он вздрогнул, как от удара.

– Так будет лучше, – ответил глухо, обреченно. – Прости, Софи, но я должен попросить тебя об этом.

Горько, как же горько, и глаза колет.

– Я не смогу без тебя.

– Сможешь. Пройдет время… и сможешь. У тебя появятся прекрасные дети, внуки и правнуки. Семья. Но главное – ты останешься жива.

– Я понимаю, ты боишься за меня, Арен. Но…

– Не надо спорить, – пресек он ее слабые попытки возразить. – Я не передумаю.

София зажмурилась на мгновение, пытаясь сдержать слезы, но они все равно покатились по щекам.

– А как же… Агата и Алекс?

Да, еще одно слабое место в его плане.

– Они привыкнут и смирятся. Постепенно, как и ты.

Защитница, как же ужасно, когда ты совсем ничего не можешь сделать.

– Арен… – прошептала София, потянувшись к нему, и не успела сказать больше ни слова – он резко поцеловал ее, сминая губы с отчаянностью человека, который знает, что на рассвете его поведут на казнь.


Накануне вечером Тадеуш ввел ей такую дозу снотворного и обезболивающего, что Виктория спокойно проспала до утра, а проснувшись, обнаружила, что чувствует себя гораздо лучше. Хотя вчера ей казалось, она не доживет до рассвета, но острой боли больше не было, и события минувшего дня отзывались лишь ноющими мышцами и ощущением сухости в глазах.

О случившемся Виктория старалась не думать, опасаясь сорваться на истерику, как прежде. Она прекрасно понимала Арена и всецело поддерживала его решение, желая спасти Агату, но нерожденного ребенка было жаль. А еще в голову, как назло, лезли предательские мысли про то, что она больше не сможет использовать беременность как причину для удерживания мужа. И Арен уйдет к Софии.

От таких рассуждений стало мерзко, и Виктория вздохнула, переворачиваясь на другой бок и морщась от боли внизу живота. Но сосредоточиться на ней не успела – вспыхнул огонь в камине.

Император вышел из огня, когда Виктория уже сидела на постели. За окном давно разгорался рассвет, поэтому она смогла рассмотреть лицо Арена. Оно было таким мрачным, что Виктория даже испугалась.

– Что-то случилось? – пробормотала она, глядя на тени под глазами мужа и складки возле губ. – Агата?..

– Все в порядке, – ответил Арен, садясь рядом с ней. Примерно таким же голосом он когда-то рассказывал о случившемся на Дворцовой площади. – Как ты себя чувствуешь?

– Лучше. А… – Она хотела спросить: «А ты?» – но не решилась. Да и разве он ответит? Муж никогда не делился с ней переживаниями.

– Лежи пока, Вик, – продолжал Арен. – Часов до одиннадцати хотя бы. Но еще у Тадеуша спроси, как правильно, он зайдет через час. А ты спи. Детей я сам разбужу и покормлю.

– Я… – Она подалась вперед, но тут же поморщилась – внутренности будто кто-то рукой сжал.

– Еще рано двигаться, лежи. Завтрак тебе принесут. А как только Тадеуш разрешит встать – пойдешь в детскую, к Софии и детям. – Арен поднялся и, еще сильнее помрачнев, произнес подчеркнуто равнодушно: – С завтрашнего дня София перестанет исполнять обязанности аньян.

– Что?.. – пискнула Виктория, чувствуя себя человеком, которому на голову свалился потолок. – Как?..

– Я так решил. Пока нам поможет аньян Анны, а потом найдем новую. Не волнуйся.

Он развернулся и быстро пересек спальню, запрыгнув в камин настолько стремительно, будто пытался убежать от возможных расспросов.


Арен продолжал двигаться и что-то делать по привычке – внутри было пусто. Безумно хотелось передумать и все отменить, поэтому он и сообщил Виктории о своем решении, чтобы не дать себе ни малейшего шанса.

Перед завтраком Тадеуш посмотрел Агату, а заодно и Александра – с детьми все было отлично, они сияли и хохотали, но Арену, когда он глядел на них, становилось тошно и стыдно. За то, что придется огорчать. И за то, что не удержался от связи с Софией – возможно, если бы удержался, ее не пришлось бы удалять из дворца. Хотя… нет, зачем лгать самому себе? Софию надо убирать из своей жизни независимо от того, есть между ними отношения или нет. Одно то, что он любит эту девушку, уже ставит ее под удар. Нельзя этого допустить. А Агата и Александр привыкнут и переживут, к отсутствию Вирджинии они ведь привыкли, а любили ее не меньше.

София была грустной и бледной, когда Арен передавал ей детей, и эмоции ее казались тусклыми, неживыми. Защитник, расцеловать бы ее, попросить прощения за все и рассказать, что передумал – останься, пожалуйста, останься со мной!

Но нельзя.

Чуть позже к Арену в кабинет пришел Тадеуш, доложил сначала о состоянии Виктории, которое счел удовлетворительным, а потом…

– Ваше величество… Ее высочество Ванесса… – Старый врач выглядел нерешительным. – У нее вчера все прошло гораздо хуже, чем у вашей жены, и…

– Живая? – бросил Арен резко. Смерти супруги брата он не желал, и совсем не потому что считал это слишком милосердным. Просто многовато смертей за последние сутки.

– Да, но она очень плоха, – сказал Тадеуш извиняющимся тоном. – Мучается от боли и потери крови, кровотечение с трудом остановили. Ее высочеству стало бы легче, если бы у нее разблокировали магию… Хотя бы родовую.