Подобные трансцендентные ощущения позволяли Достоевскому почувствовать, что он занимает особое место в своем космосе, что припадки — это часть какого-то великого замысла. Видения Чико делали его жизнь особенной, придавали ей значение. Благодаря им он пользовался в своей церковной общине особым уважением, которого обычно не добиться простому подростку-батраку.
Мы поднялись на третий этаж больницы и увидели, что Чико лежит на боку на операционном столе. Нам надо было удались гамартому размером с виноградину. Эта опухоль являлась источником электричества, вызывавшего припадки. Медицинская бригада была практически такой же, с которой я работал в Лос-Анджелесе, инструменты назывались точно так же, но вот самых современных и хорошо знакомых мне устройств здесь не имелось. Вместо них я увидел те, о которых читал в учебниках и книгах о пионерах нейрохирургии.
В этой операционной не использовали пластик. В США все предметы индивидуального пользования — простыни, халаты и т. д. — упакованы в полиэтиленовые пакеты. Здесь же все это принесли завернутым в ткань, словно младенца. Рукоятки хирургических инструментов были такими потертыми, что, казалось, их использовали в течение многих десятилетий. Некоторые из них были изношены так, как вытираются за столетия камни, обточенные речным течением.
Я был младшим хирургом и должен был вскрыть череп Чико. Я быстро сделал надрез в виде подковы над ухом пациента, и скальп отошел от кости, но вот над височной долей пришлось немного повозиться. Непосредственно над ухом череп очень тонкий, а выше, ближе к макушке, становится толще. Разница в толщине приблизительно такая, как между тонким рисовым блинчиком в спринг-роллах и толстым блином из пшеничной муки. Поэтому стоит об этом помнить, когда сверлишь. Джордж говорил, что раньше в черепах сверлили дырки во время древних ритуалов. «Некоторые пациенты стремились таким образом избавиться от злых духов и демонов. Сейчас мы этим уже не занимаемся». Такая операция называется трепанацией, и она известна уже много тысяч лет. Опытнейшими специалистами в этой области были чиму — представители древней высокоразвитой культуры Южной Америки. Для трепанации они использовали специальные инструменты и обитали совсем недалеко от тех мест, где мы находились, — на территории современного Перу.
Просверлить дырку в черепе не так-то просто даже современной электрической или пневматической дрелью. В тот раз я использовал трепан Hudson Brace. До этого я никогда в жизни не держал его в руках. Этот инструмент имеет в середине U-образный загиб, который надо крутить, как ручку. На конце инструмента расположен шар. Это устройство используют для трепанации уже сотни лет. Инструмент, который тогда оказался у меня в руках, был очень похож на тот, что разработал хирург Джованни Андреа делла Кроче, живший в XVI веке и продемонстрировавший его изображение в книге Chirurgiae Libri Septem. На одной из иллюстраций в ней показан лежащий у себя дома на кровати дворянин, которому делают трепанацию черепа. Несмотря на то что времена Ренессанса давно прошли, я использовал тот же самый инструмент, которым вручную сверлят дырку в черепе над височной долей.
Я просверлил четыре большие дырки, а Джордж закончил работу небольшим зубилом, после чего вынул из черепа круглый сегмент размером с печенье. В отличие от пневматической дрели, которой я пользуюсь в США, после работы этим инструментом оставалось меньше костяной пыли, что позволяло плотнее вставить сегмент назад в конце операции при закрытии черепа. Я подумал о Карине, о том, что, наверное, лучше было бы тогда работать зубилом. Возможно, моя пневматическая дрель давала много вибрации и делала спил на несколько миллиметров шире, в результате чего сегмент кости провалился внутрь спинного канала. Джордж показал мне, как делать операцию «традиционным» методом. Он был совершенно спокоен. Я радовался тому, что на моем лице маска и никто не видит на нем следы внутренней борьбы от воспоминаний и мыслей об операции Карины. Впрочем, это было только начало операции Чико.
Мне самому очень нравится тот момент, когда на свет появляется опалово-белый мозг. Это захватывающее зрелище. Я знаю, что это редкое, мистическое представление, связанное с огромной ответственностью. Чтобы его увидеть, надо полностью сконцентрироваться и показать все, на что я способен.
Когда вскрываешь твердую мозговую оболочку, надо быть предельно аккуратным, потому что легко поранить сам мозг. Если уйдешь хотя бы на несколько миллиметров глубже, то разъединишь несколько тысяч нейронов, от чего пациент может потерять речь или даже рассудок. Чико лежал на боку на хлопковой простыне, которая стала мягкой от многих лет стирок и стерилизаций. Мы работали над его левой височной долей. Требовалось разрезать твердую мозговую оболочку так, чтобы можно было ее аккуратно закрыть в конце операции. Мы сделали Х-образный разрез в твердой мозговой оболочке, словно пометили место крестом. Треугольнички ткани отогнули. Открывшаяся нам поверхность головного мозга выглядела как мандала.
Теперь, когда нам не мешала твердая мозговая оболочка, в мелких бороздках, называющихся извилинами, мы увидели гамартому, которую нам и надо было вырезать. Кора головного мозга человека — это внешний слой мозга глубиной в несколько миллиметров. Весь головной мозг не является однородным, а кора головного мозга — это словно осадочные слои эволюции человека. Наш современный ум — это неокортекс. В глубине мозга расположен палеокортекс. Именно из него мы черпаем эмоции. Неокортекс развивался из палеокортекса в течение тысячелетий. Постепенно голова человека увеличивалась, лоб становился больше и шире. Его шесть вертикальных слоев отвечают за чувственное восприятие, моторные команды, ощущение пространства, язык и осознанную мысль.
Гамартома Чико была наростом на очень сложном ландшафте. Она вызывала аберрантное электричество, которое являлось не только причиной частичных припадков, но и привносило новые смысл, понимание и связь с чем-то великим в его жизни. Раньше эти электрические сигналы проходили только в одной части его головного мозга, но позднее аберрантное электричество стало распространяться дальше, и приступы эпилепсии уже не приводили Чико в волшебную страну, а валили его с ног без сознания. Теперь Чико оставалось только одно — верить нам.
Эпилепсию не лечили хирургическим вмешательством до 1930-х годов, когда канадский хирург Уайлдер Пенфилд разработал процедуру, получившую название «монреальский метод», поскольку Пенфилд в то время работал в больнице Royal Victoria в Монреале. Врач вскрывал череп под местной анестезией и прикасался электродами к разным частям мозга. Пациенты в этот момент находились в сознании. В мозге нет нервов, поэтому электрический ток не причинял им боли. Пациенты в сознании могли рассказать то, что чувствовали. Пенфилд хотел обнаружить на поверхности мозга места, отвечающие за запах, зрение или чувство, предшествующее эпилептическому припадку. Он думал, что сможет вырезать эту часть мозга и избавить пациента от приступов. Пенфилд трогал разные места мозга электродами, чтобы найти нужное, и пациентка, в данном случае Джин, отвечала: «У меня странное чувство, мне кажется, что скоро начнется приступ». При повторном прикосновении электродами к этому же месту она произнесла: «Я слышу, как на меня кричат». Еще одно прикосновение, и Джин сказала: «Я чувствую, что сейчас произойдет что-то ужасное… Пожалуйста, никуда не уходи», а потом начала плакать. После этого Джин сделали общую анестезию и вырезали небольшой участок мозга из височной доли.
Эксперименты Пенфилда помогли понять гораздо больше, чем то, как бороться с эпилепсией. Они способствовали пониманию того, как работает мозг. Находясь в сознании, пациенты рассказывали о том, что чувствуют, какие запахи ощущают, что видят и какие воспоминания к ним приходят. Хирург обозначил области мозга, отвечающие за эти и другие эмоции. Нейрохирург рассказывал историю о том, как потрогал электродами одно место на поверхности мозга, и пациентка услышала мелодию. Он прикоснулся к этому месту еще раз, и она снова услышала ту же мелодию. Нейрохирург 30 раз трогал одно и то же место, и каждый раз пациентка слышала ту же мелодию.
К середине 1950-х годов Пенфилд и его коллеги провели более тысячи операций по устранению неврологических нарушений. Пенфилд и его пациенты вместе исследовали мозг и его работу. Пенфилд писал, что, хотя нейрохирург и владеет набором научных инструментов, лежащий на операционном столе человек также слушает и пытается понять. И между ними двумя — секреты работы мозга.
Работа Пенфилда стала неким розеттским камнем[9]. До его экспериментов хирурги полагались только на фрагментарную информацию, полученную на основе работы с поврежденным мозгом, и специалистам приходилось догадываться о функциях мозга по тому, что было потеряно во время получения травмы. Но сейчас мозг общался с нами напрямую. С помощью слабого электрического разряда Пенфилду удалось вызвать в пациентах переживания божественного: страдавшего эпилепсией 33-летнего пациента потрогали электродом в месте рядом с островком у правой височной доли, и мужчина воскликнул: «Я вижу Бога! Я покидаю собственное тело!» Пенфилд заметил, что и у других пациентов возникали подобные переживания при прикосновении электродами к височной доле. Ученый сделал карту мозга с функциями, за которые отвечают те или иные его части. До этого мозг был для нас terra incognita. Ученый писал: «Я — исследователь, но в отличие от моих предшественников, использовавших для открытия новых земель компасы и лодки, я использую скальпель и небольшие электроды, для того чтобы исследовать мозг человека и создать его карту».
Прежде чем вырезать гамартому Чико, мы должны были пойти по стопам Пенфилда и сделать карту мозга нашего пациента. Карты мозга являются верными лишь до определенной степени — скажем, до уровня района, — но нам требовалось найти точный адрес дома. Мы должны были понять, где именно в височной доле Чико нам нужно оперировать. Дело в том, что височная доля отвечает не только за веру, но и за язык. Мы не хотели лишить Чико возможности говорить и понимать речь.