– Надо будет – поедем, – отрезал Демин. – А сейчас я в последний раз повторяю: фамилия, имя, отчество.
Ознакомившись с нашими биографиями до пятого колена, Демин велел подписать показания.
– Ну что, можно нам идти? – двинулся к дверям Валя.
Капитан взглядом пригвоздил его к месту.
– До проверки данных, которые у нас имеются, вы останетесь здесь. Абдулаев, уведите задержанных.
Кривоногий узбек повел нас в конец коридора и отомкнул дверь с амбарным замком. Мы очутились в клетушке с четырьмя голыми нарами и засиженной мухами лампочкой под потолком.
– Как насчет пожрать? – кротко поинтересовался Леша.
Абдулаев не ответил. Он вышел, закрыл дверь и щелкнул замком.
– Да ты глухой, что ли? – взорвался Валька. – Чучмек проклятый, косая рожа! – И он со всей силы пнул ногой дверь.
– Тише ты, – шикнул Леша. – А то еще антисемитизм пришьют.
Но Валька словно взбесился. Он колотил в дверь и орал:
– В уборную, в уборную веди!
Загромыхал замок. На пороге возник «желтолицый брат».
– Поведу по одному, – невозмутимо сказал он и ткнул в меня пальцем. – Ты – первая.
Когда с уборной было покончено, узбек снова запер дверь и затих в коридоре. Мы улеглись на нары и, как это ни странно, моментально отключились.
В шесть часов утра на пороге появился рыжий солдатик.
– Подъем! – весело крикнул он и внес кружки с кипятком и три куска хлеба.
– Привет, друг! Тебя как зовут?
– Рядовой Булкин. Павел Булкин.
– Слушай, Паша, чего там слыхать? На базу нашу съездили?
– А шут его знает, – пожал плечами Булкин.
– А в Ленинград в управление звонили?
– Кажись, звонили, да никто не отвечает. Капитан говорит, врут они все, нет такого телефона.
– Господи, – застонал Леша, – так ночь же была, а сегодня суббота, там нет никого.
– А с базой почему не связались?
– А фиг их знает, – радостно сказал Паша. – Да не расстраивайтесь, жуйте.
Днем он принес вареную картошку иссиня-черного цвета и уселся рядом на нары.
– Павлуша, – задушевно начал Валька, – я вижу, ты человек нормальный, не то что… некоторые…
И он оттянул пальцами глаза у висков, создав «среднеазиатский» профиль
Булкин понимающе хохотнул.
– Наверное, ты в курсе, друг, чего ваш Демин к нам прицепился? Неужели за то, что зайцем проехали?
Солдатик покачал головой. На его лице происходила свирепая борьба воинского долга, гуманизма и желания посплетничать.
– Видишь, какое дело… – наконец раскололся Паша, – шпионов ищем.
Валька так и присвистнул.
– Шпионов?! А мы-то при чем?
– А при том, что шпионов трое: двое мужиков и баба с ними. И приметы в аккурат сходятся – один мужик усатый, а баба – рябая, лет сорока.
– Что-о? Это я рябая? Это мне сорок лет?
Булкин смутился.
– Чего орешь? Почем я знаю, я в твой паспорт не заглядывал.
Валька с хохотом повалился на нары.
– Паулино, выпусти нас сейчас же, чтобы не срамиться.
– Ты никак сдурел! – разозлился Булкин. – Сиди и затихни.
– Затихну, затихну, – успокоил его Валька. – Но откуда шпионы-то взялись?
– Из Фильяндии, откуда же еще… Позавчера наш лесник Захаров прискакал весь в мыле. Шпионов, говорит, обнаружил. Перешли в районе седьмой заставы и углубились. А тут вы как раз у Лосевки из лесу выползли и тишком в товарняк забрались.
– Да нас разве в Лосевке кто видел?
– А ка-ак же! – расцвел Булкин. – Все видели, да спугнуть боялись.
– И заметили даже, что баба рябая?
– Угу… и радировали по всем станциям по ходу. А снимать вас решили в Шелтозере. Сергеевку и Углино проскочили, потому что лес близко, уйти можно.
– Ах, ты елки-моталки, – восхитился Валя, – то-то я удивился, что быстро доехали. Ну вы и орлы-герои! И, что же, вас наградят за поимку и отпуск дадут?
– Да уж не без этого, – важно ответил Паша и вдруг спохватился. – Наградят – не наградят, а службу свою несем. Так что отдыхайте.
Он забрал миски и заторопился уйти, смущенный своей откровенностью.
– Ребята. – Леша явно встревожился. – Это же бред какой-то. Давайте требовать Демина.
Но на наши крики и стуки никто не отозвался.
Вечером нас снова караулил молчаливый Абдулаев. Все попытки вступить с ним в дружеский контакт потерпели фиаско. А наутро опять появился Булкин.
– Пашунчик, – ласково сказал Валя. – Какие новости?
– Какие тебе еще новости? – пробурчал Булкин. Он был не в духе.
– Позови Демина, поговорить надо.
– Где я его тебе возьму в такую рань? И вообще до завтрева капитан тут не ожидается.
– Так что же, нам и сегодня сидеть? – вскинулся Леша.
– Люди по двадцать лет сидят… и ничего, – назидательно сказал юный Булкин, закрывая за собой дверь.
– Мистика какая-то. – Леша хрустнул по очереди всеми десятью пальцами. – Так и впрямь можно сгинуть на двадцать лет.
– Не нагнетай атмосферу, старик, не те времена. Может, объявим голодовку? – предложила я.
– Блестящая мысль! – откликнулся Валя. – Когда Демин узнает, что мы отказались от шашлыков по-карски, он смертельно испугается.
– Но надо же действовать!
– Я вот для начала мыслю снарядить Пашу в магазин. Жрать охота, да и выпить не грех. – Валька повертел перед нашими носами пятирублевкой. – Грязно работают, не изъяли капитал.
Когда Булкин появился со своей разноцветной картошкой, Валино лицо выражало пасхальную кротость.
– Паоло, друг, сгоняй в сельпо, купи нам курева и каких-нибудь консервов.
Булкин приставил палец к виску и выразительно им покрутил.
– Паря, ты воще… того… соображаешь?
– Я-то соображаю, но и ты своей головой подумай… Мы никакие не шпионы, и держат нас ни за что.
– Коли ни за что, так выпустят.
– А пока что мы ноги протянем. Слушай, а что если ты меня одного отпустишь, а их будешь сторожить со страшной силой?
– Куда еще?
– Да, говорю тебе – в магазин. Сигарет купить и какой-нибудь еды человеческой.
– В магазине человеческой еды отродясь не бывало, – убежденно сказал Булкин. – Так что нечего и ноги бить. – Однако по его лицу стало ясно, что у Вали появилась надежда.
– Пашунчик, ты же русская душа, ты же золотой парень, выпусти меня на пятнадцать минут, пять – туда, пять – обратно, пять – там.
Булкин тяжело вздохнул. Его доброе простецкое лицо выражало сочувствие и сомнение в дозволенности этого чувства.
– Да что ты беспокоишься? Сам же сказал, что Демина сегодня не будет.
– Валяй, – вдруг решился Булкин. – Через пятнадцать минут чтоб был у меня тут как штык.
Валя вернулся секунда в секунду, держа в руках буханку хлеба, две банки бычков в томате и пачку «Примы». Под мышкой у него торчало что-то длинное, завернутое в газету.
– А это что? – показала я на сверток.
– Это-то? Колбаса копченая. «Краковская», что ли, или «Полтавская».
– Колбаса?! – задохнулся Булкин. – Колбаса в магазине?!
Как ужаленный, сорвался он с места и исчез, даже не притворив за собой двери.
Мы ошалело уставились друг на друга.
– Господа, – опомнился Валя. – По-моему, нас больше некому задерживать. – Он высунулся в коридор и поманил нас пальцем: – А ну, по-быстрому.
Мы выскочили из клетушки, и Леша осторожно щелкнул замком. В коридоре было пусто. Мы прокрались на цыпочках и оказались на улице. Нигде ни души. И тут мы рванули. Петляя между амбарами, мы проскочили железнодорожные пути, редкий лесок и кубарем скатились в песчаный карьер. Оттуда, пыхтя, медленно выползал груженный песком сорокатонный МАЗ. Мы замахали руками.
– Куда вам, ребята? – высунулся шофер.
– В Гаврилино или в ту сторону.
– Кильский цементный завод годится?
Мы закивали и забились в кабину. МАЗ медленно набирал скорость.
– Откуда вы такие нарядные? – шофер, разглядывал наши туалеты и обросшие физиономии моих друзей.
– Из лесу, вестимо. Геологи мы.
– И девка, что ли, геолух? Ну и дела-а.
Я высунулась из кабины – погони не наблюдалось.
– Эй, давай-ка свою колбасу, – вспомнил Леша, ломая буханку.
– «Полтавскую», что ли? – Валя торжественно развернул газету.
Перед нашими носами заблестела бутылка перцовки.
– Ну ты даешь! – восхитился Леша.
Шофер бросил на перцовку нежный, скользящий взгляд.
Валя сорвал зубами алюминиевую крышечку и пустил бутылку по рукам. Описав четыре полных круга, она вылетела в окно и, звякнув о валун, разлетелась вдребезги.
– А подумал ли кто о Паше, о трагичной его судьбе? – спросил Леша.
– Ни черта ему не сделается. Отсидит пятнадцать суток на гауптвахте за ротозейство… с учетом, что я пока не рябая и мне еще не сорок.
– «А люди, между прочим, по двадцать лет сидят, и ничего», – процитировал Валя.
Мы расслабились, закурили. Впереди показались ворота Кильского комбината, но шофер не высадил нас. В приливе братской любви он погнал свою громадину в Гаврилино и затормозил недалеко от палаток.
– Спасибо, старик, выручил. – Валя порылся в кармане и извлек рубль.
– Обижаешь, – покачал головой шофер, отводя Валькину руку. – Я же к вам с душой.
На базе царило мирное воскресенье. Над озером стоял вечерний туман. У берега покачивалась лодка с неподвижными фигурами. Мессалина и Петька удили рыбу. Из крайней палатки четкий голос произнес: «На этом мы заканчиваем еженедельный обзор Би-би-си "Глядя из Лондона"». Затем грянул джаз. У костра коллеги резались в преферанс. Завидев нас, повар Толя издал тарзаний клич. Ребята повскакали, уступая нам место у огня. Петя подгреб к берегу, начальство приветствовало нас ласковой улыбкой.
– Ну-с, явились пропащие, – материнским голосом сказала она. – А я только подумала, куда это они подевались?
Я нырнула в свою палатку. Спальный мешок был раскурочен, чемодан перевернут, на тумбочке валялась чужая гребенка.
– Эй, кто у меня тут шарил?
– Ой, совсем забыли. Гости к нам нагрянули. Грибники. Заблудились в лесу. Плутали целый день, а ночью набрели на нашу базу. Куда их денешь? Оставили ночевать.