— Если ты думаешь, что я отпущу тебя без шума, то ты глубоко заблуждаешься, — тщательно подбирая слова, негромко проговорила Лидия. — За последние пять лет твоей партийной карьеры ты выпил из меня всю кровь, а теперь хочешь, чтобы я со стыда не могла на людей глаз поднять? Ладно — я, а о сыне ты подумал? Каково ему будет, когда ему каждый начнёт в спину пальцем тыкать?
— Да что ж за дикость такая, в самом деле? — с тоской в голосе произнёс Игорь. — Сколько семей живут врозь, и никто никому пальцем в спину не тычет! Подумаешь — дело муж из семьи ушёл! Да если бы не эта канитель с разводом, стоял бы я сейчас здесь! Я же хотел всё уладить по-хорошему, как-то договориться. Ну что теперь делать, если у нас с тобой семейная жизнь не заладилась, тащить лямку всю свою оставшуюся жизнь, только чтобы не портить себе карьеры?
— О, конечно, твоя драгоценная карьера!.. — Брови Лидии сошлись на переносице уголком. — Как же я об этом могла позабыть?
— Перестань ёрничать, это серьёзный вопрос! — мгновенно ощетинился Кропоткин. — В скором времени в партии будет производиться обмен билетов, и все эти штучки-дрючки с разводами мне абсолютно ни к чему. Если бы ты была поумнее, то поняла бы, что не стоит пилить сук, на котором сидишь.
— Интересно, а если ты не захочешь жить со своей второй женой, ты ей тоже предложишь пожизненное содержание или всё-таки будешь жать на одноразовую выплату? — насмешливо проговорила Лидия.
— Послушай, ты что, издеваешься надо мной? — Чувствуя, как его начинает мелко трясти, Кропоткин сжал руки в кулаки и, уговаривая себя не нервничать, несколько раз глубоко вдохнул. — Я хотел по-человечески, а ты упёрлась рогом — и ни в какую! Ну зачем, скажи на милость, все эти крайности, когда дело можно решить полюбовно? Послушай, Лида. — Не зная, как расценить молчание жены, Игорь зацепил ногой стул и, подтянув его к себе, уселся на нём верхом. — То, что наш брак распался, ещё вовсе не означает, что мы должны бить друг друга наотмашь, разве я не прав? В жизни бывает всякое, и поверь, я не хотел причинять тебе боль намеренно, просто так вышло, что я встретил Наташу и пропал. Она не лучше тебя и не хуже, и, возможно, я ещё не раз пожалею о своём поступке, но то, что происходит, — выше меня. Я не знаю, как это объяснить, но по-другому я просто не могу, я должен быть рядом с ней, вот и всё.
— Ты хочешь, чтобы я прониклась сочувствием к трогательной истории твоей внезапной любви? — Лидия повернула к мужу лицо, и в её светло-голубых глазах плеснулась боль. — Тогда ты ошибся дверью, здесь не подают.
— Не нужно казаться злее, чем ты есть на самом деле, — каким-то шестым чувством ощутив, что Лидины силы на пределе, Кропоткин добавил в свой голос проникновенности и, едва касаясь кожи, провёл кончиками пальцев по её руке. — Давай не будем портить друг другу жизнь. Я постараюсь сделать так, чтобы вы со Славой не знали ни в чём отказа. Если всё так сложилось, давай будем вести себя как разумные люди, а не как разобиженные дети, старающиеся ударить друг друга побольнее. Поверь, мне тяжело не меньше твоего, для меня это тоже стресс, хотя, конечно, я не могу не понимать, каким ударом вся эта история явилась для тебя.
Чувствуя, что в своём порыве откровенности он зашёл дальше положенного, Кропоткин слегка похлопал жену по руке, и на его лице появилась улыбка, содержащая гремучую смесь виноватости, очарования и неподдельной жалости к самому себе, оказавшемуся в неприятном положении.
— Было бы большой ошибкой, Лида, чтобы между нами оставалась какая-то недоговоренность: Наташенька — милый, добрый и светлый человечек, и мне бы не хотелось, чтобы ты думала о ней плохо. Наверное, во всём, что произошло… — на мгновение задумавшись, Кропоткин сделал едва заметную паузу, — наверное, в том, что с нами произошло, виноватых нет, — найдя обтекаемую формулировку для оправдания случившегося, он облегчённо вздохнул, и его лицо просветлело.
— Кто бы сомневался, — улыбнувшись одними губами, заметила Лидия, — было бы странно, если бы вдруг виноватым оказался ты.
— Я понимаю, сейчас в тебе говорит обида, но пройдёт время, и ты сможешь по достоинству оценить мою порядочность. — Игорь, взглянув на себя со стороны глазами Лидии, проникся к себе неподдельным уважением, и к его горлу подступила волнующе-горячая волна гордости за свой прямой и честный поступок, выжимая скупую мужскую слезу.
— Тебя послушать, так на таких, как ты, гуляк и проходимцев, нужно денно и нощно молиться, не жалея лба своего, — обрезала разглагольствования мужа Лидия. — Короче, хватит патетики. Сколько ты предлагаешь взамен своей свободы, порядочный ты мой?
— Сколько — чего? — еще не спустившийся с небес на грешную землю, Кропоткин удивлённо вытаращил глаза. — Рублей?
— Нет, юаней.
— Пятьсот на тебя и двести на мальчика, итого — семьсот, — быстро сориентировался Кропоткин.
— Не пойдёт. Мало, — коротко отрезала она, — свобода нынче дороже будет.
— Семьсот пятьдесят, — повысил ставку он.
— Мало.
— В месяц? — брови Кропоткина описали удивленную кривую и возвратились в прежнее положение. — Хорошо, восемьсот, и покончим на этом.
— У тебя один костюм на тысячу тянет. — Протянув руку, Лидия потрогала борт пиджака мужа. — Не иначе как из ателье?
— Большего тебе не предложит никто, — взывая к сознательности бывшей половины, упёрся он. — Лидочка, зачем тебе такие деньги, ты их что, собралась закручивать в банки вместо огурцов?
— Не твоё дело, — жёстко оборвала она.
— А ты, оказывается, умеешь торговаться, — поразился он. — Не замечал… Откуда в тебе это?
— Это твоя последняя цена? — не отвлекаясь от существа вопроса, Лидия упёрлась в Игоря взглядом, и её глаза насмешливо сверкнули.
— Последняя, — решительно кивнув, он рассёк рукой воздух. — Как хочешь, но на большее ты рассчитывать не вправе. Я и так с тобой достаточно щедр. Средняя заработная плата государственного служащего — сто десять — сто двадцать рэ, считай, что каждый месяц на тебя и сына будут работать семеро. Разве за то, чтобы просто-напросто числиться моей официальной супругой, тебе недостаточно этих денег? Подумай, Лида, как бы потом не пришлось кусать локти. А то сама знаешь: близок локоток, да, как говорится… — усмехнувшись, Кропоткин многозначительно повёл бровями. — Ну так что, подумала? — Уверенный в том, что его предложение будет безоговорочно принято, он провёл ладонями по груди и, ощутив под пальцами добротную шерсть дорогого костюма, удовлетворённо улыбнулся.
— А не пойти бы тебе к чёртовой матери? — звонко проговорила Лидия.
— Что ты сказала? — не веря своим ушам, Игорь привстал со стула. — Да на что ты без меня годишься? Через две недели у тебя в холодильнике закончатся продукты, и ты приползёшь ко мне на коленях умолять о ста рублях!
— Пошёл вон, подлец!
Дёрнувшись, словно от пощёчины, Кропоткин откинулся всем корпусом назад, и его лицо вмиг покрылось красными пятнами. Смерив Лидию долгим недобрым взглядом зеленовато-серых глаз, он неторопливо встал, оправил на себе пиджак и, разрезая воздух металлом голоса, негромко, но жёстко проговорил:
— Никуда ты не денешься, через две недели ты будешь есть у меня из рук, и вот тогда условия буду ставить я. — Развернувшись, он пересёк комнату несколькими широкими шагами, и уже через несколько секунд за его спиной захлопнулась входная дверь.
— Какая же ты сволочь, Кропоткин… — одними губами прошептала Лидия и, уткнувшись лбом в мягкую ручку модного кресла, тихо и безысходно заскулила, потому что все обидные слова, сказанные мужем, от точки и до точки были сущей правдой.
— Шелестов, ты чего это? — С любопытством глядя на Мишу, прячущегося от кого-то за углом рекреации и то и дело осторожно выглядывающего из своего укрытия, высокий мальчик с упрямым, как у бычка, лбом и нахмуренными бровями дёрнул его за рукав форменного пиджачка.
— Да ничего, так просто, отстань!
Мишаня несколько раз, не оборачиваясь, нетерпеливо махнул мальчику рукой, призывая его идти своей дорогой, но тот, соединив нахмуренные брови острой галочкой, секунду-другую подумал и, вместо того, чтобы оставить Миньку в покое и заняться своими делами, решил сделать абсолютно обратное. Остановившись всего в двух шагах, насупленный наблюдатель засунул глубоко в ноздрю указательный палец правой руки и, перекрывая шум скачущей и орущей на все лады школьной братии, громогласно заявил:
— А я знаю, от кого ты прячешься!
— Ну и знай себе на здоровье! — повернув голову, Минька бросил короткий взгляд на сопящего недоброжелателя и снова посмотрел на дверь завуча, расположенную в дальней рекреации, куда несколько минут назад вошла мать и где с минуты на минуту должен был появиться отец.
— А спорим, что ты от матери прячешься? — Провернув палец в ноздре, мальчик скривил лицо на одну сторону, нащупал твёрдый, застывший сгусток и, подцепив находку ногтем, осторожно, словно великую ценность, извлёк её на свет. — Что, нашкодили с Кропоткиным, а теперь в кусты?
— Копейкин, отлипни! — Встав на цыпочки, Минька вытянул шею, и, напряжённо застыв, стал вглядываться в арку, соединявшую коридор с лестничной площадкой третьего этажа, с нетерпением ожидая появления Кирилла. По всем расчётам выходило, что папа должен был появиться в школе минут пять, а то и десять назад, но, видимо, какое-то досадное недоразумение не позволило ему прийти вовремя. Подпрыгивая от нетерпения, Миша буравил глазами пустую арку коридора, а настырный Копейкин, от нечего делать наблюдавший за ним со стороны, что-то прикидывал в уме.
Видимо, для того чтобы изучение содержимого носа имело более научный подход, Копейкин поднёс палец со своим сокровищем прямо к глазам и принялся разминать сгусток ногтем. Вволю насладившись созерцанием, Николяша потянулся к нему языком, но неожиданно передумал. Опустив руку, он старательно вытер пальцы о штанину и, наконец, скумекав, что из неожиданной тайны Шелестова можно извлечь какую-нибудь пользу для себя, загундел: