Он отправился куда-то по делам, и хотя она прекрасно знала об этом, на душе было неспокойно. Хотелось ли поскорее оказаться с ним? Пожалуй, нет! Ей всё больше времени хотелось прогуливаться одной по этим узким дорожкам, среди оголившихся деревьев, словно где-то здесь, под грациозными изгибами ветвей скромных вишен прятался секрет перемены в их жизни.
* Дикий ветер пробирал до костей. Как будто не было на нём толстого стёганого пальто и тёплого шарфа. Мурашки судорожно теснились на коже. Плечи невольно вздрагивали, а глаза бегло осматривали сад и совсем не узнавали его. Жизнь покинула их цветущий сад, облив тропинки чёрной грязью и посыпав жухлыми листьями, ободрав стройные деревья с подбелёнными талиями, закрыв всё небо серым тяжёлым покрывалом и напитав его холодными стеклянными каплями дождя. Было неуютно и неспокойно в том месте, где когда-то сердце замирало от ожидания встречи с ней – самой прекрасной из всех небесных фей. Он так же подрагивал, как и сейчас, только не от холода, а от нетерпения. Их чувства вспыхнули однажды и уж не угасали никогда, словно вечный огонь на памятном обелиске. Он ни одной минуты в жизни не сомневался в искренности и постоянности их чувств. Дышал и понимал: его счастье рядом. И до этой самой минуты ни разу не возникало у него сомнений в постоянности и вечности этого явления. Но глядя на пустой сад и на умершее небо, слушая дикий рёв ветра за спиной, необъяснимое чувство паники и ужаса охватывало всё его тело, парализуя и не давая вздохнуть. Что случилось с тем, что было в его сердце?! Словно ледяная корка сковала некогда горячую неутомимую мышцу. А теперь тревога, бьющая дрожь и пустота в голове. Он повёл плечами, чтобы хоть немного согреться, но от этого не стало теплее, наоборот, лишь леденящий холод прошмыгнул под воротник пальто, задев своим обледенелым телом. Он глянул на окно, где увидел её силуэт, нежно смотрящий куда-то вдаль… Мог ли он хоть на минуту сомневаться в своей любви к ней? Конечно нет. Но вот она, словно очнувшись ото сна, перехватила его взгляд и невольно отшатнулась, пытаясь скрыться. Он тоже отвёл взгляд, с усилием разглядывая молодой и неокрепший росток дуба, своей макушкой покачивающего прямо на уровне его ладони. «Странно, – подумал он, – дуб в нашем вишнёвом саду… как сумел он здесь оказаться?..» Но в голове кружили совсем иные мысли, и он быстрым шагом скрылся за углом дома.
* Уже первые морозы, пришедшие в гости незваными, сковали землю. Ледяная корка скользила под ногами и совсем не позволяла ногам двигаться вперёд. Холодный ветер озлобленно выхватывал из-под тонкого пальто остатки тепла и отчаянно пытался залезть поближе к телу. Волосы безжизненно трепыхались на ветру, выбившись из-под шёлкового платка. Руки озябли, и мелкая дрожь охватила всё тело. В саду было пустынно и мертвенно. Кривые ветки некогда цветущих деревьев угрожающе выставились вперёд, словно в укор тем дням, которые приветили их и показали настоящую жизнь в радости и тепле. Она стояла молча, стараясь дыханием согреть покрасневшие пальцы, окидывала взглядом пустынный сад и вспоминала, как много радостных моментов было здесь пережито. Вот и тот росток, который за короткое время успел вытянуться вверх и стать уже приметным. Он пытался заявить о своём существовании, огласить мир своим победоносным криком, но пока его голосок звучал тихо и неуверенно, потому и ветер, словно ухмыляясь, иногда пригибал его к земле, пытаясь указать то место, где началась жизнь крохи. К тому же его крик и некому было услышать, потому что все деревья уснули крепким, мертвецким сном. Так, оголив и свои тонкие веточки, стоял он среди небольшого садика, стараясь прижаться к обветшалой стене дома, словно бы там находя спасение. Она уже продрогла до самых костей, когда он догнал её. Положил свои ладони ей на плечи со словами: «Пойдём в дом, ты совсем продрогла…» И они стали удаляться к дому торопливыми шагами, покачиваясь в разные стороны, и каждый старался закутаться потеплее в свои одежды, не решившись прижаться к чужому плечу.
* За окном уже темнело. Сумрак быстро окутывал всё пространство вокруг, и уже предметы стали приобретать устрашающие непонятные очертания. В доме тоже было темно, совсем не хотелось включать свет. Она только посильнее закуталась в плед и приложила голову к подушке. Он лежал рядом и тихонько посапывал, уткнувшись носом в плечо. Она усиленно вглядывалась в темноту, которая плотно прижалась к оконному стеклу, и старалась представить, как завистливо и жалобно заглядывают обледенелые ветки в тёмный дом, любуются их идиллией. Но размышления прервал странный слабый, еле различимый стук по окну. Мурашки побежали по телу, когда она представила, как чья-то костистая рука скребёт по обледенелой раме, пытаясь пробраться в их уютный мирок. От ужаса она похолодела и, накрывшись с головой, прижалась покрепче к крепкому телу, спокойно лежащему рядом. Конечно, столкнувшись с неизвестным, мы сразу представляем самое ужасное, что только может родиться в нашей голове. Хотя никому бы в голову и не пришло, что это всего лишь хрупкие веточки маленького крохи, которые пытались противостоять холоду и смерти вокруг; он всего лишь хотел прижаться к надёжной опоре, чтобы получить лишь маленький шанс на выживание, чтобы хоть немного согреться и ожить. Маленькой жизни всегда непросто получить место под солнцем, заявить о себе миру и превратиться из маленького семечка в могучий вековой дуб.
* С наступлением весны рождается много лёгких романтических мыслей, каждому хочется любви и нежности, словно бы именно с оживлением природы просыпаемся и мы сами, стряхиваем со своих плеч всю тягость и холод затяжной зимы, пытаясь каждый раз оставить всё неприятное в том времени, кода и тело, и дорога, и душа были скованы ледяной коркой. В её душе что-то пело и летало, хотя за семь лет их общей жизни уже житейская мудрость, равнодушие и усталость сумели прочно пустить корни в её голове и никогда не отпускали душу высоко в полёт. Лишь где-то совсем низко над землёй она взмахивала крыльями, но тут же тонкая серебряная цепочка поднималась с ней вместе и ограничивала полёт. В их жизни было много приятных моментов, любви и романтики, но что-то маленькое, еле заметное уже с самого начала тяготило, оседало в душе мутным осадком, не позволяя испытать чувства на полную силу взмаха. Сначала ей казалось, что это пройдёт, потому что из-за недолгого времени знакомства они не доверяют друг другу полностью. Но за прожитые годы это мелкое ощущение росло и крепло, превратившись в твёрдое убеждение внутреннего недовольства. Конечно, она привыкла с этим жить, но по воспоминаниям ей казалось, что в самом начале их романа всё было не так. Было легко и свободно, но потом вдруг в один момент что-то изменилось, словно ветер из северной страны принёс в их дом что-то крошечное, едва различимое, что за эти годы сумело взрасти и возмужать, придав некогда искренним чувствам привкус неполноты, скрытости. Она всегда старалась отмахиваться от этой мысли, но весной, стоя у открытого окна и наблюдая за пробуждением зелёных листов, разогреванием солнечного света, которое теперь начинало дарить и тепло, ей хотелось вернуть то ощущение, когда вкус был истинным. Наверное, это придумалось ей, потому что жизнь в браке не может быть прямой и ровной, а воспоминания, прикрытые пеленой старины, всегда кажутся приятнее, подлиннее и правильнее. Но с ощущениями она не могла сделать ничего.
Слегка отклонившись назад, она сумела поймать щекой солнечный луч, беззаботно скользивший по миру и пробуждающий всё от долгого сна. Только теперь она с грустью отметила, что бог весть откуда взявшийся росток, долгую зиму простоявший под окном, также отчаянно боровшийся за жизнь, сумел вместе с ними пережить мёртвое время и теперь старался перехватить ветвями солнечное тепло. Странно, как же так незаметно появился в их доме этот дубок? Теперь было сложно вспомнить, когда он поселился… А может, он был здесь до их свадьбы, но она никак не могла припомнить его в то прекрасное время, которое было до замужества. Но разве было это таким важным?! И она пошла по делам, а молодой дубок, за эти годы привыкший к этой семье и своему почётному месту под их окнами, остался согреваться на солнце, накапливая в своих ещё не распустившихся листочках жизненную энергию.
* Он долго смотрел на покосившуюся вишню, которая долгое время радовала их своим пышным цветением, своими сладкими ягодами и своим тенистым покоем во время частых прогулок. Теперь после сильного урагана, пришедшего в эти места вчера, вместо красавицы, гостеприимно раскинувшей свои руки, стояла обломанная, искорёженная и совсем неузнаваемая страдалица. Ураган полютовал на славу, обломив верхушку дерева и некоторые крупные ветки, которые валялись тут же, под ногами. На душе было неспокойно, потому что грусть накатывала при взгляде на представшую картину. Сад пострадал достаточно! Много досталось красавице-вишне, но и другим пришлось пережить много за это бедствие, и лишь гибкий молодой дубок сумел пригнуться от обозлённого ветра и от крупных ледяных дождевых капель. Теперь он гордо взирал на окружавших его обитателей, напитывая ветви солнцем. Дубок гордо поднял макушку, словно бы оповещал весь мир: Я ЖИВ! Он взял ножовку и стал отпиливать отломанные ветви, стараясь поскорее избавиться от горестных воспоминаний об урагане и заодно печалясь о прошлом: о тех моментах, свидетелем которых посчастливилось стать некогда молодой вишне, теперь уже погибшей от рук безжалостного злодея.
* Он медленно подошёл к дому со стороны сада и оглядел весь его внимательным взором. За прошедшие годы, с того момента, как они сыграли свадьбу, прошло много времени. Годы не щадили их брак: она стала замкнутой и равнодушной, улыбка всё реже посещала её постаревшее лицо. Много раз ему казалось, что огоньки её зелёных глаз словно бы не угасали, а уходили всё глубже внутрь. Она спокойнее относилась к окружающему миру, воспринимала все события равнодушно, как сторонний наблюдатель, и не хотела возвращаться к воспоминаниям прошлого. Он опустил взгляд и увидел крупные трещины в фундаменте дома, которые расползались от широкого разлома мелкими морщинками всё выше и выше. Как она и говорила, их дом стал разрушаться уже давно благодаря каждодневному воздействию высокого дуба, который круглый год ежедневно заглядывал в окно, наблюдая за их жизнью, а сам тем временем всё прочнее и прочнее запускал свои корни глубоко в землю. Так с каждой прожитой минутой он всё крепче и устойчивее занимал своё место под солнцем и в их саду, оттесняя дряхлеющие вишни и разрушая прочную основу, скрепляющую их пару долгие годы. Дом, под крышей которого им пришлось коротать свои нелёгкие и светлые минуты жизни, теперь стал терять одно из самых главных качеств – нерушимость. Она долгие годы хранила в своей душе теплоту и чувствительность, совсем незаметно по капле утрачивая что-то трепетное и неощутимое в душе по отношению к нему. Словно какое-то семя прорастало внутри неё, и с каждым вздохом она становилась равнодушнее, теряя по капле частицы своего тепла и энергии. Им многое пришлось пережить, она многое ему прощала, многое сносила, но с каждым словом, сказанным им сгоряча, она всё больше отдалялась. Сначала он не замечал этого. Потом, когда молодость стала угасать и к нему стало приходить осознание значимости её в своей жизни, он начал нервничать, опасаясь потерять то дорогое, что было в его жизни, но было уже поздно. Росток пустил корень и, питаясь каждым неаккуратно брошенным словом, подпитывался и крепчал. Она не возражала, не кричала в ответ и даже не пыталась что-то ему донести; её взгляд становился туманным и отстранённым. Потом, когда через десяток лет на место осознания пришла мудрость, он пытался всё вернуть, сохранить то немногое, что ещё осталось, но было уже совсем поздно. Брошенное в тот роковой вечер необдуманным движением слово уже проросло и дало плоды. Она всё более отдалялась, а он был всё более одинок. Вот и теперь, узнав про трещины в ф