И я в тот момент ощутил ее слабое дыхание, коснувшееся затылка, словно знал, что это будет мой последний сталкерский выход. Ольга, мать Маши, отчаявшись, пришла ко мне. В глазах женщины, полных слез, она купалась и плескалась, как резвящийся ребенок. «Вот-вот, чуть-чуть, и я заведу себе нового друга…»
Я не смог долго смотреть в наполненные горем и измученные болью глаза. И не смог долго слушать причитания отчаявшейся женщины. Лишь водрузил руки на Ольгины плечи и сказал, что тотчас выхожу. И заметил, как она почти отпустила женщину, отошла от бедной мамы в сторону, но задержалась в моей палатке, почти по-родственному усевшись на жесткую кровать. И я прекрасно понимал, что это будет трудный поход, тяжелый, а задача так и вовсе невыполнима. Антибиотиков днем с огнем не сыщешь. Что об этом говорить, если уже лет пять ими лечатся только «шишки», а достать можно лишь из-под полы да за очень кругленькую сумму… чтобы выздороветь простому смертному пулек не хватит. Эх, до чего докатились! Лекарство от смерти покупаем на лекарство от жизни. Кто б подумал…
— Ну что, дорогая? — спрашиваю я ее. — Станцуем последний вальс?
И ощутив, что она вполне довольна принятой жертвой, беру автомат, накидываю на спину ремни с длинными ножами мачете и вещмешок, прикрепляю к поясу кобуру со «Стрижом» и выхожу из палатки. Без сомнения, без сожаления — в таких делах они ни к чему…
Ветер нестройными нотами завывал под эстакадой, гулял в глазницах вымерших двадцать лет назад домов. Я медленно обходил руины и остовы смятых неведомой силой автомобилей. Когда-то она постаралась на славу, собрав множество попутчиков для блужданий по мертвой земле. И я никогда не корил её за это. Люди сами всегда стремились к уничтожению. И геноцид всего человечества оказался неизбежным. И она первой пришла на праздник полыхающих огней и смертоносных смерчей, терпеливо ожидая каждого, кто не способен оказался спрятаться, или был слишком смел, чтобы принять новую реальность и уйти быстро, с миром, который так или иначе всегда сопутствует войне… Либо ждет ее окончания, либо приходит в душу со смертью. Вот такая, мать его, хреновая действительность, где проще умереть, чем жить или, вернее, выживать, ожидая ее каждую минуту…
Я не был готов уйти тогда, не был готов встретиться с ней и сейчас. Мне нравилась жизнь, пусть и скотская, пусть и не достойная гордого звания человека, но то был мой выбор. И я уважал выбор супруги, когда сразу после катастрофы она решила присоединиться к ней. Не задумываясь и не оглядываясь. Возможно, толчком послужила смерть дочери. Наверное, так оно и было, но… Что я мог возразить Лиде? О чём мог соврать? Да и зачем? Теперь она более счастлива: это видно на фотографии, где они с Лизой… такие живые. Живее всех живущих, живее, чем я…
Пора бы это исправить. Пора бы уйти к родным и тоже стать счастливым, насколько это возможно в загробной жизни. Но, наверное, возможно, иначе люди с такой радостью не принимали бы ее в друзья.
Я слишком хорошо понимал тщетность задуманного, но не мог поступить по-другому. Девочке рано еще с ней знакомиться. Слишком мало времени пожила, слишком многого не увидела, не познала в этом разрушенном мире, в этом подземном муравейнике, обжитом людьми.
Я смотрел на старый полуразрушенный торговый центр. Четырехэтажная обитель монстров — именно поэтому аптека на втором этаже сохранилась. Никто не решался и близко подойти к паучьему логову, не то, что лезть внутрь. Огромные покрытые хитином твари наводили ужас на всю округу, а в карте у меня был нарисован череп с костями на этом месте. Сейчас центр выглядел покинутым и спокойным, только затянутый паутиной вход вызывал тревогу и подозрения. Но я-то знал, что это вотчина тварей. Не одного друга-сталкера потерял в этом чёртовом месте. Слишком много костей разбросано по округе. Пауки затаились лишь на время, пока потомство не вылупится и новый выводок не выйдет на охоту.
Я осторожно обошел здание. Сзади находилась почти целая металлическая пожарная лестница. А на втором этаже плита перекрытия с одной стороны обвалилась. Хоть забраться по ней на второй этаж было невозможно, но вот выбраться из здания тут — вполне реально.
Медленно поднялся наверх. Покрытая битумом крыша в паре мест оказалась пробита. Дыры большого размера вели вниз. Заглянув в одну и посветив фонариком, оценил, что проходит она сразу через несколько этажей. Пришлось отойти — запах, вырывающийся изнутри, вызывал в желудке рвотные спазмы. Не спасал и противогаз. В числе жертв этих существ были не только люди. Видел однажды, как в паутине, развешенной между двух высоток, трепыхалась вичуха. А неделю спустя от нее остались лишь кости, все еще продолжавшие колыхаться от ветра на дьявольской сети.
Именно в эту дыру и придется лезть. Я привязал веревку за край пожарной лестницы и медленно стравил свободный конец вниз. Сделай я это слишком быстро и подними шум, то этот спящий «муравейник» тотчас бы ожил, и я не уверен, что смог бы убежать.
Лезть внутрь очень не хотелось, но я все уже обдумал и давно решил. Осталась самая малость — сжать зубы и сползти по веревке вниз. Несколько мгновений постоял, окидывая взглядом руины города. Я вас больше никогда не увижу. При успехе, сомневаюсь, что решусь еще подняться на поверхность. При провале — уж тем более… Как бы то ни было, но прощальный взгляд вокруг вызвал лишь тоску. Некогда прекрасный и огромный город умер, и не принадлежал больше людям. Его заселяли и обживали мутанты разных видов. Человек же, словно ископаемое, все реже появляется наверху, предпочитая опасной свободе относительно спокойное заточение под землей. Рожали детей с полупрозрачной кожей, слепых и немощных, с хвостами и рогами, иногда полностью волосатых, а иной раз и мертвых. Разве ж это человечество? Так… кучка жалкого отребья. Остатки некогда могущественной, но разобщенной расы.
А Маша… Маша — она другая. Маша родилась полноценной и здоровенькой. Играла и веселилась, и выглядела настоящим цветком на фоне других детей, бесцветными призраками бродящих по станции. И хочется подарить ей жизнь. Сделать это для нее и ее мамы, как для своих…
Наконец, я шагнул вниз и, слегка ослабляя карабин, начал спускаться. Четвертый этаж встретил полупустыми помещениями, разделенными пластиковыми и стеклянными перегородками. Видимо, офисы… Тварей здесь тоже не было. Третий этаж заполнен одежными витринами. Пыль витает и опускается на пол, словно попал на пустынную планету, одинокую и давно обезлюдившую. И никаких следов монстров. Знать, они все прижились на нижнем этаже, где мало света. Что ж, если это так, значит и на втором этаже их быть не должно. Там огромные окна, и света достаточно, чтобы отпугнуть ночных тварей.
Так и есть. Пауков и здесь не оказалось, но паутина все же имелась. Огромные, опутанные прочными нитями коконы свисали с потолка. Кое-где лежали пустые хитиновые панцири. Жуткое потомство готовилось сменить погибших родственников. Я тихо присвистнул, ощутив масштабы колонии. Такого еще никогда в жизни не видел и сомневался, что видел кто-то другой. Открытие таких тайн дает человеку всегда одно — смерть.
— Похоже, Николай, — тихо прошептал сам себе, — людям все меньше места остается на этой грешной земле…
Отстегнулся от веревки и медленно, стараясь не задевать за блестящие нити, побрел вглубь помещения, туда, где должна находиться аптека. Память услужливо подсказывала путь — до катастрофы я жил рядом с этим местом и не раз посещал его.
Вот бутик модной одежды. Яркой, кричащей, непрактичной. Вот магазинчик с цифровой техникой. После электромагнитного импульса она оказалась бесполезной. Рядом витрина — здесь торговали всякой бесполезной ерундой. Бусы, серьги, разноцветные броши раскиданы вокруг. Тут — ресторанчик, в котором любили посидеть с Лидой. Сейчас — все разбито и в пыли. А вот и та самая аптека. Почти целая, только при Трындеце изрядно тряхнуло от взрывной волны — пластиковые стенки разошлись, стекла выбиты, а лекарства лежат рядом…
Амоксициллин, Амоксиклав, Эритромицин… Я скидывал в мешок все подряд, пока не набил его целиком.
Настроение поднялось — ничто еще так легко мне не давалось… Кто же знал, что логово пауков пустует? Или пауки где-то попрятались, ожидая потомство. И тут меня озарила совершенно гениальная мысль! Паутина же хорошо горит! Прямо пылает «революционными огнями»…
Закинув мешок на спину, я медленно подошел к одному из коконов и оглядел. Он словно дышал: внутри шевелилось нечто большое, состоящее из множества маленьких существ. Холодок пробежал по спине. Если потомство вылупится, будет плохо. Будет очень-очень плохо. Прямо-таки хреново в пятой степени этого самого хреново.
Рука медленно потянулась к карману. Спичек не было, но зато был фонарик. А найти в окружающем мусоре фольгу не составило труда. Минута, и из вынутой батарейки и фольги я соорудил зажигалку: вырезал тонкую линию посередине блестящей ленты, и концы приложил к торцам батарейки. Очень быстро фольга накалилась, и самодельную зажигалку я поднес к кокону…
Он вспыхнул столь резко, что я отпрянул назад, споткнулся обо что-то и растянулся на захламленном полу. Горящий кокон зашкворчал, словно сало на сковородке, и высыпал содержимое на пол. Сотни или тысячи мелких, размером с кулак, паучков рассыпались по полу. Я в ужасе наблюдал, как цепная реакция перекидывает огонь с одного кокона на другой. Те так же вспыхивали и взрывались, раскидывая по полу потомство. Только что отторженные оболочкой паучки начали шевелиться! А из глубин здания послышался нарастающий скрип хитина. Что-то поднималось с первого этажа. Что-то огромное и многочисленное… и явно разозленное!
Я вскочил и бросился к просевшему полу второго этажа, на ходу доставая автомат. Сзади уже шуршали множеством лапок взрослые пауки. Большие и быстрые. Они сметали хлипкие витрины, возникающие на пути и неслись за мной с остервенением берсерка. Я пару раз остановился и выстрелил, срезая очередью первых тварей, но остальные напирали, тут же раскидывая трупы в стороны. Поменял магазин и еще немного продлил свою жизнь. Но минус патронов в том и состоит: они слишком быстро заканчиваются. Бросил автомат, как нечто тяжелое и уже не нужное. «Стрижом» отправил на то