Лесопастбища так хорошо функционируют просто потому, что копируют природные условия. В доисторические времена, задолго до того, как вся Европа покрылась густыми лесами, здесь была именно такая территория – мозаика лесных массивов, часто перемежающаяся полями и лугами. Здесь бродили гигантские туры, стада зубров, дикие лошади – тарпаны, лоси, вепри. За исключением хищников, все они питались травянистой и древесной растительностью, формируя древний ландшафт. На стенах пещер во Франции, да и в других местах мы можем увидеть изображения древних животных.
Одна пара предприимчивых фермеров решила имитировать это древнее сообщество на юге Англии.
В 2000 году Чарли Беррел и Изабелла Три рискнули сделать кардинальное преобразование на своей ферме площадью 1400 гектаров под названием Кнепп Эстейт[71]. Столкнувшись с угрозой банкротства из-за повышения цен на технику и агрохимикаты для своей малоплодородной земли, они решили отказаться от коммерческого земледелия, которым занимались всю жизнь, и вернуться к природе: сняли все ограды на полях, выбрали породы крупного рогатого скота, пони, свиней и оленей, которые были ближе всего к животным, обитавшим на этих землях тысячи лет назад, и дали им возможность перемещаться совершенно свободно, круглый год, без всякой поддержки. При подобном естественном сочетании травоядные стали придерживаться привычек, заложенных в них природой. Например, зебры и антилопы гну, обитающие на луговых пастбищах, стали разделять рацион питания. Зебры поедали высокую, более жесткую траву, оставляя гну нижнюю, помягче, которую те способны переваривать. Исследования показали, что когда таким образом сосуществуют крупный рогатый скот и ослы, каждый вид может набрать значительно больший вес, чем если бы они паслись по отдельности. Эти и многие другие комплементарные принципы действуют в природе. Они играют важнейшую роль в определении развития ландшафта, и они стали проявлять себя на ферме в Кнеппе. Животные, ведя себя как дикие стада в доисторической Англии, начали превращать однообразные поля в травянистые пустоши, кустарниковые заросли и лесные массивы. В результате на территории фермы резко увеличилось биоразнообразие. Буквально через пятнадцать лет она стала одним из лучших мест в Англии, где можно встретить множество редких местных растений, птиц и летучих мышей.
Одновременно Чарли и Изабелла на своей природной ферме продолжили производить продовольствие. Каждый год, после определения количества животных, существование которых может обеспечить изменившийся ландшафт, они ликвидируют излишки. По сути, они выполняют работу высших хищников.
Кнепп – не природоохранный проект. У него нет цели создать какие-то более выгодные условия для определенных видов животных. Он просто позволяет животным быть создателями ландшафта, и они прекрасно с этим справляются. Помимо рекордного биоразнообразия, ферма изолирует тонны углерода в своей обогащенной почве, а изменившаяся система речек и ручьев смягчает последствия паводков ниже по течению. Можно утверждать, что Кнепп Эстейт, ранее просто животноводческая ферма, превратилась в самый настоящий кусочек древней, дикой Британии, и увидеть это чудо хотят многие. Экосафари, отдых в палатках на природе стал дополнительным источником дохода наряду с продажей мяса и государственными субсидиями. Ферма начала приносить прибыль.
Природные фермы могут стать распространенным явлением, если будет соответствующим образом вознаграждаться повышение биоразнообразия. Любое сочетание животных, которое местное сообщество посчитает модулем, может привести к тому, что конкретный район со временем вернется к своему естественному состоянию. Если туризм не подойдет в качестве источника дополнительного дохода, фермеры, возможно, найдут другие дополнительные источники, например производство чистой энергии. Гигантские ветровые турбины, которые уже производятся сегодня, можно поставить на открытых луговых пространствах или даже, как это делается в Германии, над лесом, не причиняя беспокойства возрождающейся природе. Животноводы будущего могут, при соответствующей поддержке, стать не только производителями продуктов. Они могут стать специалистами в почвоведении, торговцами углеродом, лесоводами, гидами для туристов, поставщиками энергии и кураторами природы – хранителями, обладающими умением использовать природный потенциал и устойчивую ценность своих земель.
Вероятно, при должной мотивации, практика организации природных ферм может принципиально изменить природный ландшафт. При росте биоразнообразия почти всегда можно утверждать, что бо́льшая площадь приносит еще бо́льшую прибыль. Если соседи-землевладельцы договорятся делить общую прибыль, они могут объединяться, создавая огромные парки без границ, наподобие природоохранных зон, созданных племенами масаи. Сообщества землевладельцев уже соединили сотни тысяч гектаров земель в проектах по повышению биоразнообразия на Великих равнинах Северной Америки и в лесистых долинах Карпатских гор в Европе[72].
На больших территориях появляется возможность для реализации наиболее впечатляющего и неоднозначного решения возрождения дикой природы – реинтродукция крупных хищников. В мире, где вознаграждается повышение биоразнообразия и захват углерода, это имеет смысл, с учетом огромных пространств, благодаря пользе такого явления, как трофический каскад. Наиболее яркий пример – Йеллоустоунский национальный парк, где с 1995 года началась реинтродукция волков. Пока там не было волков, крупные стада оленей проводили многие часы в ущельях и речных долинах, поедая кустарники и молодой подрост. Когда появились волки, это прекратилось, и не потому, что волки съели всех оленей, а потому, что напугали их. Манера поведения оленьих стад изменилась. Они стали чаще перемещаться, а не пастись долго на открытых пространствах. За шесть лет подрос новый лес, деревья накрыли тенью речные протоки, и рыба стала спокойно собираться в укромных заводях. Заросли тополей и ив заполонили низины и края открытых долин. Увеличилось количество лесных птиц, бобров и бизонов. Волки стали охотиться и на койотов, что повлекло за собой увеличение популяции кроликов и мышей, а это способствовало росту численности лис, хорьков и соколов. В конце концов даже увеличилось поголовье медведей, потому что они стали пользоваться остатками туш животных, недоеденных волками. А осенью они теперь лакомятся ягодами на деревьях и кустарниках, которые раньше просто не доживали до стадии созревания плодов[73].
Вывод ясен: чтобы увеличить биоразнообразие и захватывать углерод на таких территориях, как Йеллоустоун, надо просто добавить волков. Эта мысль активно обсуждается европейцами, которые планируют к 2030 году получить 20–30 миллионов гектаров заброшенных сельскохозяйственных земель в ходе продолжающегося на континенте лесного перехода. Это площадь, равная территории Италии. Если эти земли в результате естественного процесса превратятся в леса, то лучше всего сделать так, чтобы в них появилось максимальное биоразнообразие и они смогли эффективно захватывать углерод. Восстановление природы становится практической политикой правительств, которые понимают истинную ценность природы и ее вклад в стабильность и благосостояние.
Сейчас есть все стимулы восстановить в мире к концу текущего века гораздо больше природы, чем ее было в начале. Скептикам достаточно обратить внимание на Коста-Рику, чтобы понять: при правильной мотивации это совершенно реально. Сто лет назад более двух третей территории Коста-Рики покрывали леса, бо́льшую часть из которых составляли влажные тропические джунгли. К 1980-м годам неконтролируемые лесозаготовки и потребность в новых землях под сельское хозяйство сократили леса страны до одной четверти. Правительство, обеспокоенное тем, что продолжающееся сведение лесов сократит объем экосистемных услуг природы страны, решило действовать: они предложили землевладельцам гранты на высадку местных деревьев. Через двадцать пять лет леса вернулись: сейчас они занимают половину территории Коста-Рики. Теперь природа страны является значимым компонентом в структуре национального дохода и играет важнейшую роль в ее самобытности.
Представьте, что нам удалось это сделать в глобальном масштабе. Одно исследование 2019 года показало, что возвращение лесного покрова теоретически может поглотить две трети углеродных выбросов, которые в настоящее время находятся в атмосфере в результате нашей жизнедеятельности[74]. Мы способны восстановить сушу, и это, безусловно, дело, которым стоит заниматься. Создание диких природных территорий по всей планете вернет биоразнообразие, а биоразнообразие сделает то, что оно умеет лучше всего: стабилизировать планету.
Планирование пика человечества
До сего момента в прогнозе на будущее я говорил преимущественно о сокращении нашего экологического следа, то есть воздействия человека на среду обитания, и о возможности восстановления природы максимально доступными способами. Если мы предпримем все эти меры, мы, безусловно, будем оказывать гораздо меньшее негативное влияние на Землю. Даже те, кому в жизни больше всех повезло, кто нынче оставляет самый заметный след, окажутся ближе к устойчивому существованию. Влияние нас как вида будет распределено более равномерно. Однако, чтобы соответствовать высоким целям модели «Пончик», достичь стабильного мира, в котором каждый получает свою справедливую долю конечных ресурсов, мы должны принимать во внимание и численность нашей популяции в целом.
Когда я родился, на планете жило меньше двух миллиардов человек. Сегодня нас почти в четыре раза больше. Население мира продолжает расти, хотя с 1950-х годов – меньшими темпами, чем когда-либо ранее. По текущему прогнозу ООН, к 2100 году на Земле будет проживать от 9,4 до 12,7 миллиарда человек