— Да откуда ж я знал-то?! Посулили хорошую жизнь, а о зверствах ничего не говорили! Откуда я мог знать, что там такое творится! Это ж… это ж… убийства, увечья, садизм, да и рабство! Они там с помощью обычных людей туннель роют куда-то… Мучают их, не кормят, заваливают трупы камнями!
— Надо думать, метро слухами-то не полнится, — едко заметил Андрей. — Да и ушей у тебя, видимо, нет совсем. Как и мозгов.
— В общем, никто я и звать меня никак…
— Слушай, — Андрея озарила догадка, — а не тот ли ты Клаус?
— Да не Клаус я! Колька! Это там такие имена дают, не пойми зачем, а на самом деле я Колька.
— Слушай, Колька, — недобрым тоном заговорил Андрей. — Ты бы не назывался б тогда этим Клаусом… А-то ж мне с тобой драться придется вечером.
На несколько секунд во тьме воцарилась тишина, будто Колька обдумывал сказанное.
— Драться? — затем заговорил он, испуганно. — Не-е-е, драться я не хочу!
— А придется, — вздохнул Андрей. — Тебе хоть сколько?
— Восемнадцать.
— Слушай, — в голове мужчины забрезжила призрачная мысль. Он ненадолго замолчал, пытаясь не потерять ее, сложить в нечто более стройное. — Ты очень не хочешь драться? А-то есть у меня мыслишка, только помочь мне придется. Внучку довести до родителей.
— Очень, — протянул Коля. — Я даже выразить не могу…
— Потом выразишь, выражальшик хренов. А сейчас слушай.
Часа через два дверь скрипнула, открываясь. Зашел главарь и скинул на пол красно-белые вещи.
— Одевайтесь! — скомандовал он слегка заплетающимся языком. Очевидно, что праздник в логове уже был в самом разгаре, на что Андрей и уповал, когда готовил план. — Ума не мог приложить, куда девать эти шмотки, пока вы своими кличками не натолкнули меня на дельную мысль. Всекаете? Давайте поживей, а то половина спит уже, совсем не с кем играть будет! Как скажу, выйдете. И запомните! Если тебе, Мороз, дорога твоя Снегурка, а тебе, Клаус, — жизнь, драться нужно на смерть!
Выходили молча, наряженные в костюмы Деда Мороза и Санта Клауса, в красных грязных халатах, таких же колпаках и с привязанными на верёвочках бородами. Оставшиеся «в живых» трое бандитов с главарем в том числе удивленно поднялись с ящиков и захлопали в ладоши: как и ожидал главный, успех этой сцене был гарантирован.
Рядышком, съежившись на ящике, притулилась Анечка и испуганными глазами косилась на бандитов. Остальные зрители очевидно так сильно ожидали новый год, что дождаться так и не смогли. Из уголков этой темной комнаты доносилось равномерное похрапывание, а в воздухе витал дух не слишком качественного самогона и недельного перегара. Проходя мимо внучки Андрей еле заметно подмигнул девушке. Количество оставшихся на ногах зрителей давало вполне ощутимый шанс на спасение. Трое пьяных бандитов потирали руки в предвкушении боя.
Главарь кивнул, и фигуры в красных халатах пошли по импровизированному кругу арены в центре комнаты, изучая друг друга. Смертельная схватка Деда Мороза и Санта Клауса. Но того, что ожидали увидеть бандиты, не произошло. Два сказочных персонажа вместо того, чтобы биться по-настоящему, разбивая в кровь кулаки, разрывая одежу и вгрызаясь друг другу в горло, исполняли какой-то странный, шуточный Шаолинь местного, метрошного пошива, издавая протяжные крики, кривляясь и делая невероятные пасы руками и ногами. Сказать, что зрители были в глубоком шоке, — лишь покривить душой.
— Э-э-э, — протянул пьяным и рассерженным голосом один из бандитов, поворачиваясь к главарю. — Что за клоунада?! Где эпичное сражение, что ты нам обещал? Ну типа Дед Мороз против Санта Клауса? Да они издеваются над тобой!
Главарь метнул злой взгляд на Анну, вскочил на ноги и метнулся к Андрею, схватив мужчину за грудки. Морозов отступил на шаг, дернул за одежду на себя, отчего бандит потерял равновесие и полетел мимо. Андрей бросился следом, сцепляя на шее руки и пытаясь ее вывернуть. Двое оставшихся бандитов кинулись разнимать драку, но в пьяном угаре им это удавалось плохо. Наконец, спустя некоторое время кто-то воткнул в спину Морозову нож, потом еще раз и ещё. Андрей ослабил хватку, силы таяли быстро. Он удивленно отстранился от главаря, пытаясь дотянуться рукой до ножа, оставленного там одним из бандитов. Страха не было. Лишь удовлетворение, что план сработал.
Пришедший в себя и уже прокашлявшийся Главарь очумелыми глазами осматривал логово, затем сипло спросил, глядя на умирающего Андрея:
— Идиоты, куда Клаус делся со Снегуркой?!
— О! — прошептал Дед Мороз. — Они уже далеко отсюда!
Рождение зверя
— Дядя сталкер. Дай пульку! — канючил мальчишка лет десяти. Грязный, в старых отвратительных обносках. Черты лица не разобрать. Кажется, что в волосах кишат блохи — так и чешет свободной рукой, когда не протягивает ее для подаяния.
— Отвали! Не подходи ко мне, щенок! — мужчина отшатнулся от слишком назойливого паренька, словно от проказы, но тот не отступал. Протягивая руку, шел следом.
— Я же сказал — отвали! — сталкер остановился слишком резко, слишком грозно сдвинул брови, и что-то злобное, нечеловеческое промелькнуло в его взгляде. Мальчик оторопел и, развернувшись, убежал.
— Эй, мужик! Ты че? — раздался грозный голос. Вдоль правой стены перехода с кольцевой Проспекта Мира на радиальную толпились торговцы. Сброд сбродом! И одеты, как отребье. Нормальные челноки тут не «пасутся». Чего от Ганзы взять? Она только с Альянсами торгует. А все остальное — мелочь. Шли бы лучше чай с ВДНХ возить, и то дело было бы. А то трутся тут и живут хуже бомжей…
— Тебе чего ребенок сделал, урод? — не унимался торгаш. — Я тебя спрашиваю?!
— Не-По-Дхо-Ди-Ко-Мне! — зарычал сталкер, выделяя слоги. Он снова развернулся лицом к толпе, начавшей собираться сзади. В этот раз в его руке был пистолет. Люди отшатнулись, охнули. От ганзейского блокпоста бежали бойцы — видимо, мальчишка уже «настучал». Да плевать! Все равно никого подпускать нельзя. Звери! Все вокруг. Надо уходить. Иначе приступ сделает все раньше времени.
— Что тут происходит? — спросил Карпов — старший ганзейского патруля. Нормальный мужик, слегка дотошный, но на компромисс идет. — Волков, ты чего тут устроил? Совсем крыша поехала? Андрей, только же от нас, чего в самом деле взбеленился?
— Я лишь хочу, чтоб от меня отстали! — уже спокойней проговорил Волк, исподлобья посмотрев на Карпова.
— Слышь, Андрюх, давай-ка успокаивайся. Жена, небось, с задания ждет, а ты тут… Расходитесь! — крикнул старший в толпу. Люди на Проспекте Мира боялись ганзейцев. Те, в случае чего, могли не задумываясь и оружие в ход пустить. Поэтому народ, недовольно бурча, начал рассасываться. — А ты давай… — Карпов не договорил. Повернувшись, он увидел спускающегося по эскалатору Волка. Спина чуть сгорблена под вещмешком и автоматом, а походка тяжелая, слегка пошатывающаяся. Странно все это… Надо доложить Давыдову.
Жена. Нет, к ней сейчас нельзя. Определенно. Не то состояние. На радиальной сталкер, словно не замечая никого, спрыгнул на пути. Он зашагал во тьму, в сторону Сухаревской, благо тоннель никто не охранял. Альянс начинался с родной Рижской. А Проспект Мира-радиальная была своеобразной буферной зоной между Ганзой и его родной станцией. Следом нырнул никем не замеченный бомжеватый мужчина…
Метров через сто сталкер зашел в подсобные помещения. Все, что можно было, отсюда уже растащили, отвернули и оставили пустовать. Поэтому кроме пыли, бетонной крошки и старой паутины, свисавшей с потолка, внутри ничего не было. Он отыскал самую дальнюю комнату и забился в угол, выключив фонарик.
Лучше б сталкер этого не делал. Луч света был единственным связующим с реальностью звеном. Червячок, засевший в голове, ожил, отчего ее пронзило болью. Волк схватился за голову и рухнул на пол вниз лицом, потеряв сознание.
На Сухаревской было темно, грязно и холодно. Бомж Ванька подышал на руки в старых дырявых перчатках и с завистью посмотрел на одинокий костерок в центре платформы. Залетные челноки: погреться не пустят, поесть не дадут. А еще могут по шее надавать за излишнюю назойливость. Мало что-то их сегодня. Всего одна группа из шести человек. Обычно через Сухаревскую больше народа проходит, так что можно выпросить иногда что-нибудь пожевать. А чаем или водой горячей почти всегда угощают. А сегодня не получится. Час назад с Проспекта Мира пришли, мало их, да и вид какой-то злой. Один так недобро глянул, когда Ванька мимо проходил, что ну их на хрен, лучше уж мха в тоннеле поискать. И то дело будет.
Из темноты по платформе вышел мужчина. Фигура и одежда сталкера. Выправка тоже. Люди у костра заметно оживились, один из них зло крикнул:
— Эй! Ты мне, урод, за мальчишку так и не ответил… — на что пришедший достал пистолет и выстрелил в голову говорившему. Еще пять выстрелов прогремели над платформой. Ваня тихо скатился на пути. Авось не заметит. Волк огляделся, схватился за голову, потом поднял пистолет к виску, но через секунду опустил вниз, пробормотав:
— Надо что-то делать, — и ушел во тьму, обратно к Проспекту Мира.
Иван аккуратно выглянул, удостоверился, что Волк покинул станцию, и с довольным видом пошел обирать свежие трупы. Придется попотеть, чтобы быстро очистить их и стащить всех в яму для мертвых. Не зря он выгнал с Сухаревской старых обитателей. Концерт, что обещал Давыдов, удался. Вот только его могло зацепить, но обошлось. Действительно, иногда старые обноски творят чудо. Сливают с темнотой похлеще черной одежды военных. Так, теперь поживиться и с докладом на Проспект Мира…
Темнота обволакивала. Она скользила по телу, словно живое существо, холодила душу и заползала прямо в сердце, не вызывая у человека ничего, кроме спокойствия. Ни паники, ни страха. Только умиротворение от ощущения себя, как единственного живого в мире, канувшем во тьму.
Какое-то время ничего не происходило. Тишина, спокойствие, тьма. Даже боль в голове исчезла, словно и не было того червячка, что с недавнего времени поселился в мозгу тридцатилетнего мужчины. Только музыка, странная, неестественная, тихая, катилась вокруг, обволакивала, вела за собой. Раньше Андрей ее не слышал. Теперь же она была осязаема, словно нечто материальное и имеющее оболочку. Говорят, что люди с обостренным слухом что-то слышали в этом перегоне. Но для них это была песня смерти, а его червячок наслаждался, как будто звуки, не унимающиеся в тоннеле между Проспектом и Сухаревской, несли умиротворение и покой. А сталкер так давно этого не имел.