«Почему бы нет? – подумала я. – Раз-то в жизни».
Астрологический кабинет размещался в подвале. Я спустилась на три ступеньки и позвонила. Дверь открыла миловидная блондинка с круглыми серыми глазами и пушистыми волосами, стянутыми на затылке в «конский хвост». Одета была она в типичный студенческий прикид: выцветшие джинсы, кроссовки и клетчатая рубаха. Девушка приветливо улыбнулась, сказала «Ы» и жестом пригласила меня войти.
Помещение напоминало приемную дантиста. У стены – диван, перед ним столик с кипой журналов, в углу кресло и торшер. Еще один стол с двумя стульями стоял прямо под окном. За ним, вероятно, и происходило гадание, чтобы «процесс» можно было наблюдать с улицы, завлекая тем самым новых клиентов.
– Чем могу служить? – спросила девушка.
– Сама не знаю… Гадание, предсказание… Что вы умеете?
– Всё что хотите. Прошлое, настоящее, будущее.
– Ну, свое прошлое я более или менее знаю. В настоящем я и так нахожусь. Как насчет будущего и сколько это стоит?
– Гадание по руке и простые карты – двадцать долларов, Таро – сорок. А за пятьдесят долларов могу составить астрологическую схему вашей жизни.
– Пожалуй, с меня достаточно простых карт.
Девушка кивнула и пригласила сесть за стол под окном. Мне это не понравилось. Гадание, гинекологическое обследование, лечение зубов, а также краска и укладка волос не должны происходить публично.
– А нельзя ли нам уединиться подальше от посторонних глаз?
Она помедлила, словно сомневаясь, кивнула и пригласила меня в заднюю комнату. Стены там были сплошь зеркальные, на полу китайский ковер в узорах из лилий и драконов, кресла и диван обиты шелком изумрудного цвета, на бронзовых лампах кружевные абажуры. Наверняка эта комната предназначалась для постоянных денежных клиентов, а не для случайно залетевших двадцатидолларовых птиц.
Мы сели за круглый стол, и она ловко раскинула карты.
«Ну-с, щас начнется, – подумала я, – весь этот бред с бубновым валетом, коварной пиковой дамой и неприятностями в казенном доме».
Однако ничего подобного я не услышала. Девушка молча создавала и разрушала карточные узоры и, наконец, сказала:
– Вы только что вернулись из далекой поездки. Там было очень жарко и беспокойно. Приезд домой вам показался большим облегчением.
Чистая правда. Две недели назад я вернулась из Израиля и Египта, где провела больше трех месяцев. Действительно, сорок градусов жары и интифада не создавали душевного покоя. В день нашего приезда в Израиль арабский террорист пустил под откос рейсовый автобус Тель-Авив – Иерусалим. Через несколько дней в центре Иерусалима, возле кнессета, в десять часов утра был убит мой тезка, профессор Менахем Штерн. Неделю спустя в окрестностях Ариэля два арабских пастуха зарезали американского переводчика Фреда Розенфельда, который в одиночку отправился в горы и, встретив пастухов, поделился с ними своими яблоками и бутербродами. Примеров «беспокойной» жизни было сколько угодно.
– В ближайшие два месяца новостей не ждите, но во второй неделе ноября вами заинтересуется важный деловой король, и вы снова отправитесь в далекое путешествие.
– Куда именно?
– Трудно сказать. Возможно, в Советский Союз. Ваша поездка состоится после Нового года, в первых числах февраля.
– В Советский Союз? Ну, это мало вероятно… (В конце восьмидесятых мы еще и думать не смели о поездках на родину.)
Девушка пожала плечами и улыбнулась, давая понять, что гаданье окончено. Я неохотно рассталась с двадцаткой и забыла об этой истории.
Пожелтели, опали осенние листья, задули пронзительные канадские ветры, пролетел дождливый ноябрь. Я как-то вспомнила юную гадалку, но никакие карточные короли в мою жизнь не постучались. А в декабре раздался звонок из американского журнала «Conde Nast Traveler», где я опубликовала два своих путевых очерка.
«Хотите поехать в Москву? Нам привезли оттуда великолепные фотографии, и нужен знающий человек, который написал бы о Москве и об этих фотографиях "изнутри"».
Оказывается недавно из Союза вернулся знаменитый фотограф Хельмут Ньютон. Он был в Москве на открытии выставки своих портретов и попутно фотографировал что ни попадя. Фотографии получились замечательные, но Ньютон понятия не имел, что снимал и what is what.
После пятнадцати лет жизни в эмиграции я только-только начала излечиваться от жестокой ностальгии, которая трепала меня, как тропическая лихорадка. Предложение журнала показалось мне подарком небес: «Хочу! Очень хочу!»
В январе 1990 года я приехала в Нью-Йорк обсудить в редакции детали моей командировки и первым делом примчалась в «астрологический» подвал.
Он был на месте. В окне по-прежнему дрожала неоновая вывеска «Астрология». В витрине на разноцветном гравии по-прежнему были разложены книжки. Я позвонила. Дверь открыла дама с угольно-черными, коротко стриженными волосами и тяжелым взглядом темных пристальных глаз.
– Чем могу служить?
– Я была здесь несколько месяцев назад, и мне гадала молодая девушка, симпатичная такая блондинка. Я бы хотела еще раз с ней повидаться.
– Вы ошибаетесь, – сказала дама, – здесь никто, кроме меня, не гадает.
– Но это были не вы!
– Может быть, это было не здесь?
– Конечно здесь!
Дама покачала головой:
– Это мой бизнес, и я здесь единственная хозяйка.
– Не сумасшедшая же я, в самом деле!
Гадалка пожала плечами и пригласила меня войти.
– Садитесь, пожалуйста, – указала она на знакомый мне стол под окном.
– Мы не могли бы поговорить в задней комнате?
Упоминание задней комнаты было единственным доказательством, что я в своем уме.
– О какой задней комнате вы говорите? – ледяным голосом спросила она.
У меня пересохло во рту. Я повернулась и взялась за ручку двери.
– В задней комнате меняют полы, – сказала она за моей спиной. – Так вы хотите гадать или нет?
– Нет, спасибо.
– Но ведь вы пришли сюда прямо с вокзала.
– Откуда вы знаете?
– Профессия такая, – улыбнулась гадалка. – Не злитесь и давайте познакомимся. Меня зовут Джина. Хотите кофе?
– Нет, спасибо.
– Похоже, вы мне не доверяете, – сказала Джина. – Попробую-ка ваше доверие заслужить. Вы пришли за ответом на интересующий вас вопрос, состоится ли ваша поездка в феврале. Да, вы съездите туда и благополучно вернетесь домой. А теперь хотите погадать? По руке – сорок долларов, простые карты – шестьдесят, Таро – семьдесят пять.
– В сентябре это стоило в два раза дешевле.
– Вы были в какой-то дешевой лавке. (По-английски она назвала ее lousy hole, что в прямом переводе означает «вшивая дыра».) А у нас на Мэдисон-авеню высокая арендная плата, и мои услуги достаточно уникальны.
Я почтительно кивнула.
– Дайте мне ваши руки, – сказала Джина.
Мы сидели под окном, нас мог видеть каждый прохожий, и гадалка держала в плену мои ладони, не спуская с меня тяжелого пристального взгляда.
Я почувствовала в руках неприятную вибрацию и попыталась высвободить их.
– Не спешите, – сказала Джина, еще крепче сжимая мои ладони. – Конечно, у вас есть проблемы.
– Какие же?
– Во-первых, писательский блок, и, во-вторых, – бессонница. Вы уже перепробовали всякие снотворные пилюли, и всё без толку. А следствие бессонницы – депрессия. Я могу всё это снять и открыть дорогу вашему творческому потенциалу.
Я уже слышала нечто подобное, но все равно клюнула.
– Звучит как сказка. Сколько это будет стоить?
– Двести долларов. И сто вы мне должны за то, что я вам сейчас сказала.
– Триста долларов! Это же гонорар адвоката или знаменитого врача.
– Вот и идите к адвокату или к знаменитому врачу, – процедила Джина, отпуская мои руки.
В душе разгорелась борьба скупости и любопытства. С одной стороны, это бессовестная обдираловка, с другой – как часто мы бросаем деньги на ветер!
– Если вас устраивает цена, приходите завтра в десять утра на первый сеанс. Всего их будет три. А деньги – вперед. И никаких чеков и кредитных карточек.
– У меня нет с собой трехсот долларов!
Не с собой у меня их тоже не было. В Нью-Йорке за всё, кроме такси, я расплачиваюсь кредитными карточками.
– Я вам заплачу через три дня, по окончании ваших сеансов.
– Обычно я на это не соглашаюсь, – проворчала Джина, – но для вас так и быть. Итак, завтра в десять. И не опаздывайте.
Весь день я моталась по городу. Сперва – в редакцию, потом в турагентство заказать билеты, визу и гостиницу, и, наконец, в библиотеку. К вечеру, усталая и голодная, я добралась до «Русского самовара».
Друг юности Роман Каплан усадил меня в дальний угол, за стол «для своих». Я заказала рюмку водки и шашлык.
За первой рюмкой последовала вторая, затем третья. После нее я поделилась с Романом своим астрологическим приключением.
– Жуткая глупость, – сказал Роман. – Тебе некуда девать деньги?
– Мне очень даже есть куда девать деньги. Кроме шмоток, растворимого кофе, сигарет и приличной выпивки, я должна запастись сувенирами (если помните, в начале девяностых в Москве был дефицит всего). А на Бродвее можно недорого отовариться перчатками, шарфиками, косметикой и часами.
– Для начала запасись кэшем, – сказал Роман. – В лавках на Бродвее не принимают ни чеки, ни кредитки.
– Можно я запасусь кэшем у вас? Я тебе – чек, ты мне – кэш.
– Мы – ресторан, а не банк, – проворчал Роман, но направился к кассе.
В этот момент открылась дверь, и в ресторан вошла пара: долговязый молодой человек и моя первая гадалка: миловидная блондинка с круглыми серыми глазами и пышными волосами, затянутыми в конский хвост. Они сели за столик почти напротив меня и углубились сперва в меню, потом в беседу.
– Ты знаешь этих людей? – шепотом спросила я подошедшего Романа.
– Впервые вижу, – сказал он, протягивая деньги. – А почему у тебя волосы встали дыбом?
Я поднялась и направилась к молодой паре.
– Добрый вечер и тысяча извинений, – обратилась я к девушке. – Могу я поговорить с вами наедине несколько минут?