ить Женьку родного человека. В последнее время столько всего Жизнь отобрала у Женьки: и отца, и мир в доме, и Наташку, и даже ту некрасивую кошку… Теперь Жизнь то ли забыла про Женьку, то ли решила поиграть снова, подарив родную Наташку… Хотелось столько всего рассказать интересного Наташке, послушать истории о другом городе и узнать все возможные курьёзы и затруднения, связанные с переездом. Увидев родное Наташкино лицо, Женькино сердце запрыгало от счастья не где-то под рёбрами, а от самой макушки и до пяток, или оно просто так сильно билось, что звуки его ударов отзывались во всём теле. Наташка, такая родная и близкая, с которой связано так много всего в жизни… Только вглядываясь в монитор, Женька на долю секунды подумала, что человек по ту сторону экрана за много-много километров – не сама Наташка, а кто-то зловещий, надевший кожу подруги, но где-то внутри вовсе не являющийся Наташкой. То ли глаза были другие, то ли расстояние так меняло ощущение родства. Радость, переполнявшая Женькино сердце, только на несколько секунд позволила Женьке подумать о подмене, а потом вымела все подобные мысли прочь из головы, заставив болтать без остановки. Только Наташка и вела себя совсем по-другому, всё больше молчала и как-то по-чужому улыбалась, когда слушала Женькину болтовню. А в Женькиной голове крутилось так много вопросов, что голова начинала кружиться то ли от радости, то ли от многообразия мыслей. Только Наташка вмиг прервала всё, сказав, что она, скорее всего, вернётся, только без родителей, и будет жить у бабушки. Сказать, что Женька не мечтала об этом, – это ничего не сказать, она представляла себе долгими вечерами, сидя в тёмной квартире у окна и вглядываясь вдаль, как Наташка вернётся, и всё будет по-старому. Только теперь, когда Наташка, глядя чужими глазами, это сказала, вдруг стало холодно и неприятно, и не потому что новость была неприятной, – новость была радостной и долгожданной, – только за ней, как показалось Женьке, стояло много плохого.
– Когда? А почему? Слушай, вот здорово!!! – как из рога изобилия полилось из Женькиного рта потоком, который не было сил сдержать.
– Жуль, ты не представляешь, что тут было… Пока буду доживать лето с бабушкой, папа так сказал, а дальше посмотрим… У нас мама в больнице сейчас, вот я и позвонила… Родители категорически запретили мне общаться с тобой, а теперь вот нет их, так я и позвонила… – вся смешанная винегретом информация ошарашила Женьку, как холодная вода, вылитая на голову с третьего этажа. Как? Как мир может быть таким? И тысячи вопросов всплыли в голове и завертелись, как рой пчёл, только и эти мысли осели и сникли, как будто ударились о забор головой, и волосы зашевелились на голове от новостей, которые Наташка шептала в камеру, сбиваясь и часто оглядываясь. Как было радостно увидеть Наташку и как было жутко сейчас сидеть перед экраном, который уже давно ушёл в спящий режим. Жутко было осознавать, что тот мир, в котором жила Женька до этого, и то чудовищное безжалостное его подобие – это одно и то же. Наташка говорила сбивчиво, ещё мешала плохая связь, где изображение то замирало, то затормаживалось, но суть, как её ни прячь и ни тормози, не менялась. Измена, которая сломала жизнь! Наташка в тот момент говорила много и непонятно, речь её была спутана и нелогична, но одно было понятно: случилось что-то страшное, что-то непоправимое и что-то такое, что ломает человеческие судьбы. Уехать Наташке пришлось вынужденно, потому что в их семье случилось что-то такое, с чем невозможно было жить здесь. Инициатором отъезда был отец, который, по словам дочери, много кричал и произнёс лишь одну фразу после долгого скандала: «Машуль, ты понимаешь, что с этим жить здесь мы не сможем, нам нужно переварить всё и обдумать, как мы будем жить дальше. Наши дочери дружат, нам придётся встречаться волей-неволей, а я так не смогу. Мы все будем помнить об этом случае, и дальнейшего будущего у нас нет в этом городе». Наташка говорила о том, что что-то случилось страшное, может быть, даже убийство, ведь с тем, что произошло между её родителями, была как-то связана и их дружба. То, что рассказывала Наташка, словно было преломлением через призму Женькиной судьбы, ведь перед отъездом Наташки и в её собственной жизни случилось что-то похожее – тоже скандал и уход отца из дома. Тогда Женька винила во всём мать, которая в одно мгновение стала другой и вдруг совсем перестала уметь готовить вкусные завтраки, начала пропадать всё время на работе, а ночью плакала в подушку, но теперь какое-то неприятное чувство стало охватывать Женькину голову. И осознание чего-то мерзкого и неприятного стало вырисовываться контурами в тумане неведения и детского заблуждения. Что-то, после чего жизнь двух семей распалась, что-то такое, из-за чего отцовские оправдания превратились в «пустые слова». Женька обхватила колени руками и, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, попыталась припомнить тот момент, когда отец ушёл. Что он тогда говорил, о чём говорила мать… Но все попытки были тщетны, так как Женькин мозг уже переписал историю на тот мотив, который ей хотелось, где мать была виновна в разрушении счастливой жизни, а все остатки настоящей истории старательно подтёр. Было нестерпимо больно от мысли, что какой-то взрослый глупый поступок смог развести навсегда судьбы шестерых человек, разрушить две семьи и свести дружбу с Наташкой на абсолютный ноль.
Просто так, из-за чего-то глупого и наверняка ненужного раскололась и Женькина жизнь на мелкие осколки, рассыпалась как карточный домик. Больше всего удивляло и приводило в замешательство то, что из-за всего этого взрослые, не удовольствовавшись собственными проблемами, потребовали и отмену общения двух подруг. А они, между прочим, слагали свою дружбу на протяжении долгих лет, и как это ни удивительно, но что-то из этого вышло. Наташкины глаза стали совсем чужими, да и Женьке стало совсем как-то неприятно от сказанных Наташкой слов. И не то чтобы она стала Наташку меньше любить, просто какой-то мерзкий осадок остался на душе, как остаётся накипь из старого чайника на зубах: и вроде бы это не смертельно, но мерзкий скрежет этого отложения доводит просто до отвращения. Так и Женьке сейчас было совсем неприятно от разговора с Наташкой, чувство радости перекрывалось другим чувством – смесью обиды и разочарования. Вдруг от всего пережитого и от всего только что узнанного захотелось заплакать, так, чтобы наконец-то на душе стало легче, как после ливня становится легче дышать, когда воздух очищается от всего ненужного и вредного и остаётся лишь кислород. И Женька не стала держать в себе эмоции, накопленные за последние дни, и просто тихо-тихо расплакалась от обиды, от непонимания, от несправедливости жизни. Вот так, сидя на жёстком кресле и обхватив колени руками, она сидела и плакала, чтобы на душе стало легче…
Когда кажется, что ты на самом дне, жизнь преподносит сюрприз и даёт очередной пинок, от которого твоя жизнь катится ещё ниже. Так, от жадности, набирая полные руки покупок по низкой цене и понимая, что больше уже места нет, увидев привлекательную недорогую безделицу по символической цене, наши руки тянутся за ней, прекрасно умещая её среди вещей, среди которых места, казалось, уже нет. Так и Женьке иногда хотелось пропасть из мира, чтобы все наконец очнулись ото сна и поняли, насколько нужной и важной была Женька. Но, представляя себе тот момент, когда смерть сомкнёт её в своих крепких объятиях, перед её глазами представала картина красивой бледной кожи, эффектная поза и горестные вздохи. На самом же деле при потере одной или сотен жизней мир не становится беднее, всего лишь на секунду прищурившись, а затем снова отворачиваясь от искорёженных тел и забавляясь с оставшимися игроками. Жизнь играет с человеческими судьбами с особым вдохновением, придумывая всё новые и новые ловушки и нанося смертельные удары всем, кто пытается противостоять ей в неравном бою. Жизнь – это борьба, где нет победителей, где есть только выжившие. Сначала Женьке казалось, что если склонить голову, то все мучения закончатся быстрее, что если подставить спину под жестокие удары, то тогда и Жизнь будет мягче относиться к несчастному, видя его поклонение. Но теперь в голову пришло осознание, что такой противник, как Жизнь, не знает справедливости: ударив в спину последний раз и внимательно вглядевшись в изуродованное, уже бездыханное тело, она просто отворачивается и уходит, оставляя проигравшего в забытии. Никому нет дела до чужого человеческого страдания, никого не волнует чужая боль, потому что важнее собственное существование. Женька всегда считала, что Жизнь проносит свои смертельные удары мимо, всё больше пугая своей силой. Но тогда Женьке хотелось чего-то особенного, хотелось испариться с земли так, чтобы не осталось ничего в этом мире, кроме терзаний совести родных. Существует поверье, что мать, выносившая своё дитя во чреве своём, остаётся связана со своим детищем до самой старости невидимой пуповиной. Что мать готова взять на себя все беды и горести, уготованные её кровиночке, лишь бы спасти её от разрушающего влияния Жизни. И, наверное, что-то было в этой мысли правдоподобного, ведь сколько случаев существует, когда мать чувствует боль, испытанную её ребёнком в этот же момент за много тысяч километров. Женька всё это время старательно пыталась представить, как можно прервать этот круг жизненных мучений, чтобы было красиво и безболезненно, совершенно забыв о судьбах близких людей. Могла ли она, Женька, своим равнодушием и мыслями о смерти привлечь внимание этой самой смерти. Ведь как часто бывает, что человек молит о чём-либо нужном ему, проводя всё свободное время в мечтах и молитвах о необходимом, посвящая всю жизнь одному лишь этому желанию, не замечая других разнообразных проявлений Жизни, а помешавшись на одном лишь заветном желании. Но как только жизнь оценивает все страдания человека и за долгие молитвы и стенания наконец награждает желаемым, то оказывается, что это «то самое нужное» вовсе не то, что нужно. Тогда человека постигает горестное и мучительное раскаяние за бесполезно, бездарно потраченное время, и он с упоением начинает искать новую «заветную мечту». Женьке казалось глупым, когда она наблюдала за девчонками, старательно отказывающимися от полезных обедов в столовой и дружного похода в кино для экономии средств, простаивая часами возле витрин с обожаемой шмоткой. А потом они же с гордо поднятой головой шагают по школьному коридору в выстраданной вещице. Но более нелепым было то, что уже через несколько дней такая желаемая и вроде бы нужная вещь, из-за которой приходилось так много ярких красок в жизни пропустить, вдруг оказывалась уже не такой нужной, а ещё через некоторое время и вовсе забывалась, потому что в голове рождалась новая мечта «из новой коллекции». Между прочим, так живёт большинство жителей земли (по крайней мере, большинство школы – точно), только мечты разные: у кого-то телевизор, у кого-то новая машина или квартира, а у кого-то новые джинсы. В последнее мгновение Женькина мечта совсем резко поменялась, совершенно диаметрально. Она проклинала то мгновение, когда случился тот надлом в их жизни, когда начались крики матери, когда пропал отец, когда некрасивая кошка навсегда осталась некрасивой мёртвой кошкой, когда синяя изуродованная масса пере