– Завтра в четыре будь готова. Поедем на вокзал встречать мужа, а по дороге заскочим в Ботанический. Я распорядился, чтобы настригли роз… Чао.
Скорый Москва – Тбилиси подъезжал к вокзалу Нового Афона. Витя вышел из купе и в нетерпении пританцовывал в коридоре рядом со своим чемоданом. В тот самый миг, когда состав дернулся и замер, в него с двух сторон вскочили вооруженные солдаты в форме КГБ с васильковыми кантиками и пошли навстречу друг другу, выкликая: «Штерн! Виктор Штерн!»
– Я Штерн, – выдохнул Витя побелевшими от ужаса губами.
Они сгрудились вокруг него, намертво закрыв выход, и старший лейтенант КГБ повертел перед его носом удостоверением.
– Вам приказано следовать до Сухуми.
– Почему? Что случилось? – Витя сделал попытку шагнуть вперед, но наткнулся на живую стену.
– Гражданин Штерн, соблюдайте порядок, а то мы будем вынуждены применить силу. Это не в ваших интересах.
– На одну минуту! Меня здесь встречает жена! Она где-то на перроне, я должен предупредить ее!
– Вы должны подчиняться приказу, а приказ есть – не выпускать вас в Афоне.
– Ну можно я хоть крикну ей?
– Я тебе крикну! Я тебе так крикну! – потерял терпение лейтенант.
Поезд тронулся. Витю затолкали в купе, вслед за ним набились солдаты с целью неусыпного наблюдения. В сопровождении военного эскорта Виктор Штерн отправился в Сухуми.
– Скорый поезд номер семнадцать Москва – Тбилиси прибывает в столицу солнечной Абхазии город Сухуми. Стоянка поезда – двенадцать минут, – прохрипел громкоговоритель.
Едва удерживая колючую охапку роз, я бросилась вдоль вагонов. Шота семенил следом. Со ступенек вагона номер 5 соскочили двое солдат и встали по обе стороны двери. За ними спустился офицер, увидел Шоту и, вытянувшись в струнку, отрапортовал, что задание выполнено. Потом из вагона высыпали остальные защитники родины, и, наконец, в тамбуре показался Витя.
– Привет, Витенька! – закричала я. – Видишь, как замечательно всё получилось?
Он стоял не шевелясь и смотрел на меня затравленными глазами.
– Да выходи же, наконец, приехали!
Витя медленно спустился со ступенек вагона.
– Здравствуй, милый, здравствуй, родной, с приездом! – И я протянула ему розовый куст.
– Это твоих рук дело? – спросил Витя бесцветным голосом.
– Конечно! Вместо того чтобы тащиться в Афон, я…
Витя размахнулся и закатил мне пощечину немыслимой силы. Розы рассыпались по платформе, я с трудом удержалась на ногах. В глазах заскакали золотые искры, в голове загудел Царь-колокол. Солдаты подбежали к Вите и скрутили ему за спиной руки.
– Отставить! – взвизгнул Шота Георгиевич. – Отпустить, но держать! Не по нашему это ведомству! Мы бандитами не занимаемся. Солонидзе! Багатурия! Вызывайте милицию! А то приезжают культурные и хулиганничают!
Так начался наш с Витей Штерном медовый месяц.
Я – рябая женщина лет сорока
Преддипломную практику я проходила в Северной Карелии, в непроходимых, по моему мнению, лесах. И вот пятый день мы бредем по карельскому бурелому под осенним моросящим дождем. Мокрые ватники облепляют, словно компресс. Четыре ночи мы спали в лесу на хвойных прутьях, а ели последний раз позавчера. Кстати, по моей вине. Перебираясь по бревну через порожистую Осинку, я поскользнулась и сверзилась по грудь в ледяную воду. Меня извлекли при помощи суковатых палок, но рюкзак с консервами и хлебом утоп безвозвратно.
– Не переживайте, графиня, – ободряет меня начальник отряда Валя Демьянов. – Спасибо, сами целы.
Он идет впереди, на спине неподъемный рюкзак с образцами. Спутанные лохмы до плеч и фантастическая выносливость придают ему сходство с лошадкой Пржевальского. Следом плетется Леша Рябушкин, щекастый, дородный, с еще недавно холеными усами. Леша обвешан датчиками и зондами, из кармана торчит счетчик Гейгера. Я тащусь сзади, замыкая шествие. Мне двадцать лет, и это полумиллионная съемка, настоящая геологическая экспедиция.
Кажется, что единственное население леса – мошка и комары. Наши лица укутаны плотной зеленой сеткой, издающей тошнотворный запах «ангары», на головах – шлемы, на ногах – резиновые сапоги выше колен, на руках – перчатки до локтя.
От голода мутит, в ушах колокольный звон. Только бы не споткнуться. Свалюсь – не встану.
– Веселей, мартышка! – оборачивается Валя. – Через час будем на дороге.
Итак, маршрут закончен. Позади сто двадцать километров съемки. На согнутой Ванькиной спине – десятки образцов, килограммы отмытого в ледяных ручьях песка.
На большаке нас должна встречать экспедиционная машина. До базы еще шестьдесят километров.
– Как вы думаете, приехал Петька? – тоскливо спрашиваю я. Леша пожимает плечами.
С тех пор как начальница экспедиции, грузная тетка в летах, сделала шофера Петю своим фаворитом, он просто сказился.
– Брось ты, Петрушка, волноваться, – раздавался из «генеральской» палатки нежный шепот престарелой Мессалины. – Выпей и отдыхай. Небось, здоровые коблы, дотопают, ноги не отвалятся.
…И вот перед нами большак. Петьки нет и в помине. Мы валимся на обочину и «отключаемся» – то ли сон, то ли обморок. Через час Валя расталкивает нас.
– Нечего ждать милостей от природы, двинем на станцию, авось к какой дрезине прицепимся.
– Но Петьке я кости переломаю, – флегматично говорит Леша. – На нас наплевать, девку бы пожалел.
До станции километров шесть, но мы так измучены, что еле плетемся. Когда наконец замаячили огни Лосевки, уже почти стемнело.
– Гляньте, есть все же Бог! – кричит Леша. На путях готов к отправке товарняк, груженный лесом.
– Без паники, – приказывает Валя. – Идем в обход, чтобы с платформы никакая сволочь не засекла.
Мы обогнули состав с хвоста и вскарабкались на площадку. Вскоре с платформы раздались свистки, поезд с лязганьем и скрипом тронулся.
– Ну, не везуха ли? – ликует Леша, устраиваясь поудобнее. – Едем, как короли!
Часа через полтора, проскочив без остановки два полустанка, товарняк замедлил ход.
– Ребята, нас доставили в Шелтозеро, – сказал Валя. – Платформа будет справа, готовься к десанту слева.
Поезд дернулся и замер. Мы в последнем вагоне, огни платформы маячат далеко впереди. Вокруг кромешная тьма. И вдруг приближающийся топот, нас ослепляет свет фонарей.
– Руки вверх!
С обеих сторон вагон окружен солдатами с автоматами наперевес. Мы ошалело топчемся на площадке.
– Руки вверх!
Неуклюже, как кули, сваливаемся на землю. Кто-то саданул мне прикладом в спину. Наши руки поднялись.
– Снять оружие и положить к ногам! – пролаял офицер.
Леша стоял, обвешанный своими приборами, и растерянно таращил глаза.
– Лейтенант Курочкин, переведите.
Вперед выступил курносый альбинос и внятно и медленно произнес что-то на абсолютно неизвестном языке. Валя прыснул.
– Чего это он лопочет, по-фински, что ли? – повернулся Леша к Вале.
– Леха, сними свою сбрую, – сказал Валя.
Леша начал медленно расстегивать ремни.
– Понимаете по-русски? – пролаял капитан.
– Вполне… хотя с таким русским сталкиваемся впервые.
Леша бережно положил приборы на землю. Трое солдат, наклонившись, принялись рассматривать датчик и зонд.
– Что это?
– РП-1, геофизический прибор для поисков урана, он не стреляет.
– Разберемся, следуйте за мной. – И нас повели вдоль состава.
Впереди, почти впритык к паровозу, стояли два военных «козла». Из паровозной кабины пялились черномазые машинист и помощник. Я показала им язык. Нас впихнули в машину, на подножку вскочили четыре охранника. Через минуту машина остановилась перед длинным бараком, метрах в трехстах от станции.
– Это что за учреждение? – простодушно спросил Леша.
– Железнодорожный отдел КУКГБ, – буркнул офицер.
– КУ чего? – не расслышал Леша.
– КУ того! – прошипел сзади Валька.
Нас ввели в комнату с такими же зелеными стенами, как коридоры в сухумском СЖОКГБ, двумя сейфами и письменным столом, и приказали встать у стены. Трое солдат вытянулись у входной двери. Офицер уселся за стол.
– Капитан Демин, – наконец представился он и, вытащив из ящика помятые бланки, обратился к Вале:
– Фамилия, имя, отчество.
– Сталин умер, но дело его живет? – игриво спросил Валя.
– Фамилия, имя, отчество, – снова отчеканил капитан, не оценив Валькин юмор.
– Я не отвечу ни на один ваш вопрос, – сказал Валя, – пока вы не объясните, за что нас схватили.
– Вас не схватили, а задержали. Пока что за проезд в товарном поезде А18-462, следующем со станции Лосевка. Вы сели в 18 часов 29 минут и были сняты на станции Шелтозеро в 20 часов 03 минуты.
– Ни черта мы не были сняты, мы просто приехали. Наша база тут недалеко. Мы геологи из Ленинграда.
– И где же ваша база? – прищурился капитан.
– За Гаврилино, километров двенадцать отсюда.
– Гаврилино отсюда в восемнадцати километрах, по большаку, и в шестнадцати, если лесом. Так что с этими данными у вас неувязочка.
– Ну, это еще не повод, чтобы тащить нас в КГБ.
– Более чем повод, – назидательно сказал Демин. – Если вы и вправду геологи, то почему прятались и крались? Почему не ехали, как нормальные люди, пассажирским?
– Да где он был, пассажирский?
– Пассажирский 311-й и скорый 46-й проходят через Лосевку в 8.05 и в 11.16 утра, – отчеканил капитан и обвел нас орлиным взором.
– Но сейчас же вее-чер! – закричал Валька. – Вечер, понимаете? Свяжитесь сейчас же с нашей базой.
– А ну не орать, сопляк! – рыкнул капитан, обнажив желтые клыки. – Надо будет – свяжемся. Фамилия, имя, отчество и документы!
Валька молчал, у него дрожали губы.
– Откуда в лесу документы? – мирно сказал Леша. – Документы на базе.
– Какой телефон вашей базы, позвольте полюбопытствовать? – Клыки спрятались.
– На базе нет телефона, – вмешалась я. – Мы в палатках живем. Но это близко. Давайте сейчас поедем вместе.