Я прикусил губу, силясь вспомнить, как зовут конкретно этого Комаровского, ибо там их было двое. Два брата…спокойствие, Злата, без мата даже про себя!..акробата, разнояйцевые близнецы.
…Яков Симеонович. — вспомнил, наконец, я.
Вот это встреча, блин горелый! У провидения определенно имеется чувство юмора, правда, весьма специфичное.
Наличие в этом мире братца Комаровского…как минимум одного из двоих…лишь добавляет ему, миру, изрядный такой штришок сюрреализма. И даже не потому…вернее, не только потому…что сидящий сейчас в этом помещении организм, с пожелтевшими от курева пальцами, там помер уже более года назад.
Это, как если бы некий сумасшедший художник смешал бы свои безумные краски, и начал бы творить… Здесь есть одно, зато нет второго, а третье — это вообще (может, все происходящее здесь, и правда, лишь последние фантазии гибнущего мозга?)…неважно, в общем.
Важно другое, если Яков Симеонович здесь и сейчас присутствует, возглавляя собравшуюся комиссию, а так оно, скорее всего, и есть (если главный тут не «Шпак»), то…
Конечно же, он, как и здешний Волков, может быть трудоустроен совсем в другом месте (например, в этой больнице), но там этот тип действительно был психиатром. Однако уже давным-давно не практикующим врачом, а чиновником от медицины, большой «шишкой» в Минздраве. Как, собственно, и его братец, Григорий, чтоб его, Симеонович. Там и тогда он занимал кресло «шлагбаума» в Управлении по внедрению новых лекарственных средств и медтехники, принимая окончательное решение о том, попадет ли конкретный препарат на российский рынок или же будет «зарезан». Собственно, Гриша этот и был как раз тем из братьев Комаровских, с кем мне, от имени Компании, и приходилось «решать вопросы»…
Внезапно заметил, что не только сам рассматриваю Якова, но и он неотрывно пялится на меня. И мне вдруг вспомнилась встреча с Забавой.
Она меня не знает… этого меня…но совершенно точно что-то тогда почувствовала, увидев!
А затем я как следует всмотрелся в его глаза…
Фу, бляха-муха! Старый похотливый ты мудак! Он же мою Злату даже не раздевает глазами, скотина, а натурально жрет! А значит, вкусы у него (вернее, у них, у обоих братьев-хрычей старых) ни черта здесь не изменились.
Моя память «заботливо» подкинула несколько эпизодов, о которых, впрочем, я бы предпочел не вспоминать.
Товарищ Григорий Комаровский, как он сам настаивал, чтобы его величали, являл собой живое воплощение коррупции, ибо, не уплатив ему «таксу» (его любимый термин), ничто не могло попасть на прилавки российских аптек или же в загашники больничек.
А помимо «таксы», никак нельзя было не «накрыть поляну», причем Гриша всегда таскал с собой на такие мероприятия Яшу. И пожрать на дармовщинку эти товарищи были горазды, и виски с коньячком (причем, само собой, самые лучшие, которые возможно достать) откушать. Собственно, в ресторане-то я с этим Яковом и познакомился.
Но это ладно, в конце концов, ресторан да банька — обычная практика при ведении дел. Однако помимо «поляны», для «шлагбаума» и его братца в обязательном порядке требовалось снять номер в хорошей гостинице вместе с vip-«девочкой», которую бы они, братцы эти, с их же слов, «в два смычка»…
В общем, дорогая проститутка была столь же неотъемлемой статьей расходов, как и «такса» с «поляной». Но дело не в этом. Совсем не в этом. Оба старых похотливых козла непременно желали, чтобы заказанная «девочка» была невысокой длинноволосой блондинкой, не старше двадцати пяти лет. Это у них, типа, фетиш такой был…
И судя по выражению рожи Комаровского, глаз на мою Злату он положил весьма основательно. От подобной мысли у меня начались, натурально, рвотные позывы.
— Значит, Петрова Злата Анатольевна с родителями… — Яков прекратил откровенно пялиться на меня и вместо этого принялся зачитывать вслух документы, которые держал в руках, после чего поднял взор на адвоката и его помощника. — А вы кем будете, молодые люди?
Адвокат представился.
— Понятно. — произнес Комаровский, поинтересовавшись. — И у вас, голубчик, конечно же, имеется при себе необходимая доверенность?
— Да, разумеется, хотя сейчас она и не нужна, ведь моя доверительница присутствует здесь же. — кивнув на маман, адвокат вручил Якову требуемую бумагу.
— Что-то я не могу понять… Ирина Сергеевна, для чего здесь и сейчас вам может потребоваться адвокат. — председатель поднял взгляд на маман. — Вы присаживайтесь, присаживайтесь! Выбирайте любые кресла, которые вам понравятся! А вы, Злата, присядьте вот сюда…
Он указал рукой на ближайшее к нему пустующее кресло.
— … в оранжевое. Вы же ничего не имеете против оранжевого цвета?
Яша оказался явно недоволен присутствием адвоката, и даже особенно не скрывал этого.
— Нет, Яков Симеонович, ничего против него не имею, цвет как цвет. — усевшись в кресло, я через силу улыбнулся этому типу. — А адвоката я могу взять с собой даже просто за покупками. Дабы не обманули ушлые продаваны. Что уж говорить о таком судьбоносном для меня мероприятии, как это? Кстати говоря, как поживает…
Я взял секундную паузу, вспоминая то, как там зовут его жену.
— … Галина Леонидовна? Все ли у нее хорошо?
Существует, конечно, не хилая вероятность того, что в ответ я услышу: «а кто это?», ибо, к примеру, у здешнего Волкова жена другая. Вполне может статься так, что и у этого Яши тоже. Однако, судя по офигевшему выражению физиономии председателя комиссии, жена у него все та же.
— Спас-сибо, у Галочки…в смысле, у Галины Леонидовны…все хорошо. — справившись наконец с первоначальным удивлением, ответил он, а затем спросил. — Могу ли я поинтересоваться, Злата, а откуда вы знаете мою жену? Да и меня, если уж на то пошло.
Да-да, он пока еще не удосужился представиться, а в повестке его ФИО указано не было.
— Знаю. — односложно ответил я, через силу улыбнувшись этому неприятному организму, а затем добавил. — И c братом вашим, Григорием Симеоновичем, тоже в определенном смысле знакома.
Надеюсь, здесь он тоже существует. А судя по отсутствию удивления со стороны старого хрыча, который принялся размышлять, явно о чем-то вспоминая, так оно и есть.
— Форшмак, который готовит Галина Леонидовна, это просто…просто чудо какое-то!
И это правда! Мне как-то раз довелось попробовать это блюдо, приготовленное его женой, жизнерадостной и очень полной пожилой женщиной, когда мы обсуждали кое-какие «рабочие моменты» на даче у Комаровских.
Услышав эти мои слова, председатель комиссии сначала натурально впал в ступор, а затем, «вернувшись в себя», очень внимательно…колючим таким взглядом, я бы даже сказал…поглядел на меня. Хотя, слава Господу, всякая «сальность» из его взгляда наконец-то исчезла.
Оба братца — люди крайне осторожные. И помимо того, что Гриша никогда не забывал заносить долю «кому надо», ибо в противном случае не проторчал бы более двадцати лет в кресле «шлагбаума»…
Я взглянул на костюм Комаровского, отдельные части которого не были скрыты халатом. Так и есть, костюм очень недорогой и явно старый. Мне вспомнились тамошние машины братьев, две «шестерки» еще советских времен выпуска. Скорее всего, здесь у них точно такие же. Скромничают, паскуды! Не выставляют напоказ свои нетрудовые доходы, «товарищи»! И правильно делают, раз их так и не взяли за старые жопы, в отличие от очень многих других. А в том, что взяточники оба — сомнений у меня нет никаких.
— Молодой человек, а вот видеосъемочку-то придется прекратить! Здесь и сейчас будет рассматриваться медицинское дело несовершеннолетней! — голос председателя вернул меня в реальность. — Да и вообще, в больнице без соответствующего разрешения снимать не положено!
Глава 88
— Давайте-ка для начала мы все-таки выясним, что это за комиссия, ее состав и полномочия, а также то, по какому поводу она была созвана. Невропатолог, у которого наблюдается дочь моей доверительницы по месту жительства, не выявил у нее каких-либо отклонений, предполагающих наличие определенного рода…проблем с психикой, а значит, согласно протоколу лечения, установленному для подобных случаев, Злата должна пройти психиатрическое освидетельствование. И, если к иному не будет объективных причин, девушку обязаны снять с наблюдения. — сказал адвокат, до этого внимательно следивший, как и все прочие в помещении, за нашим с Комаровским небольшим диалогом, а затем, глядя на одну из сидящих женщин, спросил. — Я так понимаю, это выездная комиссия?
И тут из кресла встал «Шпак», застегнув затем свой пиджак.
— Бондаренко Павел Сергеевич. — представился он. — «Соцслужба» города Москвы.
На лбу у «Шпака» появилась испарина, но он ее быстренько утер платком. «Шпак» улыбнулся адвокату неприятной такой улыбочкой, гаденькой, я бы даже сказал.
Сделав пару шагов вперед, он протянул руку сначала адвокату, а затем и папаше.
— Если никто не против, то комиссию представлю я…
«Шпак» поглядел на женщин, однако с их стороны никакой реакции не последовало, и он продолжил.
— … и нет, все присутствующие, за исключением меня и приглашенного эксперта…
Он обернулся на Комаровского.
— … сотрудники больницы. Петросян Заруи Артуровна, главврач…
Он указал рукой на довольно тощую женщину, обладательницу высокой «химозной» прически, сделанной по моде из восьмидесятых. На вид ей можно дать что-то около шестидесяти лет. И если у нее имеются какие-либо мысли и эмоции по поводу происходящего, то она умело их скрывает за маской бесстрастности.
«Акопян этот, как говорят, уже слинял из страны, хотя его родственнички, которых он устроил на „хлебные“ места, остались. Ты только глянь на фамилии главврачей и прочего начальства в московских больницах и поликлиниках, и сама все поймешь. Это, не считая руководящих должностей в „соцслужбе“, и в „опеке“». — вспомнились мне слова папаши, и я обернулся на него.