«Кого-нибудь попрошу, пусть помолятся. В церкви много добрых людей. Я ведь ни одной молитвы не знаю», — подумала Алла Михайловна, спускаясь с крыльца.
Навстречу ей по ступеням поднималась Раиса Фёдоровна. Обе взглянули друг на друга и опустили глаза, словно почувствовали общую беду.
Зажатая в тиски рутины, Алина продолжала работать по нераскрытым преступлениям, хотя знала, что группа и весь отдел в целом разрабатывают другие, более резонансные дела. Следователь Наталья Ивановна, работавшая по «глухарям», всячески изводила Алину, не опускаясь до разговоров с ней. Справки и результаты обходов Алина переправляла в следственный отдел через канцелярию. Бумажная волокита отнимала уйму времени. Иногда Алине казалось, что она работает бухгалтером, а отчётность отдела стала её профессией. Александр Николаевич возложил на Кузину эту почётную обязанность, и с тех пор вопрос перестановки кадров автоматически заглох. К Алине привыкли. Над ней никто не смеялся, не дразнил, не крутил пальцем у виска в момент её появления. Всё встало на свои места. Алина тоже привыкла к отделу, сотрудникам, начальству. Даже женщины из канцелярии не казались ей чудовищами из фильмов ужасов. Она подружилась с одной, с самой молоденькой, как раз той, что храбро использовала туалетную воду вопреки сложившимся стандартам. Всё было хорошо, но невезение ползло за Алиной следом, а хотелось побед и достижений.
Она тосковала по горячим будням, когда выезжала на место происшествия, была старшей во время операции по осмотру помещения, когда бегала на рынок и бродила по стройке в поисках свидетелей и доказательств. Правда, исследовательскую работу она не прекращала и сейчас. Никто не заставлял её этим заниматься, но она упорно копалась в прошлом случайных людей, надеясь найти хоть какую-нибудь зацепку. В Белоруссии и Северодвинске ждали весточки от неё, истово веря, что справедливость победит. И Алина верила, что добьётся правды. Вместо свиданий по вечерам бегала по адресам и квартирам, звонила в двери, опрашивала, спрашивала, интересовалась.
Как-то к ней в подсобку заглянул Денис Хохленко. Алина знала, что у него всё наладилось. Денис проявил себя как опытный оперативник при реализации информации во время задержания угонщиков всем известной «ламборджини». Машина принадлежала жене одного из членов правительства. Со дня угона дорогой иномарки отдел превратился в телефонную станцию. Кто только не звонил Александру Николаевичу с утра до ночи: министры всех рангов, их заместители, помощники заместителей, друзья помощников, знакомые знакомых друзей. Иногда звонили ночью и настойчиво интересовались, а когда вернётся домой ненаглядная «ламборджини». Сама жена члена правительства ни разу не позвонила. И вдруг машина нашлась. Отдел на два дня погрузился в суматошное праздничное состояние, словно уже наступил Новый год, хотя да его прибытия оставалось больше полугода.
— Линок, как дела? — бодро насвистывая, спросил Денис.
— Нормально, а у тебя?
— Всё путём! — незаметно для себя они переняли ряд словечек из уникального словаря Виктора Степановича.
— Линок, а ты занимаешься тем делом?
Денис скосил глаза набок, словно бы и не хотел услышать ответ на вопрос. Алина хмыкнула:
— Разумеется, занимаюсь: проверила все аптеки, изучила реестры запрещённых веществ, встречалась с операми из расформированного наркоконтроля — в общем, много чего сделала.
— Да, много, — кивнул Денис, — я тоже бегал по этим делам. Искал догхантеров, перешерстил всех, кто мог иметь отношение к ядохимикатам. Всё по нолям. Нет такого вещества в реестрах.
— Да, Дэн, его кто-то сочинил, как сочиняют музыку. И знаешь, что я думаю: эта «музыка» быстро закончилась. Коктейль выпили. А нового нет. Значит, нет допуска к ядохимикатам. Человек в растерянности. Сейчас он ищет, где ему устроиться, чтобы получить необходимые ингредиенты.
— Может, и так, согласен, но у тебя тоже по нолям, как вижу.
Они помолчали, обдумывая, как быть дальше. Можно было прекратить поиски. За это ругать не будут. Все забыли об этих преступлениях. В конце года Алина перевалит их в отчёте на следующий год, скинув в массив нераскрытых преступлений. Цифра будет расти из года в год, впрочем, оставаясь в среднем на одном и том же уровне.
— Да, по нолям, — скривилась Алина как от зубной боли.
Когда Денис ушёл, она свернула работу, сложив аналитические таблицы в большую стопку. Посмотрела на часы: девятнадцать ноль-ноль. Время есть. И бодро пошагала к дому Людмилы Евгеньевны. Сегодня по плану был поквартирный обход. Все ближайшие дома уже обойдены, люди опрошены, остался этот, который был первым, он же и замкнул цепочку. В начале расследования Алина ограничилась лишь опросом соседки, имя которой не записала. Сегодня же решила найти её и поговорить по душам. Алина часто вспоминала Людмилу Евгеньевну, и хотя не допускала мысли, что та совершила что-то противоправное — в этом сомнений не было, — но что-то было ней такое, что не давало покоя. Дом надо было обойти ещё раз. А может, два и три. И только в третий раз, если обход не приведёт к цели, можно вычеркнуть его из списков отложенных дел.
Папка с бумагами распухла и стала похожа на огромную кучу мусора, но Алина легко ориентировалась в записях, сделанных наспех и на ходу. Выдернув довольно потрёпанный лист бумаги со списками жильцов, долго водила пальцем, пытаясь вычислить ту, с которой разговаривала у подъезда. Нашла быстро. Шестьдесят лет, работающая, живёт одна. Татьяна Михайловна. Несмотря на то, что объект быстро нашёлся, Алина всё-таки решила планомерно обойти всех жильцов и лишь в последнюю очередь позвонить в нужную квартиру.
Кто-то разговаривал через щёлочку, кто-то через цепочку, некоторые приветливо распахивали дверь, приглашая Алину на чай. Удивляясь безалаберности граждан — слишком много мошенников развелось, — Алина отказывалась, памятуя о том, что впереди самый важный разговор с Татьяной Михайловной. Наконец, Алина позвонила в дверь Татьяны Михайловны.
Женщина открыла, припомнив недавний разговор с Алиной, но дальше прихожей не пустила. Так они и разговаривали, топчась на светленьком коврике. Алина с ужасом смотрела на лужицу, натёкшую с её туфель на бежевую замшу. Лето в Петербурге выдалось дождливым. Непрерывные ливни застигали горожан в самый неожиданный момент. Только что светило жаркое солнце и тут же налетал вихрь, сначала сыпались мелкие капли, затем с неба обрушивалась лавина воды. Зонтик не спасал. Слишком бурным был небесный водопад.
— Может, чаю? — спросила интеллигентная Татьяна Михайловна, впрочем, не скрывая надежды, что Алина непременно откажется.
Алина отказалась:
— Что вы, Татьяна Михайловна, спасибо, поздно уже. У меня к вам вопрос по отравлению пса: может, вы видели кого-нибудь после случившегося. Какие-нибудь странные люди не появлялись у дома?
— Это по догхантерам? Нет, никого не видела.
Сказала, как рубанула. И рукой махнула: мол, не помню ничего. Отстаньте уже.
— А у отца Александра нет врагов? Может, поссорился с кем-нибудь?
— Что вы! Он же священник. Ему нельзя ссориться. Заклюют.
И снова рубанула рукой. Алина потопталась у порога и взялась за ручку двери, но, вспомнив, что все замки и ручки имеют свойство сопротивляться ей, убрала руку.
— Это Люська отравила, — сказала Татьяна Михайловна, неприязненно поглядывая на Алину: мол, не веришь мне, а я тебе сразу говорила, а ты не послушала меня. — Люська! Или её подружка Нинка. Они под ручку ходят, не расстаются. Нинка снова у неё живёт. Опять поселилась. Даже за квартиру она платит. И в магазин ходит. А та куда-то пропала. Давно не вижу.
— Так вы Людмилу Евгеньевну давно не видели? — спросила Алина, забыв, что собиралась уходить.
— Да давненько уже — всё эта бегает по лестнице, топает своими каблучищами!
В словах и глазах осуждение своей сверстницы: мол, возраст уважать надо, а не краситься и бегать на каблуках, подобно шлюхам на панели. Алина схватилась за ручку и дверь легко поддалась.
— Спасибо, Татьяна Михайловна, всего вам хорошего!
Замок щёлкнул, дверь захлопнулась.
— И вам не хворать! — глухо донеслось сквозь лязг засова.
Радостно зазвенела цепочка. Татьяна Михайловна провожала случайную гостью с оркестром.
По безлюдной дорожке спешила женщина неопределённого возраста. Впереди себя она катила тележку с грузом. Шла довольно бодро, но груз, упакованный в огромную сумку из синтетической ткани в синюю клетку, постоянно кренился в сторону, угрожая обрушиться на обочину. Женщина поспешно подхватывала сумку, укрепляя её ремнями, но тщетно, груз переваливался набок. Николай Меркушев обогнал женщину, но, взглянув на вспотевшее лицо со смазанным макияжем, остановился.
— Что ж вы такое везёте? Тяжело же! — Крепкой рукой подхватил сумку, поставил на место, затянув ремнём. Покатал тележку туда-сюда, покачал головой. — Я помогу вам. Вам не справиться.
Николай решительно двинул тележку вперёд, но женщина схватилась за ручку, опасливо поглядывая на стажёра.
— Я сама! — с ударением на последнее «а» сказала женщина и попыталась вкатить тележку на ровную часть дорожки, но груз снова накренился.
Женщина состроила плаксивую мину и милостиво позволила Николаю побыть такелажником. Меркушев весело катил тележку и негромко ругался:
— Моя мать такая же: вечно чего-нибудь накупит и таскает на себе. Один раз тележкой ногу разбила.
— Мать? — прошелестела сзади женщина. — Мать!
Николай остановился и оглянулся. Разъярённое лицо пожилой женщины напоминало маску из фильма ужасов. Один глаз закатился в висок, второй за переносицу. Нос размазался по щекам. Губы в яркой помаде нервно прыгали, создавая иллюзию вселенского неравновесия. Николай почувствовал озноб. На его глазах происходило нечто ужасное. Женское лицо быстро менялось, словно кто-то невидимый раскрашивал его в разные цвета.