— Как смерть? — Сергей поднял на мужчину удивленные глаза. Сразу вспомнились испуганный взгляд матери и отца, которые смотрели на них из щели закрывающихся огромных дверей. — Что происходит?
— Война, сынок, — спокойно ответил тот. — Поверхности уже не существует…
Сережка почувствовал, как по лицу бегут слезы. Димка тоже поднял на незнакомца глаза. Влага появилась и на его щеках. Он повернул свою голову в сторону братика, и тот почувствовал в его глазах ненависть…
— Придурок! — С жаром проговорил Димка и, обойдя их с мужчиной, принялся карабкаться на перрон, Сережка только сейчас заметил на многих лицах вокруг страх. Многие сидели на корточках, а некоторые не удержавшись от толчка, которого они в пылу схватки не почувствовали, тоже упали с перрона. Всеобщее молчание и странный гул где-то наверху говорили о том, что мужчина был прав. Наверху происходило что-то ужасное, и это означало только одно, что их счастливой семейной жизни пришел конец.
— Мама… — Попытался выдавить из себя Сережка, но слова не давались. Он не мог усмирить пересохшее горло и мимику лица, которая сейчас явно выдавала все его чувства, отображая на нем буквально все. И боль, и обиду, и страх.
— Что? — Мягко переспросил незнакомец. Он присел рядом и внимательно смотрел на мальчика.
— Мама и папа там… — Наконец, выдавил из себя Сергей, указывая на гермодверь. Незнакомец прикусил губу, поняв явно больше, нежели пытался сказать мальчик. Он привлек его к себе и обнял, выговаривая тихо, но четко:
— Не бойся. Я буду с вами и вас я никому в обиду не дам…
Сергей открыл глаза, поняв, что проснулся. Он резко сел на кровати, вспоминая приснившееся прошлое. Не совсем все в нем было так. Они не дрались в настоящем прошлом и никак уж не падали с братцем на рельсы, но суть осталась, в принципе прежней. У них с Димкой действительно был конфликт, после чего тот как-то изменился. Стал раздражительным и при каждом удобном случае напоминал Сергею о том, что тот виноват в смерти матери и отца, которые не успели вовремя, жертвуя собой ради детей, попасть на станцию. Может он и был виноват, но лишь в том, что задержал мать с Димкой, чтобы отец успел догнать их. Чтобы не потерять его в общей толчее.
Черт! Почему прошлое все еще преследует его, спустя столько времени? Почему не исчезнет никак в задворках его памяти и опасного, требующего полного сосредоточения и отдачи настоящего? Может все дело в его последующем поступке, который и повлиял на его теперешнюю жизнь и на жизнь его брата Димы. Думать об этом не хотелось. Слишком неприятные воспоминания навевал тот поступок, поэтому Сергей поспешил сменить ход своих мыслей.
Его больше волновал дневник, где он записывал все происшествия, случающиеся с ним каждый день, в том числе и то, что происходит на закрытых заседаниях. Как он мог его взять, если он этого не помнил? А если это не он? Но тогда кто? Неужели у Хмурого и впрямь маразм начинается, и он не может отличить одного человека от другого, но это в любом случае значит, что записная книжка могла попасть в любые руки. А записи, что хранились там, секретные записи, стали доступны неким лицам, которые просто могли продать нуждающимся в них. Например, чтобы узнать, когда будет выход следующей группы.
Сергей похолодел. Это же еще и означает, что он является непосредственным сообщником, произошедших недавно преступлений. Но, единственное, он не мог допустить, что Хмурый маразматик, поэтому либо в палатку заходил и взял дневник он сам, либо это был человек очень похожий на него, которого его приемный отец принял за него.
Черт! Как все усложнялось.
Он поднялся, размял затекшие конечности и вышел из палатки, так и не посмотрев на еду, приготовленную Галькой, лишь бросив в сторону все еще спящего Хмурого скудные слова прощанья.
Необходимо было увидеться с Грековым и Яблонским и поговорить с ними. Понять, что не так в их ответах, после чего поговорить с охраной гермоворот о несанкционированных выходах на поверхность за последнюю неделю, разрешить которые могли только он, либо начальник станции.
Взгляд задержался на Гальке, проходящей в этот момент мимо, которая слегка улыбнулась ему, озорно сощурив глаза. Он улыбнулся в ответ и посмотрел в след, когда та прошла. В принципе, баба-то она ничего, почему-то подумалось Сергею. И фигурка под этим застиранным тряпьем должна быть очень даже хорошенькой, только что-то подсказывало ему, что вряд ли что-то получится у них. Что его работа встанет между ними, словно неприступная стена. Ни она не сможет уговорить его сменить ее, ни он бросить. Будет только конфликт, который рано или поздно прервет все их отношения, а потом подрастающий мальчик или девочка будет проклинать своего отца при каждом удобном случае…
Он покачал головой и развернулся в другую сторону. Необходимо было заниматься делами. Он медленно пошел по перрону, поглядывая по сторонам, размышляя, кто мог быть Кротом или хотя бы его сообщником. Да вроде кандидатов его взор пока не уловил. Зато углядел в дальнем конце платформы, как начальник станции уже разговаривает с одним из охранников, охраняющих гермоворота.
Значит, начальник уже опередил его. Что ж, надо подойти и присоединиться к допросу. Может, что интересное и проясниться. Он направился в конец платформы, мысленно готовясь к любой информации, но то, что случилось далее, он не ожидал.
— Это он? — Услышал он голос начальника станции, когда подошел ближе. После этого тот мотнул головой в сторону Сергея, как бы указывая на него охранникам.
— Да-да! Он это! Он! — Закивали те дружно.
— Вы в этом уверены? — Те опять закивали. Почувствовав недоброе, Сергей остановился, напрягшись, но видимо поздно.
— Схватить его! — Жестко приказал начальник станции охранникам у двери. Сергей вроде попытался отпрянуть, но когда на него направили автоматы, тут же остыл, замерев на месте. Лишь в душе поднималась волна злости, огромная, переполняющая, которую он еле сейчас сдерживал.
— Что это значит, Валерич? — Сухо спросил он начальника станции. Тот, сложив руки за спиной, внимательно смотрел на Сергея. Внутри явно была видна какая-то борьба.
— Ну, вот и все, Сереж. Игра окончена. Эти двое тебя опознали. Ты перед выходом каждой группы лично выходил на поверхность.
— Но это же чушь! — Не выдержал Сергей. Меня подставил кто-то! Это не я!
— Все мы в каком-то смысле не мы. — Многозначительно проговорил Евгений Валерьевич. — А это ты как объяснишь? А?
Из-за спины он, наконец, показал свои руки. В одной из них был его дневник! Контр аргумент. Контрудар. У Сергея даже слов не нашлось что-либо возразить. Он застыл, понимая, что все, сто могло его скомпрометировать, находится в этом дневнике. Зачем он, дурак, записывал туда все разговоры их внутренних совещаний? Зачем! Зачем! Зачем! Все планы на будущее, все мысли высказанные вслух как начальником станции, так и Грековым и Яблонским.
— А ты не будешь ли так любезен, — продолжил Валерьевич, — рассказать нам, как эта вещичка оказалась за пределами станции? Сегодня разведчики обнаружили его на верхней площадке эскалатора.
На это Сергей мог только пожать плечами.
— Но… — Как-то жалко прозвучали его слова. — Я этого не делал! Я ничего подобного не помню!
— Знаешь, Сереж, с твоими этими вечными провалами памяти и экскурсами в воспоминания, это не удивительно. Увести! — Гаркнул начальник станции, и двое бойцов повели теперь уже бывшего начальника СБ в камеру, оборудованную в технической части станции.
Дрезина резво гремела своими металлическими колесами, уже набрав ход. Сзади за поворотом только что исчез портал их родной станции, их дома. Дома, которого они уже больше никогда не увидят.
Их приемный отец и еще трое бойцов, с силой раскачивали рычаг, приводящий в движение дрезину. Сзади в довольно тесной тележке находились одни дети. Около двадцати тесно прижавшихся друг к другу плачущих детей. Первых, кого спасают в случае опасности — это женщины и дети. Женщины в данном случае должны были ехать на второй дрезине, которая стартовала следом за ними, но почему-то видно их не было. Может еще нагонят?
Сережка с Димкой сидели в самом конце тележки и жадно вглядывались во тьму позади, которая буквально в нескольких метрах становилась совершенно непроницаемой. Страх заставлял дрожать их, а хныканье других детей только нагнетало ужас неизвестности. И через некоторое время еще добавился странный гул, который шел сзади и, казалось, догонял их.
Внезапное известие, что западный тоннель вот-вот прорвется и все вокруг заполниться зараженной водой из Москвы-реки, как гром свалилось на всех жителей их родной станции. По тревоге на уши были подняты все. Кто-то долго собирался, кто-то покидал свои жилища, так ничего и, не прихватив, и все уходили на другую станцию по левому тоннелю. Их же, большую часть женщин и детей, было решено отправить правым тоннелем на дрезинах, с прицепленными к ним небольшими платформами, раньше служившими для перевозки грузов.
И вот они теперь убегают от внезапной угрозы затопления, стараясь опередить смерть. Ведь, если тоннель прорвется, то гибель всех, кто не успел перебраться за гермоворота, установленные перед следующей станцией, будет быстрой. Еще несколько минут ничего кроме, как равномерного движения дрезины и ожидания неизбежной опасности, не происходило, как…
— Мить, смотри! — Сережка указал вниз, туда, где шпалы убегали во тьму. То, что происходило там, отнюдь не понравилось обоим мальчикам. Вода. Она струилась и явно начинала обгонять, по скорости прибывания опережая дрезину, пока ее было мало, но…
— Пап! — Закричал Димка, оборачиваясь назад и стараясь перекрыть шум дрезины. — Вода подступает! Поторопитесь!
— Я понял, Дим! Держитесь там крепче! — И тут тележку тряхнуло, да так сильно, что Димка, обернувшийся назад и почти не державшийся, подлетел в воздухе и, перелетев через край тележки, только чудом ухватился за борт руками. Сережка, на минуту застыв от ужаса, опомнился и попытался схватить его руки, но очередной толчок подпрыгнувшей тележки не оставил никаких шансов его братику. Тот полетел вниз и кубарем покатился по шпалам, быстро исчезнув в темноте…