Мгновение спустя Юрий Георгиевич подошел к нему, и как бы осматривая экипировку, тихо произнес:
— Чижов, ты уверен, что готов? — и вперил свой внимательный взгляд в глаза парня.
— Никак нет, то есть да… Да, именно. Да, Юрий Георгиевич!
— Я все прекрасно понимаю и вижу, — заметил полковник. — Мы можем перенести твое испытание на потом.
— Нет… Не надо, — дрожащим голосом проговорил Петька. Больше всего он боялся, что о его страхе узнают окружающие. Тогда ему точно житья не будет. — Я хочу сегодня.
— Смотри. Там, — Крылов указал пальцем вверх, — отменить ты ничего уже не сможешь. Придется идти до конца.
— Я смогу, — закивал Чиж. — Точно смогу.
— Хорошо, — полковник удовлетворенно кивнул. — Главное запомни, чтобы там ни случилось, верь в себя. И… Страх — это не твой придаток. Его не отрезать и не выкинуть. Он будет с тобой всегда. Да. Он никогда и никуда не денется. Но, чтоб ты знал, сталкер — это человек, который своему страху противостоит.
Петька поднял на него глаза, но полковник уже отвернулся. Пока Крылов возвращался на свое место, где-то глубоко внутри гаденькое второе «я» просило и умоляло броситься следом и перенести вылазку. Петька сделал над собой усилие, чтобы ни на сантиметр не сдвинуться с места. Сжал кулаки и прикусил язык в противоборстве с самим собой. И лишь стук в гермодверь с обратной стороны спас его от позорного отступления.
— Открывай, — дал команду один дозорный другому, а потом бросил Чижову: — Приготовься. У тебя тридцать секунд.
Чтобы не смотреть, как исполинская дверь поднимается вверх, Петька начал судорожно натягивать противогаз. Когда дело было сделано, а гермодверь на полтора метра поднята над полом, из-под нее выскользнул Махнов, вполне себе целый и здоровый и стягивающий с себя противогаз. Не давая себе времени на сомнения, Чиж, пригнувшись, нырнул под дверь, напоследок успев услышать брошенную Васькой фразу: «Все прошло спокойно. Никого не встретил.»
На этом дверь с лязгом встала в пазы в полу, скрывая от Чижова любые звуки с родной станции.
И словно выключили свет… Нет, было, конечно, достаточно хорошо видно — тусклый рассеянный луч падал равномерно из «окна» сверху, позволяя различить три длинных уходящих вверх эскалатора, полукруглый свод тоннеля и кучи мусора, за двадцать лет скопившегося на нижней площадке и заботливо сложенного сталкерами по сторонам, чтобы он не загромождал путь на станцию, но Пашке стало настолько неуютно и страшно, словно он оказался один в темноте. И все, надо думать, из-за тяжелой двери, беспощадно отрезавшей его от уютной и родной станции, где все было привычно и изучено, и от людей, которые остались там же. Теперь он был предоставлен самому себе. Один на один с миром, которого он ни разу в жизни не видел, но о котором слышал столько страшных, пугающих и порой не поддающихся никакому объяснению рассказов.
Чижа затрясло с новой силой. Страх, казалось, уже начал жить своей жизнью, никак не связанной с самим юношей, но забравшей себе полный контроль над ним, из-под которого не так просто выбраться. Из головы сразу исчезли все мысли, связанные с вылазкой на поверхность и недавним инструктажем а-ля: «Как правильно вести себя на поверхности». В голове пульсировало одно лишь желание — победить страх. А странная мысль, что Чиж победит это чувство, лишь сжав в руках флажок, толкала вперед.
И он пошел, сначала неуверенно, потом все быстрее, не замечая практически ничего вокруг, слыша лишь гул в голове и шум забираемого фильтрами воздуха. Словно тот же самый страх двигал его вперед. Боязнь не быть уличенным в этом чувстве. Боязнь признаться не только себе, но и окружающим, что он трус, и быть навсегда запертым на станции. Не увидеть поверхности. Всю оставшуюся жизнь выращивать свиней в вонючих хлевах подземелья и выгребать за ними навоз.
Лишь полковник, оставшийся за дверью, удовлетворенно хмыкнул, когда Чиж проскочил под гермодверью, и прошептал:
— Будет из тебя сталкер, Петька, будет! Ведь испытание ты уже прошел…
Смертельная битва
Удар пришелся ниже пояса, Андрей Морозов согнулся от нестерпимой боли и упал на колени. Суки! Знают куда бить! По самому ценному, нужному и сакральному для каждого мужчины. Пусть Андрею и пятьдесят, но за «хозяйство» обидно! И какой леший понес его малоизведанным туннелем, да еще под Новый год? Вот и нарвался. Получите, как говорится, и распишитесь.
— Еще раз спрашиваю, как звать? — говоривший, довольно бесцеремонно схватил за ворот и наклонился ближе. Зловонное дыхание — смесь перегара и гнилых зубов — ударило в нос.
— Мороз. Дед Мороз. — сквозь сжатые от боли зубы повторил Андрей. Удар ногой в спину не заставил себя ждать: видимо ответ не устроил бандита. Морозов распластался на бетонных шпалах, больно ударившись головой о рельс. В том, что это именно бандит, сомневаться не приходилось. Морозов слышал о таких: живут в заброшенных туннелях, делают набеги на станции и торговые караваны, те еще отморозки.
— А это, видно, Снегурочка! — говоривший, отошел от скорчившегося от боли мужчины и обратил внимание на девушку лет восемнадцати-двадцати, которую один из бандитов удерживал за локоть. Девчушка, одетая просто, но чисто, напряглась, попыталась выбраться из цепкой хватки, но не смогла. Она застыла, в отвращении отвернувшись, когда главарь подошел и понюхал ее кожу.
— Не тронь ее! — превозмогая боль Андрей встал и повернулся к главному. — Кличка это моя, я уже привык к такому обращению! А звать Андрей Морозов.
— Неужели? — бандит хитро ухмыльнулся и повернулся к Андрею. — Тогда кто она?
— Внучка! Это моя внучка…
— Ничего такая… Аппетитная! — пособники дружно заржали, на чего Морозов не побоялся возразить.
— Не тронь! Прошу… Все отдам, все сделаю… Только ее отпусти!
— Все, говоришь? — главарь пошел вокруг мужчины. В свете слабого фонарика его лицо исказилось издевательской ухмылкой. — А это идея… Я-то думал отдать ее на растерзание своих псов… но! Теперь есть развлечение поинтересней! Если, конечно, готов на все, Мороз! Дед Мороз.
— Ты обещаешь, что с ней ничего не случится?
— Можешь мне верить, дедуля! Если я сказал, что ни одна падла не посмеет возразить, то так и будет! Если выиграешь… — Андрей, конечно, ему не поверил… Страх обуял его, хотя мужчина давно ничего не боялся, но за внучку, которую он обязался провести с одной станции на другую, это чувство появилось вновь и с удвоенной силой.
— Выиграешь? — удивленно переспросил мужчина.
— Ага. Видишь ли, дед, — главарь подошел к нему вплотную и, взявшись за пуговку на телогрейке, принялся крутить ее. — Сегодня Новый год, праздник светлый и весёлый. Жизнь, знаешь ли. А у меня подчиненные — народ хмурый, озлобленный, жизнью замученный и потасканный. Душа праздника требует. Как я в такой светлый праздник им откажу в веселье? Согласен?
— Ну… — протянул осторожно Андрей, не совсем понимая, куда клонит бандит.
— Да не парься ты, дед! Дед Мороз! — главарь неожиданно хлопнул того по плечу. — Мы тут недавно одного паренька задержали. Тоже шатался поблизости без причины. Зовут Клаус…
— Клаус? — удивился Андрей.
— Ну, да. Он из этих, из фашистов. Но какой-то припиз… Не, не так. Идиот какой-то, в общем. Типа святой, бежал от них, от своих. Так о чем я, дед? Вот думаю организовать для моих ребят бой.
— Бой?
— Именно! Уникальный, можно сказать бой, какого не было еще в истории. Смертельный бой Деда Мороза и Святого Клауса, всекаешь?.. Согласишься — Снегурку твою отпущу, нет — другое развлечение придумаем, всекаешь?
— Да… Да, согласен! Только не трогайте внучку.
— Вот и я говорю, как тут не согласиться! — главарь положил руку на плечо Морозова и потянул в сторону логова. — Не знаю, как вы, мужики, а я буду ставить на Деда Мороза. Я за наших!
Ситуация складывалась плачевная. Дед был совершенно уверен, что Анну никто отпускать не собирается, но согласиться пришлось, чтобы оттянуть время. Как минимум до боя с этим, как его… Святым Клаусом, будь он не ладен! А может и к лучшему, что этот идиот из Четвертого Рейха оказался здесь в столь непростое для Андрея с внучкой время. Не будь этого Штирлица-«Санты», бандиты могли бы ограничиться простым убийством и изнасилованием. Но теперь есть возможность спасти хотя бы Анну. Вот только как?
Этот вопрос мучил Андрея пока его вели до «камеры» через полутемную каморку, где и жили бандиты. В ярком свете она, увы, не купалась, но Морозову удалось насчитать около десятка мужиков различной внешности и ущербности в грязной, а иногда и рваной одежде. Видимо особого богатства их «предприятие» не приносило. Так… обычный сброд отбросов, собранный главарем для претворения сугубо личных планов, если не просто с целью удовлетворения своего возвышенного самолюбия…
Андрея завели в маленькую комнату, где не было света, и сказали напоследок:
— Девчонка побудет со мной пока, а ты дед… Мороз готовься пока к эпической битве, всекаешь? Морально хотя бы. Ты должен показать высший пилотаж, я на тебя кучу пулек поставил, — главарь захлопнул дверь, оставив приунывшего Морозова в кромешной темноте и одиночестве…
Но, как звуки шагов стихли, Андрей различил рядом тихое шмыгание носом.
— Кто здесь? — спросил мужчина, на что получил лаконичное:
— Никто. — Голос мужской, обиженно-юношеский. Так и представился худощавый парень с прыщами и надутыми губами, да еще с наворачивающимися слезами. Вообще здорово! Оказаться в одной комнате с обиженным жизнью сопляком.
— Ты мне не заливай тут! — рассержено заявил Андрей. — Никто он! Ишь какой!
— Никто и есть, — подтвердило чудо из темноты. — А как меня еще назвать?
— Человеком, например, — удивленно ответил Морозов.
— Да как можно быть человеком после службы в Четвертом Рейхе? — затараторил незнакомец. — Как? Это ж… это ж… не люди! Вот!
— Эк тебя пробрало, фашист хренов, — хмыкнул Андрей. — Думать надо было раньше, прежде, чем вступал в их ряды.