крича «Ура». Шепча «Alas».
Представ перед Ангелом, буркну «Увы,
ты, Ангел, церковная крыса!»
Да, Ангелы выглядят хуже, чем Вы!
И хуже одеты, Лариса!
А девять лет спустя Бродский поздравил Ларису так:
Ларисе от Иосифа в день ее пятидесятилетия с нежностью.
Двадцать седьмое октября 1994 года
Вообще-то я люблю блондинок,
я, видимо, в душе брюнет,
или начищенный ботинок
и светлого пятна в ней нет.
Поэтому всю жизнь я славил
златые кудри, серый глаз.
И исключением из правил,
Лариса, я считаю Вас.
Ваш черный волос, глаз ваш карий
и вашей кожи смуглый шелк
мне говорят: ты пролетарий
судьбы, Жозеф, и серый волк.
Ресницы ваши, ваши брови
подрагиванъе ваших век
испорченной еврейской крови
по жилам ускоряют бег.
Есть лица – как набросок Рая.
Как очертанье счастья.
Но их только на холсте, теряя
сознание, узреть дано.
А Вас, Лариса К, воочью
мы видим среди бела дня,
а Ромка видит даже ночью,
казня не одного меня.
За внешностью подобно вашей,
забыв сверкание Плеяд,
народы тянутся за Рашей
и в очередь века стоят.
Увидев Вас, Вас ищешь всюду,
сон не досмотришь до конца.
Но, как официант посуду,
вы разбиваете сердца.
Актер уходит за кулисы
и забывается поэт.
Но не забыть лица Ларисы,
тем паче – выключая свет.
Полтинник разменять не шутка.
Творит полтинник чудеса:
куда ни глянешь – всюду будка,
в которой нехватает пса.
Мы всё познали: мир нагана,
мир чистогана и сумы.
Везде достаточно погано,
но, сидя у Романа, мы
рожденные в социализме,
валяя в Штатах дурака,
мы скажем в оправданье жизни:
мы видели Ларису К.
Итак, Роман Каплан и Лариса – хозяева «Русского самовара», а сам ресторан – праздник для тела и души. Еда вкусная, декор элегантный (в центре зала – белый рояль – подарок Барышникова), музыка на все вкусы, и пианисты – первый класс. Можно послушать и Моцарта, и Шопена, и старинные романсы, и цыган, и песни о Сталине.
Но главное в «Самоваре» – атмосфера. Именно атмосфера – не чопорная и не разгульная, а неформальная и легкая, делает «Самовар» русским оазисом в англоязычном мире. Ресторан расположен в сердце театрального района. Кто-то ужинает перед спектаклем, кто-то после, кто-то вместо. Народ приходит любопытный, список бывающих там знаменитостей мог бы составить телефонную книгу. Тут и мировые звезды – Жерар Депардье, Роберт де Ниро, Милош Форман. Как-то заглянула Лайза Минелли. Выпила стакан колы, взяла микрофон и немножко попела.
Примерно эдак с года 1988 ресторан «Русский самовар» превратился в своеобразный мост, соединяющий эмиграцию с метрополией. Он являл собой (и до сих пор являет) клуб деловых, литературных и сентиментальных встреч, некую прихотливую комбинацию из МИДа, ВТО, ЦДЛи Дома кино. Кого там только не встретишь! В один вечер в углу сидит Андрей Козырев, тогдашний министр иностранных дел России, напротив – сын Шеварднадзе. Накануне ужинал Владимир Лукин, посол РФ в США, ставший потом уполномоченным по правам человека. Сегодня по пути в Коннектикут обедает писатель Юз Алешковский, завтра заглянет приехавший на гастроли Андрей Макаревич. Радиостанция «Свобода» устраивает день рождение своему начальнику. В дальнем углу резвятся прибывшие на заработки артисты Мариинского балета. А там принимает деловых российских партнеров новоиспеченный эмигрантский бизнесмен.
Для гостей из России «Самовар» – настоящая отдушина, в нем можно встретить всех, с кем хочется встретиться. А кто приезжает по многу раз, становится завсегдатаем. Бывали часто Юрий Темирканов, Белла Ахмадулина, Галина Волчек, Михаил Козаков, Дмитрий Хворостовский. Никита Михалков праздновал в «Самоваре» своего «Оскара».
У Романа есть альбом, где гости рисуют картинки и карикатуры, пишут стишки и любовные послания хозяевам. Например: «Забудем грусть, забудем горечь. Мы в "Самоваре"… Ростропович».
Однажды после спектакля в Метрополитен-опере в «Самовар» заглянула компания, человек шесть. Среди них – Атлантов, Лейферкус и всемирно известная оперная дива Чечилия Бартоли.
Час ночи, ресторан пуст – занято всего два столика. Певчие гости пили, закусывали, мурлыкали что-то себе под нос, и вдруг Чечилия Бартоли и аккомпаниатор Лейферкуса Семен Скикин подошли к роялю, и певица полчаса пела для гостей этих двух столиков.
Один из них, совершенно потрясенный, подошел к Роману: «Недавно в Лондоне, в Ковент-Гарден, был концерт Бартоли, и билеты стоили немыслимо дорого – 200 фунтов. Я готов был заплатить, но так и не смог достать билет… И вот сегодня Чечилия Бартоли поет для меня и моих друзей бесплатно. Я не забуду этот день до конца своей жизни».
Несколько лет назад в театре «Вирджиния», напротив ресторана, с огромным успехом шел мюзикл «Джелли Ласт Джем» («Последний концерт Джелли»).
Главный герой, Джелли «Ролл» Мортон, реально существовавший в начале века мулат из Нового Орлеана, вбил себе в голову, что именно он является родоначальником джаза. Это спектакль о его жизни, отношениях с коллегами и семьей, о его звездных годах и печальном, одиноком конце.
Играл Джелли несравненный Грегори Хайнс, который, кстати, был партнером Барышникова в фильме «Белые ночи».
Мюзикл яркий, красочный, динамичный, музыка классная, актеры превосходные. Поставлен он талантливым черным режиссером Джорджем Вулфом, и вся труппа – негритянская. Театральные критики захлебывались от восторга.
После спектакля возбужденным актерам не хотелось расходиться по домам, и труппа, иногда в полном составе, переходила дорогу и вваливалась в «Самовар». Ужинали, выпивали бокал-другой, обсуждали спектакль и… пели. Этот мюзикл продержался рекордный срок – два года. А на заключительном представлении «Джелли Ласт Джем» случилось вот что. Режиссер Джорж Вулф попросил Романа прийти. Роман уже два раза видел мюзикл, но обидеть Вулфа ему не хотелось, и он пошел.
И вот финал: занавес пошел вниз, театр взорвался аплодисментами. На просцениум вышел Вулф, поблагодарил актеров за прекрасную работу, ньюйоркцев за теплый прием, а потом сказал: «Леди и джентльмены, я также хочу от всей души выразить признательность хозяину ресторана "Русский самовар" за его гостеприимство, тепло и заботу. На время гастролей это место стало нашим домом. Мы чувствовали себя среди своих. Спасибо тебе, дружище!»
На Романа направили юпитеры, ему пришлось встать, и Джордж попросил его выйти на сцену. Весь театр поднялся и аплодировал Роману, у которого глаза были на мокром месте.
Не исключены в «Самоваре» и нечаянные встречи. Как-то Роман сказал, что у него для меня есть билет на модный мюзикл в театре «Вирджиния», напротив ресторана.
За двадцать минут до начала вхожу в ресторан и вижу: за баром, спиной к залу, сидит Евтушенко. Перед ним на стене – зеркало, и он видит, что происходит сзади. А в зале, в пальто и кепке, стоит Бродский с пакетами, набитыми «самоварной» едой на вынос, и оживленно беседует с Романом, то есть рассказывает анекдоты. Его пельмени грозят разморозиться, а студень – согреться, но поэт не уходит, ставя Романа в неловкое положение. Роман не может отойти от него и уделить внимание Евтуху, а соединить поэтов невозможно. Мне хочется спеть: «Не засмеяться ль вам, пока не обагрилася рука, не разойтись ли полюбовно?» – но боюсь нарваться.
Бродский замечает унижение поэтического собрата, в третий раз повторяет, что машина запаркована вторым рядом и ему влепят штраф или даже утащут тачку, но… продолжает стоять, как приклеенный. Несчастный Роман в преддверии инфаркта. На него с немым укором смотрит евтушенковскя спина.
Наконец Иосиф сжалился: «Пока, Людка, пока Ромка», – и отвалил.
Спектакль начинается через несколько минут. «Давай билет», – говорю я Роману. «Билеты у Жени, вы оба идете».
Мы выходим с мрачным Евтушенкой на улицу, а у подъезда стоит… Кто бы вы думали? Жозефов «Скорпион» – посмотреть, кто с кем идет в театр. Увидел, помахал мне рукой и отчалил.
С Евтушенкой я знакома шапочно. То есть виделись в разных компаниях, но персонального контакта не произошло. Каким-то образом он вычислил, что мы из одного стада с Рейном.
– Ну как там Рейн? – спрашивает он.
Я отвечаю, что давно его не видела, потому что Рейн «там», а я как раз «тут».
– Ненадежный он господин, – говорит Евтушенко.
– Да Господь с вами, – отвечаю, – с Женей Рейном мы дружим с детства…
– Вот поэтому я вас и предупреждаю, что он очень ненадежный господин.
И он продолжал нести этот бред, несмотря на то, что сам прекрасно Рейна знает, более того, дружил с ним и пытался, как он говорит, пробить его книгу.
Что это значит? Провоцирует он меня, что ли? Или чувствует насущную потребность отыграться за унижение, но на Бродского замахнуться не решается?
Известно, что Евтушенко очень хотел наладить с Бродским цивилизованные отношения и просил Романа посодействовать. Как-то, вспоминая унизительный для себя эпизод в «Самоваре», он сказал Роману: «Даже евреи с арабами разговаривают. Почему мы с Иосифом не можем встретиться у тебя, выпить и поговорить?» Роман передал это Бродскому и получил любезный ответ: «The messenger gets killed first» («Первым убивают гонца»).