Домой приходит поздно, готовить некому, до магазина не добежать. Впрочем, съёмную квартиру нельзя считать домом. Временный бивуак.
— И я буду!
Витя заказал по отбивной и салату. Потом они ели, а Витя рассказывал. Оказалось, краденые телефоны приносят на продажу чаще всего пожилые женщины. По просьбе неблагополучных сыновей. Принесут, заберут деньги и быстро уходят. Подолгу не разговаривают. Всё молчком, молчком. Словно стесняются. Есть официальные скупки, но туда несут чистые телефоны, с документами. На рынок идут те, кому есть, что скрывать.
— А тебе не жалко, ну, тех, кого обчистили? — салат исчез в желудке, отбивная только усилила аппетит. Одна котлета не утолила голод, придётся вторую выпросить.
— А чего их жалеть? — удивился Витя. — Понимаешь, кражи — это двигатель прогресса. Тот, у кого украли, что делает?
— Идёт в полицию, — нерешительно предположила Алина.
— А ни фига! Он идёт покупать новый. У кого бабосы, как ты говоришь, есть, идёт в магазин или центр и покупает навороченный телефон или смартфон. А ведь его нужно произвести, создать, привезти, растаможить. Чем больше воруют, тем выше уровень цивилизации. Ещё хочешь?
Витя показал на пустые тарелки. Алина покосилась на барную стойку. Там были выставлены образцы суши. Витя перехватил её взгляд:
— Не надо мешать рыбу с мясом. Ещё по отбивной?
— Да, по отбивной, два раза! — развеселилась Алина и вдруг оглянулась.
Мелькнуло знакомое лицо. Небритый мужчина лет сорока тяжело усаживался за соседний столик. Из туалета вышел второй, примерно таких же габаритов и присоединился к нему. Они заказали пиво и вяленую рыбу. Витя кивнул одному из них.
— Ты знаком с ними?
— Я тут всех знаю, — заважничал Витя, — они мне по жизни должны. Чуть что — сразу ко мне бегут. То да сё, то телефон нужен разовый, чтобы позвонить и смыться, то деньжата закончились, то свести с кем-нибудь.
Он пощёлкал пальцами, показывая знаками официанту, что выйдет на минуту. Витя ушёл курить, а Алина судорожно вспоминала, где она видела этих мужчин. Перебрала в памяти события последних трёх месяцев, что-то мелькнуло перед глазами, и она вспомнила: этих мужчин она видела в пивбаре «Кружка». Она сидела с ними, пытаясь отыграться за сорванную разработку. Ничего не вышло. За ней пришла мама и забрала с собой. Алина усмехнулась. Три месяца назад такое ещё могло случиться. Сейчас она живёт отдельно от матери и чувствует, что с того эпизода прошло не три месяца, а триста лет. Запахло табаком. Вернувшийся с перекура Витя, по-дружески обнял Алину. Она не дёрнулась, поняв, что это дружеское объятие.
— Не скучала без меня?
— Да нет, сидела, вспоминала, где я видела этих мужчин, — она кивнула в сторону соседнего столика.
— Вспомнила?
— Да, в «Кружке», они там проституток снимали, — она отпила глоток горького напитка. Какая мерзость — это пиво! Жаль мужчин, они столько мерзости в себя вливают. Поэтому и агрессивные. Алина мысленно отметила, что спокойно оперирует разными словечками, о существовании которых три месяца назад ещё не знала, а если и знала, то не пользовалась ими.
— А ты что там делала? — опешил Витя, делая круглые глаза.
— То же самое, что и здесь, пиво пила, салат ела, людей разглядывала, — улыбнулась Алина.
Она говорила правду. Вите ответ пришёлся по душе. Он раскинул руки по спинке деревянной скамьи:
— А-а, понятно, своя, значит! А это мои кореша. Подойду поговорю, а то неудобно.
Витя пересел за соседний столик, а Алина судорожно соображала, что нужно сделать, чтобы Витя познакомил её с мужчинами, но так, чтобы они к ней не приставали. Ничего умного в голову не пришло. Когда Витя вернулся, она спросила:
— Ну что, поговорил?
— Да, поговорил, помочь надо, беда у них, — он с неохотой поковырялся в тарелке.
— Какая? — у Алины тоже пропал аппетит, она с ненавистью смотрела на отбивную: надо съесть, а то Витя обидится.
— Да, Вован пропал. Кореш мой. Поехал смотреть комнату у «Парнаса» и исчез.
— А они гастарбайтеры?
Вот она, ниточка! Сразу захотелось есть. Это на нервной почве. Любимая мамина присказка. Алина вцепилась зубами в котлету. Неужели удача?
— Да, эти с Украины. А Вован с Белоруссии. Стройкой занимаются. А там сама знаешь: то кинут, то по башке настучат, то ментам сдадут. Они ко мне за разовыми симками бегают, чтобы не регистрироваться.
— А они заявили, что Вован пропал? У него же, наверное, семья, дети, раз на заработки приехал.
Витя хмыкнул, доел отбивную и залпом выпил пиво. Посмотрел на Алинину порцию, и она быстро сообразила:
— Пей, мне что-то не пошло. А я лучше кофейку.
— Да кто его искать будет? Гастарбайтер, он и в Африке гастарбайтер! Лишний человек. Без регистрации, без жилья. Пустое место. А с ментами только свяжись. Сначала заяву примут, а потом по всем делам таскать начнут.
— Как же так? — растерялась Алина.
— А так! Был человек, и нет человека. И никому нет дела.
Витя пошарил рукой в сумке и вытащил абсолютно неприглядный айфон.
— Держи! Дарю.
— Что ты, мне неудобно.
— Бери — сказал!
И оба засмеялись. Получилось смешно. Уже на улице Алина поняла, что упустила что-то важное, а что, не смогла объяснить себе. Она почти бежала, судорожно соображая, что делать дальше.
Во вторник Алину проигнорировали и на совещания не позвали. Ни на одно, ни на второе. Малышев молча кивнул на ходу, а Батанов пробурчал что-то нечленораздельное. Ругнулся, наверное, вместо приветствия. Алина посидела за компьютером, клацая по клавиатуре, затем набросила куртку и отправилась искать Воронцова. Дима стоял у окна, разбирая пропыленные листы бумаги. Кипы и пачки заброшенных пожелтевших страниц и томов лежали повсюду, словно горы бурого снега, оставшегося после нудной и надоевшей зимы.
— Димыч, привет!
— А-а, это ты? — он не обернулся.
Сегодня со мной никто не здоровается. Решили до завтра погодить. Алина подошла к Диме и осторожно заглянула ему в глаза, выворачивая шею.
— Дим, помоги мне, пожалуйста! Вопрос жизни и смерти.
— Помирать собралась?
Никакой реакции, словно не было между ними любви, горячей постели, влажных простыней и бурных ласк. Ничего не было. Полное и безоговорочное отчуждение.
— Димыч?
— Что?
— Посмотри на меня, пожалуйста! Повернись ко мне лицом, а к окну спиной!
Воронцов со скрипом повернулся, впрочем, заскрипел стул, упёртый его коленом. Оба засмеялись, но натужно, по принуждению, одновременно сожалея, что когда-то были близки.
— Чего тебе?
И голос чужой, и глаза пустые. А когда-то в них бурлила жизнь. Димины глаза были наполнены страстью, чувством и нежностью. Алина нравилась ему. Она казалась маленькой девочкой, несмотря на высокий рост и длинные ноги.
— Понимаешь, я ходила на Сенной рынок, там познакомилась с парнем, его Витей зовут, и он подарил мне айфон!
Воронцова будто током ударило. Он дёрнулся и почернел, словно сгорел заживо.
— Да ты не подумай ничего плохого! Я по работе, по Малышевскому заданию ходила, — затараторила Алина, немного радуясь, что Воронцов приревновал её к Вите. Иначе бы не дёргался, как ужаленный.
— Да ничего я не думаю! И Малышев тебе никаких заданий не давал. Я знаю, как он к тебе относится. Ты для него пустое место.
И снова холодные глаза, как у мёртвого. Алина задохнулась от его неприязни. Столько ненависти исходило от любимого мужчины, столько презрения — не было сил выдержать. А надо выдержать, надо. Иначе придётся жалеть всю жизнь, что не использовала единственный шанс.
— Ну, Димыч, ну, пожалуйста, сходим вместе на Сенную, а? Мне не справиться с этим Витей в одиночку.
Алина прыгала вокруг Воронцова, заглядывая ему в глаза, и разок-другой умудрилась погладить по руке. Дима снова дёрнулся, да так сильно, что сместился в сторону. Алина оказалась напротив него, глаза в глаза, лоб в лоб.
— Никуда я с тобой не пойду! Поняла?
В последнем слове клокотала беспричинная ненависть. Пустая, ни на чём не основанная ненависть. А если бы он узнал о беременности? Алина сразу озябла и нервно потёрла руки. Хорошо, что не рассказала. Пусть он ничего не ведает. Эта тайна не для него. Кузина повернулась и вышла из кабинета. Вовремя улетучилась: в дверь уже протискивались оперативники, возвращавшиеся с совещания у Батанова. Ей уступили дорогу, многозначительно покрутив пальцами у висков, причём сделали этот жест одновременно все, кроме Хохленко. Алина обрадовалась и уцепилась за него:
— Дэн, постой, дело есть!
— Какое у тебя ко мне дело? — удивился Хохленко.
— Хорошее, на миллион рублей, — вовсю кокетничала Алина, надеясь раззадорить Дениса.
Хохленко больше всех в группе нужны были показатели. Его собирались прочищать, вычищать и увольнять за отсутствие показателей в раскрытии преступлений на вверенной ему территории.
— Показатели будут, — пообещала Алина, загадочно посверкивая глазками. В ход пошло всё, даже девичьи хитрости.
— И? — заинтересовался Хохленко, недоверчиво вглядываясь в блестящие глаза Алины.
— Понимаешь, Малышев меня терпеть не может. Никого не даёт в помощь. У нас не сложились отношения. Он мне не верит. А я ему. Мы как два барана. Упёрлись, никто уступать не хочет. А я сходила на Сенной рынок и познакомилась с парнем. Витей зовут. Он мне айфон подарил. Вот!
Алина повертела красивой игрушкой перед носом изумлённого Хохленко.
— И?
Хохленко стремительно терял интерес. Надо его замотивировать.
— И вот, надо пойти узнать данные двух работяг из Украины, это его знакомые. У них друг пропал. А заявления нет. Они боятся ментов.
— Не ментов, а сотрудников полиции, — шутливо заметил Хохленко, что-то мысленно соображая.
— Ты тугодум, Дэн, тормоз! Идём быстрее, а то время упустим. Малышевские нас опередят, раскроют мокруху, и нам с тобой премию не дадут!
Хохленко вздрогнул. Слово «премия» подействовало на него, как стимулятор. Он оживился, будто мельдония глотнул, завертел головой, придумывая на ходу, какой бы найти благовидный предлог, чтобы отпроситься у начальства. Ничего не придумал, махнул рукой, и они побежали к выходу. Дежурный, заметив странные передвижения не менее странной парочки, кивнул из-за перегородки: мол, понимаю, скоро вернётесь живыми и здоровыми.