Как и в прошлый раз, у пирса стоял длинный ряд микротакси – мотороллеров с паланкинами, столь пленивших меня когда-то. Небритые таксисты курили и болтали в ожидании пассажиров. Я погрузилась в такси, дала адрес отеля «Джолли» и приготовилась к ностальгической поездке по острову. Но не пришлось. «Джолли» оказался в двухстах метрах от пристани. Шофер поставил на землю мой чемодан:
– Приехали, синьора, с вас 20 000 лир.
В микротакси счетчиков нет. 20 000 лир – это примерно 17 долларов, то есть бесстыжий грабеж. Шоферы, хорошие психологи, назначают цену, от которой клиент почти что упадет в обморок, но не посмеет не заплатить. Я покорно заплатила. Как только я вошла в номер, в дверь постучала горничная и внесла корзину цветов. «Фаусто в своем репертуаре», – подумала я и спросила:
– А где записка от синьора Мальковати?
– Цветы от администрации отеля, – сказала горничная.
– С какой стати?
– Подарок в честь открытия сезона… Пока что наш отель почти пустой, немцы начнут съезжаться через две недели.
– Немцы?
– Это наши главные клиенты.
Я распаковала чемодан, приняла душ и позвонила Фаусто. Телефон не отвечал, автоответчик безмолвствовал. Сырая пасмурная погода, наглый таксист, цветы по случаю пустующего отеля и отсутствие Фаусто отрезвили меня. Я вышла на улицу в черном настроении.
Дождь кончился, небо прояснилось, солнце заиграло в каплях дождя, еще не высохших на листьях и цветах. Я бродила по извилистым, убегающим в гору улочкам, пытаясь воссоздать в душе прошлое очарование этого места…
Иския изменилась. Шеренгой, впритык друг к другу, стояли запаркованные автомобили. На склонах белели скопления новых вилл, кубы и шестигранники отелей и пансионатов. Я даже набрела на шопинг-молл, что совсем не соответствовало образу сказочного острова. Всюду пестрели рекламы, плакаты, афиши и вывески, многие из них на немецком языке.
Между часом и пятью Иския-Порто, как и все средиземноморские курортные городки, погрузилась в сиесту. Всё закрылось: магазины, киоски, банки, кафе, рестораны и бары. На улицах пусто. Беспокойной и нервной натуре нет места в этом царстве покоя.
Жизнь вернулась в город в пять часов пополудни. Как по мановению волшебной палочки, щелкнули и открылись ставни. Запестрели, засверкали, замерцали нарядные витрины антикварных и ювелирных магазинов. Вынесены на тротуар лотки с овощами – пурпурные, лиловые, желтые перцы, артишоки, помидоры, андивы, баклажаны, бобы всех цветов и свежие травы, ароматом своим щекочущие нос и вызывающие острый голод. Открылись двери ресторанов, столы покрылись хрустящими скатертями, накрахмаленные салфетки торчали из бокалов, как восковые лилии. На Виа Порто рестораны в каждом доме, и когда в них одновременно зажигаются свет и свечи на столах, то создается впечатление освещенной декорации. Это ощущение усиливается еще и потому, что в течение почти двух часов они абсолютно пусты, как бы в ожидании запаздывающих актеров.
На набережной появляются первые ласточки. Местные жители легко отличимы от туристов. Они нарядно одеты и гуляют большими компаниями с бабушками и грудными детьми. Их цель – людей посмотреть и себя показать. Обвешенные фото- и киноаппаратурой туристы, как правило, в шортах, кедах и майках. Их вид противоречит итальянскому коду поведения, ибо к обеду принято одеваться более формально. Однако Иския процветает благодаря туризму, а бизнес и гостеприимство выше эстетических соображений. Таблички «Длинные брюки обязательны» висят на дверях только самых дорогих ресторанов.
После восьми часов народ начинает распределяться по ресторанам. Слоняясь по Виа Порто, я наблюдала, кто в какой ресторан направляется, и, пользуясь дедуктивным методом Шерлока Холмса, сделала такие выводы. Наиболее популярными на Виа Порто являются ресторан «Дженнаро» и расположенный рядом ресторан с непроизносимым названием «О’Пуртичиулл». Я решила пообедать в «О’Пуртичиулл», а кофе выпить в «Дженнаро». Хозяин тотчас подлетел ко мне, протянул меню, написанное по-итальянски размашистым почерком, и спросил по-немецки, хочу ли я аперитив до обеда. Я попросила меню на английском языке.
– Америкэн? – спросил хозяин. – Сейчас позову сестру, она по-английски и говорит, и пишет, и читает.
Он исчез, и ко мне подошла молодая женщина и назвалась Лючианой.
– У нас американцы очень редко бывают. А вы настоящая американка?
– Нет, я – русская американка.
Эта комбинация показалась ей забавной. Лючиана рассмеялась.
– Русских американцев не бывает. Бывают отдельно русские и отдельно американцы.
– А почему у вас не бывает американцев?
– Не знают про Искию, наверно. Американцы ездят на Капри, а наши клиенты – итальянцы и немцы. А все же где вы живете, в России или в Америке?
– Живу в Америке.
– А к нам, на Искию, приехали как турист?
– Да нет, скорее, как журналист.
– И вы напишете про наш ресторан?
– Если мне удастся пообедать.
– О, извините… – Лючиана взяла в руки меню. – Слушайте, чем рассказывать про наши блюда, лучше я вам принесу всего понемножку попробовать.
…Сперва появился коктейль из креветок, прихотливо уложенных в перламутрово-розовой раковине, и к ним искийское вино «Biancolella». Затем возник суп из моллюсков с жареным хлебом, пропитанным чесночным соусом, затем прибыло ризотто со спаржей.
Каждые пять минут к столу подбегал хозяин Джузеппе и подливал в бокал вина. «Biancolella» – белое веселое вино из виноградников, покрывающих туфовые склоны вулкана Эпомео. Пьется оно легко, почти как лимонад, и кажется невинным и безопасным. Позже Фаусто объяснил мне, что, принятое в определенных дозах, оно вызывает цветные галлюцинации и, согласно легендам, передает пьющему его человеку энергию вулкана…
Здравый смысл подсказывал мне, что надо немедленно прекратить это пиршество, расплатиться и вернуться в отель. Наверняка Фаусто, зная, что я остановилась в «Джолли», уже разыскивает меня с собаками. Но в ресторане было так весело и я была окружена таким вниманием хозяев…
И тут к моему столу подошел молодой человек, назвался Паоло ди Пальма из немецкого туристического агентства и сказал, что, когда синьора захочет идти домой, он будет рад синьору проводить. Он протянул мне свою визитную карточку.
– Почему у вас столько немцев? Неужели на острове продолжается немецкая оккупация со времени Второй мировой войны? – Меня саму оглушила бестактность этого вопроса, но было поздно.
– Немецкие туристы – наши постоянные и самые надежные клиенты, – торжественно сказал Паоло ди Пальма. – Они приезжают к нам с артритами, люмбаго и подагрой и уезжают здоровыми и счастливыми. Немецкие страховки оплачивают лечение грязями и минеральными водами.
– У меня только что был приступ радикулита, – сказала я вдохновенно. – Такие жуткие боли в спине, вы не поверите… – Я с ужасом слышала свой голос, отчетливо сознавая, что это не лучшая тема для беседы с молодым человеком, но остановиться не могла. – У вас когда-нибудь был радикулит?
…Паоло ди Пальма проводил меня до отеля. Ночной портье, сурово взглянув на часы и на меня, протянул ключ от номера и записку от Фаусто: «Что это значит?»
Я проснулась от колокольного звона. Мир был наполнен низким гуденьем, мелодичным пеньем, протяжным звоном. Я сунула голову под подушку, пытаясь сообразить, гудит это внутри головы или снаружи и есть ли у меня с собой таблетки от головной боли. В этот момент зазвонил телефон.
– Я требую, чтобы господин Онегин мне объяснил свои поступки, – пропел Фаусто, и я тут же вспомнила эту его милую особенность. Фаусто, помешанный на опере, любил в разговоре время от времени переходить на арии и речитативы.
– У меня в голове страшный звон, – пожаловалась я вместо приветствия.
– У меня тоже. Гудят все колокола на Искии, сегодня Пасха.
– Когда мы увидимся?
– Как только ты окажешься в поле зрения. Сама найдешь или приехать за тобой?
– Сама, сама, не беспокойся.
Дом Фаусто, Каза Мальковати, показался мне таким же великолепным, как когда-то. Море было довольно тихим, и все же набегающие волны, рассыпаясь, оставляли брызги на окнах первого этажа. Я подошла к двери и потянула за чугунное кольцо, зажатое в львиной пасти. И вот мы встретились. Друг моей юности Фаусто – уже пятидесятилетний, уже профессор Миланского университета, но никакой седины, так же красив и аристократичен.
Всё в доме было по-прежнему. Может быть, стены чуть-чуть потемнели и золотистая обивка на креслах и диванах немного выцвела. В столовой, величиной с монастырскую трапезную, был накрыт длинный стол на двадцать персон. У окна стоял другой стол, поменьше, накрытый на восемь человек
– Фаусто, где твои гости? И почему два стола?
– Один для взрослых, другой – для моего сына и его друзей.
Я понятия не имела, что у Фаусто есть сын. Насколько я знала, он никогда не был женат.
– У тебя большой сын?
– Грегору семь лет. Он проводит у меня пасхальные каникулы, а живет в Германии. Его мать немка.
– А сейчас ты… как?
– А сейчас я… так, если ты интересуешься моим семейным статусом. Не венчан, но поскольку в моем возрасте – горе одиноким, я живу с одной милой дамой из Бразилии… Ты скоро ее увидишь.
– Где же весь народ?
– На пасхальной мессе в кафедральном соборе. Придут минут через сорок. За это время мы успеем рассказать друг другу, что произошло за эти годы, и сварить спагетти. Кстати, Анна, твоя ученица по выпивке, тоже здесь.
Я вспомнила, как мы учили наших итальянских друзей пить водку. «Настоящие люди» не пользуются рюмками и стаканами, а пьют из горла. Через несколько дней, на чьем-то дне рождения, двадцатилетняя венецианка Анна взяла бутылку водки, запрокинула голову и стала пить из горла. Наутро у нее развязался язык. Когда на семинаре в университете профессор спросил иностранных аспирантов, какие они знают современные песни, Анна Дони подняла руку и чистым сильным голосом спела:
Холодно, голодно, нет кругом стен,