Похоже, эти люди так и не дождались своего спасения. Глупо было бы… Никто не дождался. Но в отличие от этих, люди выжили пока еще лишь благодаря своему упорству, каждодневному труду и жажде жизни, а не сидели в ожидании своего спасения месяцы и годы, надеясь на других…
Антон, уже больше не думая о погибших здесь, прошелся по комнате, заглянул в стеклянные шкафы и тумбы, в поисках чего-нибудь интересного, но так и не найдя, почему-то подошел к зеркальной стене. И посветил фонариком на свое лицо, закрытое противогазом. Из-за мутного, слегка потрескавшегося стекла на него смотрели дикие, если можно так выразится, проницательные и настороженные глаза. Их окаймляли черные густые брови и целая сеть мелких морщинок, словно ему было не сорок три, а все шестьдесят. Да, давно они не виделись! Он и его отражение. Давно не разговаривали друг с другом, не общались…
Антон сдернул противогаз, желая рассмотреть все лицо. Когда ему еще вот так представится случай увидеть себя?
Два шрама пересекали левую щеку. Как же! Помним. Внезапное нападение вепря, притаившегося в тоннеле. Благо тогда он был не один… Резко очерченные скулы с куцей, кое-где не сбритой щетиной, и с крепко сжатыми губами. Прямой нос. Высокий лоб с обширным пятном ожога, от давешнего пожара на одной из станций, который еле потушили… И черные волосы, спутанные, грязные, вьющиеся…
М-да. Вот это абориген! Кто увидит — обязательно испугается. Но люди, наверное, ко всему привыкают. Вот и друг к другу привыкли. К вечно хмурым, грязным, неухоженным лицам, стареющим из-за нехватки света, кислорода, нормальной пищи и влаги, да еще и находящимся в постоянном напряжении, и ожидании близкой и неожиданной смерти. Страшной… Внезапной…
Все, хватит разглядывать свою рожу! Надо одевать противогаз и искать путь, чтобы уйти от собак. А то наверху наверняка уже ночь. И фиг с таинственностью этого сооружения. Какая ему, Антону, вообще разница, почему сюда не суются звери, почему здесь все так цело и нетронуто, и почему он здесь оказался. Надо валить отсюда любыми путями. Хотя…
Ведь можно и здесь перекантоваться до рассвета. А че? Собаки сюда не суются. Здесь более менее чистенько, диваны практически целы, фиг с ними с трупами — ночку потерпят его наглое присутствие, а с утра они друг с другом по братски попрощаются, пожмут друг другу руки, ладно — без обнимания можно обойтись, и Антон пойдет своей дорогой. Глядишь, и собаки рассосутся за ночь…
Нет. Не любил Антон так. Не любил. Если в чем-нибудь присутствовала какая-то неясность, то оставаться в этом месте, и тем более с ночевкой, не стоило. Что-нибудь явно приключится. А поведение собак как раз и говорило, что с этим местом что-то не так.
Антон уже начал поднимать противогаз, приняв решение об уходе, как его отражение ему подмигнуло. Он даже отпрыгнул от зеркала, мигом покрывшись испариной и забыв надеть противогаз. Через секунду сталкер стоял, держа автомат у плеча, и целился в свое собственное отражение. А то, в отличие от отпрыгнувшего Антона, стояло на месте, даже не шелохнувшись, и хищно улыбалось. Сталкер, как не старался, не мог вспомнить, чтобы он когда-то так улыбался.
Что за фигня? Он медленно попятился в сторону выхода. Несколько боковых перемещений и он был в районе двери, но, как ни странно, саму дверь не нашел. По всей видимости, она закрылась, или ее закрыли, он даже не заметил как. Теперь вместо двери было сплошное зеркальное полотно. Антон даже взвыл от неожиданности, увидев в этом полотне улыбающегося и подмигивающего себя. И медленно начал отступать.
Его отражение же стояло, не двигаясь, и явно наслаждалось физиономией испуганного сталкера, который не знал, что и думать. Никогда прежде он не сталкивался с таким явлением.
Стоп! Он остановился, и вовремя. Сзади располагалось тело, не заметив которое, он мог упасть. Надо успокоиться! Подумать. Что, собственно, здесь происходит? Может, он надышался отравленного воздуха и у него обыкновенные, вернее необыкновенные глюки? Может, устал на столько, что ему мерещится черт знает что?
Антон сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь снять напряжение в теле, затем сжал-разжал кулаки, чтобы успокоить дрожь в пальцах, и медленно пошел к зеркалу, где так нахально над ним потешалась его собственная копия. Чем ближе он подходил к нему, тем более убеждался, что по ту сторону зеркальной глади стоит совершенно другой человек, но явно не он.
Это был юноша. Лет семнадцати-восемнадцати. Немного пухлый, с густой гривой черных волос. Самое странное, что в нем было, это глаза. Черные, полные злобы и ехидства. И улыбка. Улыбка, которая обжигала своим безумием. При одном взгляде на него становилось понятно, что этот человек, или бывший человек, привык повелевать. Неважно кем, но повелевать, причем обращаясь при этом с завидной долей жестокости.
Антон дальше не пошел, а остановился за три шага до зеркала, вглядываясь в странное отражение, нисколько его не напоминающее.
Человек в зеркале, вдруг, спросил:
— Мою «Бэху» еще не украли?
— Что? — Дрожащими губами прошелестел сталкер.
— «Бэху», — повторил тот, — ну, мою «Х-6», синего цвета. Стоит она еще перед подъездом?
— Я не понимаю… — Начал было Антон, действительно не понимающий ничего, но незнакомец прервал его.
— Что ж, жалко. Хорошая была машина. Дорогая. Плюс движок спортивный недавно поставил…
— А ты кто? — Спросил сталкер. Он ничегошеньки не понимал в происходящем, но раз отражение заговорило, почему бы не поговорить с ним?
— Я? А ты не знаешь? — В свою очередь удивился человек в зеркале. — Да как? Я же… — Но, видя, что сталкер его явно не узнает, добавил: — Я Никифоров Павел Андреевич. Ты должен знать меня, или хотя бы отца.
Человек из записки? Антон тупо уставился в отражение. Как такое может быть? Как давно умерший человек оказался там, в зеркале?
— Это ты написал записку? — Зачем-то уточнил сталкер.
— Записку? А, да! Конечно, записку… — Отражение нахмурилось. — Так ты меня спасать пришел?
— Я? Э… — Вопрос поставил Антона в тупик. Как можно спасти умершего человека? Пусть даже его отражение еще живо. Бред какой-то. Он протер глаза, а затем виски. Но Никифоров никуда не исчез.
— А как ты попал туда? — Спросил, вдруг, Антон. — Ты же умер!
Отражение с сомнением осмотрело себя, потом покосилось на сталкера, мол: «Издеваешься?»
— Ты в своем уме? — Павел Андреевич ехидно ухмыльнулся. — Я живей тебя! Разве не видно? И буду живым бесконечно!
— Но… Но как такое возможно? — Он не мог поверить своим глазам. Там в центре комнаты, развалившись на кресле, сидел высохший труп этого «чуда», но в то же время из зеркала с ним разговаривал вполне живой Никифоров.
— А вот это, батенька, секрет. Скажу только, что большие деньги, связи и поддержка науки могут принести неожиданный результат. А мой отец был богат! Хозяин «СеверНефти». Он мог все! Так вот, эта комната и была им создана для таких экстренных случаев, как атомная война.
— Но… Как? — Не унимался Антон.
— Да с помощью моих же охранников. Я остался жить в замен их жизней! Немного оккультизма, и вуаля! Вот он я, перед тобой.
— Но как так можно жить! — Удивился сталкер, холодея при мысли, что этот мальчишка убил своих охранников, чтобы вот так вот неестественно существовать. И еще смутное подозрение закралось в его голову…
— Нормально, — пожало плечами отражение. — Видишь ли, я очень боялся умереть.
— И никаких сожалений по поводу своей старой жизни? Никаких неудобств, воспоминаний?
— Да, нет, — пожал Павел плечами. — А собственно, о чем жалеть-то? Старой-то жизни уже нет. Не так ли? Вот и жалеть не о чем. А если бы я не сделал так, как сделал, то и не было бы меня тогда. А так ничего, нормально. Еды не надо, стареть не старею. Единственное, что мне необходимо… — Никифоров несколько замялся, искоса посмотрев на сталкера, тот забеспокоился, нервно сжимая автомат. — Это человеческие жизни. — У Антона все упало внутри. Он невольно попятился, а Павел Андреевич, вдруг, дико захохотал.
— Не бойся, — произнесло отражение, — я тебя не трону. Правда, с одним условием.
— Каким? — Прошептал Антон, поднимая автомат. — Ты возьмешь вон то зеркало, — отражение указало на маленькое зеркальце на тумбочке, рядом с креслом, на котором восседала мумия Павла, — и отнесешь его туда, откуда пришел. К людям. Мне просто необходима подпитка человеческими душами, а то случайными сталкерами не набалуешься.
— Так это твои собаки? — удивленно спросил Антон. — Но…
— Ну, знаешь, мне нужны души, а не тела. Тела достаются собакам. Вот такой интересный симбиоз получается…
— А если я не соглашусь? — Нахмурил брови сталкер, понимая, что если эта тварь, этот аномальный уродец попадет в метро, то случится нечто страшное…
— Тогда собаки закатят сегодня пир, — улыбнулось отражение.
— А я думаю, — зло прошептал Антон, прицеливаясь в зеркало, — что можно и по-другому…
Звук выстрелов слился в единый гул в этом замкнутом помещении. Антон не понял, что произошло, лишь почувствовал, падая, обжигающие тело пули. Подняться он уже не смог. Одно из ранений, по всей видимости оказалось смертельным. Слабость мгновенно распространилась по всему телу, и ему лишь оставалось хлопать глазами и сглатывать жидкость, напоминающую по вкусу кровь. По ходу, это и была кровь, так как сталкер чувствовал боль в горле. Очевидно, горло было прострелено. Лишь голос Павла издевательски звучал где-то рядом:
— Неужели ты думаешь, что зеркала здесь обычные? Наивный! Отец постарался, чтобы их не так легко было разбить. Так что ты стрелял сам в себя. И еще! Боишься ли ты смерти, Антон?
— Нет, — прохрипел тот. — Будь ты проклят! Урод.
— А я уже, — загоготал Павел. — Неужели ты думаешь, что мои охранники добровольно расставались с жизнью? Кроме того, проклятие — всего лишь одно из условий, которые надо было выполнить на пути к вечной жизни…
— Чтоб ты сдох… — Сознание ускользало от Антона, он смутно пытался разобрать, что говорит Никифоров.