И тут меня охватил ужас. Я не знаменитые журналистки Барбара Уолтерс и Дайана Сойер. У меня нет офиса, нет ассистентов, секретарей и супертелекоммуникаций через спутники.
Я не знаю никого из правящей петербургской элиты и ни единой души из свиты Собчака. У меня даже нет номера телефона и факса петербургской мэрии. Как добраться до Собчака? С чего начать? С кого начать? Куда звонить? Куда ехать, вернее идти?
Потоптавшись несколько минут на углу Мэдисон и 46-й улицы, я убедилась, что никакой надежды ни на транспорт, ни на решение поставленной задачи у меня нет. Я подняла воротник, втянула голову в плечи и повернула за угол. Мой путь лежал, как всегда, в ресторан «Русский самовар».
В половине шестого вечера ресторан, за исключением двух в разных углах сидящих пар, был пуст. Официанты порхали от стола к столу, поправляя салфетки. Цветочных дел мастер охорашивал в центре зала свой роскошный букет. Телефон звонил как оглашенный, в воздухе носились электрические заряды.
В те времена баром командовал Норик. Он метался вдоль бара, отвечая на звонки и одновременно полируя бокалы.
– Кого ждем? – спросила я.
– Не поверите! Час назад явились три агента секретной службы, проверили входы и выходы, туалеты, кухню, телефонные розетки, электрическую панель и меню. Сказали, что, может, Ельцин заедет пообедать. Он сейчас в Нью-Йорке, и, оказывается, «Русский самовар» числится в списке мест, которые рекомендуется посетить.
– Ого! – Меня обдало журналистским жаром. – Норик, можно я буду стоять, то есть сидеть здесь намертво?
– Be my guest, – любезно сказал Норик и поставил передо мной «Маргариту».
В ожидании Ельцина я наглоталась «Маргариты», фруктовой и хреновой водки и отлично пообедала. К полуночи сознание приятно затуманилось.
«Если раскинуть силки и набраться терпения, то и в Петербург ехать не надо, – думала я. – Рано или поздно здесь появится Собчак, и я возьму у него интервью».
К сожалению, ни Ельцин, ни Собчак в «Самоваре» не появились. Но вечер не пропал зря. Много нового услышала я о политических деятелях России и ее окрестностей, но самое важное узнала я, не отходя от бара: телефон пресс-центра петербургской мэрии и имя собчаковского пресс-секретаря. Им оказалась Наталья Петровна Василевская.
На следующее утро я вернулась в Бостон, уселась за телефон и просидела за ним неделю. То Россия была занята, то Петербург, то лично пресс-центр, до которого еще не докатились такие чудеса технического прогресса, как call-waiting или voice mail. На некоторое время короткие гудки стали кошмаром моей жизни. Но в одно морозное зимнее утро я услышала долгожданное «але».
– Добрый день, попросите, пожалуйста, Наталью Петровну.
– Слушаю.
– Здравствуйте, Наталья Петровна, меня зовут Людмила Штерн, я звоню из Бостона. Я собираюсь писать статью о Собчаке для журнала «Vanity Fair». У меня к вам большая просьба – договориться с Анатолием Александровичем об интервью и назначить день.
«Vanity Fair» – один из самых респектабельных светских журналов. Президенты, премьер-министры, знаменитые преступники, кинозвезды, бывшие и будущие монархи, супермодели и дизайнеры мечтают в нем засветиться. Я наивно полагала, что название журнала убьет Наталью Петровну наповал.
– Какой журнал? – едва донесся до меня голос из Смольного. Слышимость была ужасная.
– «Va – ni – ty Fa – a—ir», – прокричала я.
– He понимаю.
– «Ярмарка тщеславия» – сдуру перевела я название журнала на русский язык.
– Какая еще ярмарка? – В далеком голосе Натальи Петровны послышалось раздражение.
– Тще-сла-вия! Так называется журнал, как роман Теккерея.
– Чей роман?
Я чувствовала себя последней идиоткой.
– Да неважно чей! Так могли бы вы поговорить с Собчаком и назначить мне день? Я позвоню вам послезавтра.
– Анатолий Александрович в Швейцарии.
– Когда он вернется?
– Дней через пять, но сразу уедет снова. Сперва в Испанию и, может быть, в Нью-Йорк.
– Ваш мэр иногда бывает в Петербурге? – не удержалась я. Мой сарказм «не выстрелил».
– Позвоните через неделю, может, что-нибудь прояснится.
– В котором часу вас можно застать?
– В одиннадцать утра.
– Наталья Петровна, в Бостоне будет три часа ночи, можно позвонить вам в конце рабочего дня?
Раздались короткие гудки. Хотелось бы думать, что нас просто разъединили. Ложась спать во вторник, я поставила будильник на без десяти три ночи и точно в 11 часов утра петербургского времени набрала Смольный. «Але» раздалось с первого захода.
– Доброе утро, Наталья Петровна
– Ее нет, она будет в пятницу. – И я услышала короткие гудки. В пятницу я позвонила в 10 утра – два часа ночи по-бостонски – и, о чудо!
– Наталья Петровна?
– Слушаю.
– Здравствуйте, Штерн вас беспокоит, – перешла я на привычный жаргон, – я звоню по поводу интервью с Собчаком.
– Ничего не могу обещать. Журналисты приезжают отовсюду, и Анатолий Александрович им отказывает. А все претензии ко мне: «Мы приехали зря, а знаете, сколько стоит билет из Нью-Йорка?» – передразнила она журналистов.
– Наталья Петровна, я не собираюсь вас попрекать стоимостью билета.
Хотелось объяснить Наталье Петровне, что прямой обязанностью пресс-секретаря является организация связи ее босса с прессой, но решила не рубить сук.
– Что вы мне советуете?
– Ничего не советую, могу только сказать, что с 1 по 12 марта у Анатолия Александровича пока командировок не запланировано.
– Большое спасибо. Я буду в Петербурге 1 марта. Пожалуйста, договоритесь о времени интервью с мэром.
Итак, чемоданы упакованы, и мой магнитофон бьет копытом в ожидании работы. А подарок для нашего героя – чтоб был и материальный, и духовный.
В книжке Собчака я вычитала, что он неравнодушен к поэзии. Любимый поэт – Цветаева. Часто цитирует Маяковского, Мандельштама, Давида Самойлова, Бродского.
В конце своей книги он так описывает встречу с Евтушенко. Цитата:
«А потом до утра – нет, не прием, скорее – посиделки. И выясняется, что дружбы могут завязываться мгновенно. Мы забиваемся в угол с Евгением Евтушенко и, хоть сегодня впервые сошлись, долго не можем наговориться».
Вообще-то забиваться в угол с Евтушенко, как правило, счастливый удел дам, но к чему придирки?
И тут меня осенило: лучшим подарком Собчаку будет автограф от нобелевского лауреата.
Я позвонила Иосифу и попросила надписать книжку для Собчака.
– С какой стати?
Пришлось объяснять, что мэр знаток и любитель поэзии и что в одном интервью он сказал, что, будучи в Америке, прочел шесть томиков Бродского.
– Он назвал тебя потрясающим поэтом милостью Божьей. Но не возносись – в этом же интервью он назвал Гену Хазанова человеком потрясающего ума.
– Ничего себе, попал в компанию, – фыркнул Иосиф. – Так зачем тебе, то есть ему, мой автограф?
– Нужно позарез привезти в подарок петербургскому мэру книжку с автографом от опального ленинградского поэта. Это символично.
– А тебе-то зачем эти символы?
– Для понта. Книжка от нобелевского лауреата Иосифа Бродского, это – «Сезам, откройся».
– Ну, если Сезам, напишу, – пробурчал Иосиф.
Так у меня появился подарок для Собчака: сборник «Конец прекрасной эпохи» с автографом: «Городскому голове от городского сумасшедшего. Иосиф Бродский».
В Петербурге для меня был забронирован номер в «Астории» – сильнейший эмоциональный шок. Двадцать лет своей жизни я прожила на углу Мойки и Фонарного переулка, в двух кварталах от «Астории». Первое, что я видела, выходя из дома, был Исаакиевский собор. И вот теперь, стоя у окна в своем номере 615, я смотрела на заиндевелый, полупрозрачный Исаакий. «Не может быть… Не может быть…» – бормотала я, боясь спугнуть волшебный сон, проснуться и оказаться в Бруклайне, на Гарвард-стрит, между химчисткой и «Макдоналдсом». Так я простояла, прижавшись лбом к оконному стеклу, целую вечность. Точнее, минут пятнадцать. Постепенно сердце утихомирилось, и я с профессиональной придирчивостью путешествующего журналиста оглядела свой номер. Он был безупречно чистый, с добротной мебелью. На столе папка с бумагой и конвертами со штампом «Астории» и перечнем оказываемых отелем услуг. В тумбочке Библия на английском языке. Ванная ярко освещена, на зеркальной полочке – всевозможные шампуни и лосьоны, махровых полотенец вдоволь.
На следующее утро я позвонила в Смольный Наталье Петровне. Номер пресс-центра был занят часа полтора, после чего приятный женский голос сказал, что Наталья Петровна в Мариинском дворце. Я воспряла духом, так как Мариинский дворец, в недавнем прошлом – Ленсовет, находится наискосок от «Астории». Если фортуна благосклонна, я, возможно, сегодня же увижусь с Натальей Петровной. Итак, звоню.
– Але.
– Здравствуйте, можно Наталью Петровну?
– У телефона.
– Наконец-то я до вас добралась. Здравствуйте, Наталья Петровна, это Штерн.
– Кто-кто?
– Людмила Штерн. Прилетела вчера из Бостона.
– По какому вопросу?
Вероятно, я потеряла дар речи, потому что на том конце провода снова сказали «але» и шмякнули трубкой. Я позвонила опять.
– Наталья Петровна, я по поводу интервью с Собчаком.
– Первый раз слышу.
– Как же так! Я вам несколько раз звонила из Америки.
– Мне никто ниоткуда не звонил.
– Наталья Петровна, я же не сумасшедшая.
– Я тоже.
– Может, я не туда попала? Я звоню в пресс-центр Собчака.
– Пресс-центр в Смольном. А это приемная Собчака. – Но вы Наталья Петровна?
– Да.
– Пресс-секретарь Собчака?
– Нет, референт Собчака.
– Наталья Петровна Василевская?
– Нет, Наталья Петровна Богословская.
– Извините, я не знала, что у Собчака две Натальи Петровны. Можно к телефону Василевскую?
– Она в Смольном.
– Спасибо. До свиданья.
Я снова позвонила в Смольный.
– Можно к телефону Василевскую?
– Она в Мариинском дворце.