Та, переписывая мамины паспортные данные, на мгновение оторвала свой взор от бумаги, но, глубоко вздохнув, продолжила писать.
— Таковы правила! — буркнула она, возвращая наши документы. — Проходите!
В околотке.
— К следователю Егорову, потерпевшие. — повторил адвокат, когда мы зашли в сам околоток (построенный из красного кирпича в виде крепости с претензией на некую художественность, этакая Бастилия из соседнего двора) и подошли к «Дежурной части».
— Вам на второй этаж, в двести третий кабинет. — ответил дежурный милиционер в чине капитана, который явно был бы на своем месте в роли мента, обитающего в «Дежурной части», в любом из сериалов про ментов.
Нарочно, что ли, такого «персонажа» на эту должность подобрали?
На втором этаже, возле кабинета №203.
— Заперто. — констатировал очевидное адвокат, постучав для начала в дверь нужного кабинета, а затем попытавшись войти.
— Егоров сейчас подойдет, ожидайте! — велела проходящая по коридору мимо нас девица, одетая «по гражданке» и несущая некий фикус, уже приказавший, по-моему, долго жить.
Никакой лавочки на случай ожидания, конечно же, предусмотрительно не поставили…
Однако в томительном ожидании следователя Егорова нашему трио скучать не пришлось, ибо через несколько мгновений околоток сотрясся от дикого ора и воплей одного из «гостей», прибывшего в столицу из «прекрасного далека», коего стражи порядка где-то отловили и который теперь, на небезынтересной смеси плохого русского и неведомого мне языка, обещал устроить насыщенный «сеанс любви» с самими милиционерами, с их родными и близкими, а также вообще со всеми вокруг.
— Знаешь, почему криминальный элемент называет милиционеров «мусорами»? — шепнул я маман, когда на первом этаже внезапно прекратился ор, а последним воплем как раз и было слово «мусор».
— Злата…! — шикнула на меня та, испуганно озираясь по сторонам (а мама вообще как-то вся скисла, едва мы оказались в этом заведении, что, впрочем, вполне объяснимо, ведь рядовые законопослушные граждане родную милицию обычно побаиваются). — Не хочу знать! Мне это не интересно! Блин, я уже начиная жалеть, что взяла тебя с собой!
— И почему же? — поинтересовался адвокат, который незнамо как услышал мой тихий шепот.
Я перевел на него взгляд. Не знаю, хорош ли этот типчик в своем профессиональном амплуа, и если да, то насколько, но шпион, если исходить из стереотипов художественной литературы, из него получился бы хоть куда.
И внешность совершенно заурядная, незапоминающаяся: самого среднего роста, среднего телосложения, волосы цвета выцветшей соломы; такие же брови, отчего на бледной коже их практически не видно.
А его костюм...
Вроде бы и неплох, но весь какой-то средний, неброский: серенький; очевидно, не слишком дорогой, но и явно не дешевка.
Все прочие его аксессуары были ровно такими же: не дешевка, но и не явное «лухари».
— Злат… — адвокат не дождался моего ответа, однако, похоже, по взгляду прекрасно понял ход моих мыслей, — в основном я занимаюсь делами экономической направленности, и для опытного следователя не составит труда прикинуть приблизительную стоимость услуг адвоката по его внешнему виду, что для клиентов часто оказывается крайне нежелательным. Так что извиняй, если я вдруг не выгляжу как адвокат из твоего любимого сериала…
Он, оглядев себя, улыбнулся весьма приятной, располагающей и, скорее всего, профессионально поставленной улыбкой.
— …таким образом, я ответил на твой вопрос, а ты…
— Из Одессы пришел этот жаргонизм, из двадцатых годов того еще века. Еврейское словечко, вроде как «предатель» означает.
— Предатель? — адвокат удивленно поднял бровь. — Почему?
— Ну и милиционер, и бандит росли вместе на одной улице, ходили в одну школу, и компания была у них была также чаще всего одна, а потом, бац! — я ударил в ладоши. — И развела их жизнь по разные стороны баррикад. И вот первый стал для второго «мусором».
— Интересная версия, хотя я слышал иную, но… — он взглянул на часы. — Не совсем обычный интерес для молодой девушки.
— А я подобным особенно и не интересуюсь. — ответил ему. — Просто однажды вроде бы заметка на глаза попалась…
Вернее, не заметка, и не на глаза. Был у менятаминститутский приятель, родом из Одессы, родственники которого, с его слов, были как раз из числа как первых, так и вторых. Он-то мне и поведал эту версию происхождения данного жаргонизма.
— Извините… — маман явно не оценила моего рассказа и, крепко схватив за руку, свирепо на меня посмотрела, замолчи, мол, — у моей Златы чересчур много свободного времени, и она читает разные глупости!
— Тяжко это, быть девчонкой-подростком. — я пожал плечами.
— Наверное… — улыбнулся адвокат.
— Точно вам говорю!
Он явно собирался сказать что-то еще, однако…
— Морозова? — обернувшись на нас через плечо, поинтересовался подошедший тип с капитанскими погонами, открывая дверь в нужный нам кабинет.
— Да. — тут же ответила маман.
— Проходите, пожалуйста. Стулья можете вон там взять. — он указал рукой на пять стульев, стоящих в ряд у стены, на которой «висел» Феликс Эдмундович.
Следователь, совсем молодой еще человек, точно не старше тридцати и, видимо, нарабатывающий в милиции стаж для последующей работы в адвокатуре. И судя по брелоку «BMW», нарочито дорогим часам незнакомой мне фирмы, выставленным напоказ, а также телефону, ботинкам и обстановке на рабочем столе, родом он из весьма состоятельной семьи.
— Так… — произнес следователь, включив компьютер и загрузив некий файл. — Морозова Ирина Сергеевна…
— Это я! — тут же заявила маман.
— …и Петрова Злата Анатольевна.
— Это моя дочь! — подтвердила маман.
— Ваши документы, пожалуйста, и вы… — следователь вопросительно поглядел на адвоката.
— Фамилия моя Быстров, зовут Романом Борисовичем. — представился адвокат, предъявляя удостоверение.
Закончив с установлением наших личностей, следователь…
— Галь, зайди, пожалуйста, у меня здесь допрос несовершеннолетней потерпевшей.
…набрал некую Галю, в которой, когда она через несколько минут вошла в кабинет, я тут же узнал одну из теток, приходивших ко мне домой, чтобы попытаться изъять меня.
Тогда, как, впрочем, и теперь, она была одета «по гражданке», так что я принял ее за «опековскую», однако она оказалась…
— Синицина Лариса Витальевна, капитан милиции, отдел по работе с несовершеннолетними, детский психолог. — вслух проговорил следователь, печатая при этом (видимо, внес ту же информацию в свой текстовый файл).
Некоторое время спустя.
Далее, весьма продолжительное время ничего интересного не происходило, следователь опрашивал маман, занося ее ответы в текстовый файл. Не происходило до тех пор, пока…
— Злат, а скажи, пожалуйста, этот человек оказывал тебе какие-нибудь знаки внимания… — впервые за время допроса подала голос психолог.
— Злат, можешь не отвечать на этот вопрос. — это вмешался адвокат, а маман (я посмотрел на нее), аж посерела лицом.
— Какие еще знаки внимания? — задал я вопрос.
— Ну, может, он поглаживал тебя где-нибудь или же… — уточнила она, а из моей памяти тут же всплыли слова соседа.
«Ирина, во всей этой ситуации самое неприятное — это то, что вас вполне могут попытаться лишить родительских прав. Не стану биться об заклад, но, возможно…возможно, именно это и является их основной целью».
— Нет, нигде он меня не поглаживал… — хотел было сказать, что он только «приголубил» меня картечиной, попавшей в мой телефон и оставившей на ноге здоровенный синяк, но вовремя спохватился. — И вообще, никакого сексуального подтекста в его действиях по отношению к моей скромной персоне никогда не было, если вы на это намекаете.
Адвокат, услышав мои слова, приподнял одну бровь, а маман…
— Ничего подобного Олег себе точно не позволял! — зло сказала, почти что выкрикнула она. — Я внимательная мать и тут же заметила бы изменение в поведении дочери!
Однако психолог на маман внимания не обратила, продолжив гнуть свою линию.
— Но этопосле, адо? В твоей карте указано, что у тебя случилась частичная потеря памяти. Как ты можешь быть уверена, что…?
— Злат, можешь не отвечать. — вновь встрял адвокат, поинтересовавшись затем у этой Гали. — Каким образом это относится к рассматриваемому событию?
— Все никак не уйметесь, да? — поинтересовался у психолога я, обратившись затем к адвокату. — Роман Борисович, тут просто одно на другое наложилось. «Опека» очень хочет изъять меня из дома, а маму мою лишить, по всей видимости, родительских прав…
Не дожидаясь реакции на свои слова, я спросил у следователя, где у них тут туалет.
— Выйдешь из кабинета, налево и до конца. — ответил тот.
— Мам, сходи, пожалуйста, со мной, а то мне…страшно! — заявил родительнице я и, не дожидаясь ее ответа, за руку потащил за собой.
В туалете.
— Ну чего, Злат? — поинтересовалась маман, все еще пребывающая в состоянии крайней раздражительности после слов психологички.
— О том, что в меня картечина попала ни слова, ясно?! — велел маман я.
— Нет… — начала было она, но…
— Мам! — я слегка повысил голос. — Не видишь разве, что делается? Эти твари…
Я кивнул в сторону кабинета следователя, имея в виду психолога и «опековских».
— …любой повод ищут, любую мелочь, чтобы прицепиться к ней и отправить меня на «передержку», а тебя лишить родительских прав! Это не шутки, ибо за нас всерьез взялись, кажись! А я не желаю, чтобы тебя лишали каких-либо прав, да и на «передержку» тоже…!
— Тебе удалось выяснить номер мамы Иры? — поинтересовалась маман. — Я у себя посмотрела, но не нашла. Забыла, наверное, занести ее номер в телефонную книгу.
Вчера вечером я поинтересовался у Стёши, нет ли у нее случайно номера Ирочки Швец.
Номера Ирочки у нее не оказалось, однако через десяток или около того минут, она мне скинула его смской.