Жизнь наоборот — страница 42 из 42

— Ты куда пропала, дочь моя?

— Мам! Я сплю, — пробормотала Алина, стесняясь самой себя, что не рада голосу матери.

— Я знаю. Я тебе на работу звонила. Мне всё рассказали.

— Кто?

— Денис твой рассказал. Хороший паренёк. А Воронцов-то предатель! А мне он так нравился!

Голос матери то звенел, то удалялся, то разбивался на части. Однако Алина была далеко: в голове, будто снова звучали слова Дениса, предающие не только её лично, но и всю профессию в целом.

— Ты меня не слушаешь! Совсем от рук отбилась. Чем ты питаешься?

— Мам, не кричи так. Нормально питаюсь. А ты как?

— Я как? Да я с ремонтом замучилась. Тебе квартиру делаю, между прочим. А ты палец о палец не ударишь. Чем ты занимаешься?

— То питаешься, то занимаешься… мам, говори потише, пожалуйста! Я всё слышу. У меня всё нормально. Я приеду, — Алина посмотрела на часы и ужаснулась: она проспала сутки!

Целые сутки. И никто не позвонил за это время. Никто.

— Когда ты приедешь?

— Не знаю, позвоню. На работу пора, пока! Целую, — она бросила трубку на пол и побежала умываться, понимая, что простым умыванием сегодня не обойтись.

Придётся наводить марафет, да не простой, а умопомрачительный, чтобы при виде её все попадали и не встали. С марафетом сборы получились дольше, чем обычно, но когда Алина вышла на улицу, прохожие сломали головы, оборачиваясь ей вслед, словно чувствовали, что мимо них шествует победительница. Да, Алина ощущала себя победительницей. Она несла в руках победу. И пусть небольшую, зато первую в жизни. И с этим предстояло научиться жить. Живут все, неудачники, обыватели, просто люди, а она выбилась в победители. Это особая категория населения. Такие люди на дороге не валяются. Алина ещё выше задрала нос и тут же столкнулась с Малышевым. Он шёл по теневой стороне улицы, задумавшись, и не сразу её заметил.

— Игорь Константинович, здравствуйте! — крикнула Алина, краснея от волнения.

— А-а, это ты, Алинка! — сказал он, разглядывая девичий румянец. — А ты ещё не разучилась краснеть. Надо же!

— А это плохо? — спросила Алина и почувствовала, что покраснела ещё больше.

— Не знаю, наверное, хорошо. А ты куда? На работу?

— Да, меня ждут, — зачем-то соврала Алина.

— Там у вас такие дела, — пробормотал Малышев и двинулся дальше, забыв попрощаться.

Алина проводила его взглядом, ненавидя и любя одновременно. Потом вспомнила, что забыла его пожалеть. Он же страдает. Его предала жена. Малышев одинок. Ничего, выстоит. Всех предают когда-нибудь. Потом и жену-обидчицу кто-нибудь предаст. Нет, нельзя жалеть человека. Надо его любить. Просто любить! Алина весело рассмеялась и побежала в отдел, вспомнив, что её ждут. Она-то знала, что в отделе её ждут всегда!

* * *

У крыльца стояла женщина с опущенной головой. Чёрная одежда подчёркивала стройную фигуру и вдовью участь. Алина издали узнала Аллу Снегирёву. Женщина приехала за останками мужа.

— Постойте, Алина Юрьевна, у меня вопрос, к кому мне обратиться за справками?

— Алла Михайловна, это долгая песня, но эксперты сказали, что у них всё готово. Идёмте, я позвоню и договорюсь, когда вам к ним подъехать. А то заставят ждать, а у вас ведь дети.

Вывернув голову, Алина заглянула Алле в глаза и натолкнулась на чёрную тоску. Да, у вдов не только чёрная одежда, но и тоска.

— Да, дети одни остались, соседи присматривают, вот же как получилось: отправила мужа на заработки, а теперь по кусочкам собираю, — заплакала Алла Михайловна. — Это я во всём виновата! Я!

— Никто не виноват, Алла Михайловна — ни вы, ни ваш муж, — со вздохом возразила Алина. — Это Бельская виновата. Пять лет назад Нинель Петровна отравила мужа и закопала его во дворе под окном своего дома. Потом договорилась с жилконторой и залила это место бетоном. Даже собаки не учуяли. Позже стала сдавать комнату и несколько человек отправила на тот свет, включая Дениса Снегирёва. А свою любимую подругу положила в сумку и на тележке отвезла в парк да там и бросила. Даже не закопала. Просто бросила. Кстати, Людмилу Евгеньевну она пощадила, не обезобразила. Ограничилась отравлением. До сих пор Нинель Петровна ни в чём не созналась, написала явку с повинной только по убийству мужа. На «уличной» показала место, где закопала труп. Про остальное молчит. Мотивы налицо, но она все отрицает: мол, это не я, ничего не знаю. Следователи ищут доказательства. Эксперты работают. Улик достаточно. Тележка в крови, в квартире много следов. У неё маниакально-депрессивный психоз. Сейчас Нинель Петровна на обследовании в психиатрической больнице.

— А мне какая радость, если её признают невменяемой? Мужа-то не вернёшь!

Алла Михайловна зарыдала. Алина обняла её, чувствуя, как сотрясается тело женщины от внутренних спазмов.

— Радости никакой. Зато вы знаете, что произошло, а могло бы тянуться дальше. Ваш муж числился бы в списках без вести пропавших.

— Лучше бы так, лучше бы я ничего не зна-а-а-ала, — завыла Алла Михайловна, и Алина мысленно с ней согласилась.

Наверное, лучше, чем собирать человека по кускам. Для вдовы лучше, а для полицейского нет. Полицейский обязан раскрыть преступление.

— Нет, Алла Михайловна, эта тайна душила бы вас до конца дней — лучше знать правду!

Она подхватила безвольное тело Аллы Снегирёвой, и они направились в сторону отдела. Алла Михайловна молчала, лишь изредка всхлипывала. Алина подумала, что на Раису Фёдоровну, пожалуй, её не хватит: надрывный разговор с вдовой Снегирёва забрал все силы. Однако увидев жену Владимира Белевича, поняла, что та мужественно справляется с горем в одиночку. Помощь и сочувствие она отвергнет. Алина договорилась с экспертами, и вдовы, горестно сведя брови, отправились за необходимыми справками. Алина видела, как они поддерживают друг друга, спускаясь с крыльца.

* * *

За суматохой, последовавшей после задержания Нинель Петровны, Алина не заметила, что в отделе произошли изменения. И лишь когда страсти утихли, а суета закончилась, можно было подсчитать успехи и поражения.

Александра Николаевича отправили на пенсию за недогляд за сотрудниками. И хотя в служебных документах недогляд назывался иначе, Александру Николаевичу от этого легче не было. Он трудно расставался с должностью и службой. Нервничал, ругался, выглядел утомлённым, а после вообще слёг в госпиталь с инфарктом. Вместо него руководить отделом назначили Батанова. Константин Петрович сразу изменился, став недосягаемым для сотрудников. Он приезжал, выезжал, наезжал, и всё это проделывал с ощущением собственной правоты. Алину он не замечал: мол, слишком ты мелкая для меня. Воронцова арестовали, он сидел в следственном изоляторе и писал записки Алине, передавая их через знакомых оперов. В записках жаловался на жизнь, судьбу, клялся Алине в вечной любви, осыпая её комплиментами. На его место назначили Колю Меркушева, и тот мигом заважничал, при встречах надменно кивал, высоко задирая подбородок, явно определив себя в самую высокую касту оперативного братства. Старшим «угонной» группы вместо Батанова стал Дорошенко. С ним произошла самая неожиданная метаморфоза. Повышение повлияло на него в лучшую сторону. Слава стал внимательным и вежливым и совсем перестал материться. Алина долго трясла головой после его галантных приветствий, стряхивая наваждение. Перемены в образе Дорошенко были настолько странными, что она не воспринимала их. Виктор Степанович Кочетов остался не у дел. Батанов бросил его, и Степаныч тихо слонялся по отделу, не зная, где приткнуться.

— Алинка, ну как ты? — воскликнул Степаныч, как-то наткнувшись на Кузину в коридоре.

Алина стояла у окна и смотрела на группу важных и сановных лиц, собиравшихся разъезжаться. Разгромное совещание закончилось. Все сёстры получили по серьгам, а братья по тумакам. Малышев одиноко торчал в стороне от всех. Коренастая фигура слегка накренилась набок, словно Игорь Константинович превратился в Пизанскую башню.

— Это он тебя ждёт!

Степаныч кивнул на Малышева и хитро прищурился: мол, собирайся, поддержи падающую башню, а то совсем к земле накренилась.

— Не думаю, — покачала головой Алина, отвернувшись от окна.

— Ты молодец, Алинка, не ожидал. Какую душегубу поймала. Поймала и обезвредила! Если бы не ты, никто не стал бы заниматься неопознанными трупами. Ты подняла дело, ты! Молодец, девушка!

— Нет, не я, Виктор Степанович! Мы все вместе подняли это дело. Без Дениса я бы не справилась.

— Твой Денис уже в Главке. Приказа ждёт. Его в «резонансный» отдел взяли. На твоих плечах в рай въехал! — в сердцах сказал старик. — А ты всё «вместе-вместе»! Дура девка, цены себе не знаешь!

— Цену не я определяю, — засмеялась Алина, ласково поглаживая рукав пиджака Степаныча.

— А кто?

— Люди. Вы, Виктор Степанович, Батанов, Денис, Алла Снегирёва, Василий. Не мне ставить цену. Люди оценят.

— Ну, пошло-поехало, — махнул рукой Степаныч: мол, завела волынку. — Всё у тебя наоборот, Алина Юрьевна! Вся жизнь против шерсти. Иди вон, Малышев тебя дожидается. Влюбился парень. Смотри, не обижай его. Я его с молодых лет знаю. Он как щенок малый. Его нельзя обижать. У него сердце хлипкое. Иди!

— Нет, Виктор Степанович, не пойду! Пусть ждёт. У меня дела. Мне некогда.

— Да какие там дела? Что ты придумываешь? — ещё больше взъярился Степаныч.

— Важные. Мне с Надькой уборщицей надо встретиться. Она только что звонила. У неё есть хорошая информация.

— Да Надька подождёт. Тебя вон какие важные люди ждут! Иди уже.

Алина засмеялась и пошла по коридору в противоположную от выхода сторону. Отставной полковник с улыбкой смотрел вслед, явно одобряя её решение, но не удержался и крикнул:

— Поперечная ты, Алина Юрьевна! Всё у тебя наоборот!


07.08.2016 г.