До того как я укажу на определенные отличительные признаки для немалого числа растений лапландской флоры, флоры Швеции и Зеландии, растений из гербария Клиффорда и Упсалы, я замечу, что выдающиеся ботаники Гроновиус, Ройэн, Вахендорф, Гортер, В. Жюссье, Ле Моньер, Гэтард, Далибар, Соваж, Колден и Хилл приняли те же принципы. В некоторой степени то же сделали Галлер, Гмелин и другие, чьи труды привели к установлению ряда новых видов.
Ради всех изучающих ботанику, эти рассеянные названия я намереваюсь собрать вместе, прибавив сюда растения, недавно приобретенные, и сведя все в единую систему. Хотя многие виды будут еще найдены, более яркие и приметные признаки будут еще обнаружены и более точные названия будут предложены, я должен был иногда исправлять отличительные признаки, как бы превосходны они ни были.
Нелегко определить существенные признаки для видового названия. Действительно, для этого требуется хорошее знание многих видов, весьма тщательное исследование частей растений, выбор отличительных признаков и, наконец, такое обращение с терминологией чтобы описать их наиболее кратко и уверенно.
Чтобы не смешивать сомнительные растения с теми, которые установлены точно, я опустил все, что не видел, поскольку часто был обманут другими авторами. Если же случалось, что я не мог как следует изучить растение или же я располагал дефектным экземпляром, то это отмечено знаком «†», чтобы другие могли предпринять более полное рассмотрение. Если же, Бог даст, кто-либо пришлет мне растения, не названные в этой небольшой книжке, то в следующем издании я их опишу с почетным упоминанием их предоставившего.
Число растений во всем мире несомненно гораздо меньше, чем считалось, и я на основании достаточно точных оценок полагаю, что их число едва достигает 10 000.
Общеупотребительные названия я вынес на поля книги с тем, чтобы просто представить одно растение одним названием; правда, эти названия я приводил без особого выбора, оставив это для другого случая. Однако я хотел бы со всей серьезностью предупредить всех разумных ботаников не предлагать общеупотребительные названия без соответствующих характерных отличий, чтобы не допустить возврата науки к прежнему несовершенству.
Для европейских растений я включил очень небольшое число синонимов, удовлетворившись выдающимся «Иллюстратором» С. Баугина. Однако для экзотических растений указано несколько синонимов, поскольку они сильнее различаются и менее привычны.
Чтобы сделать справочник доступным для начинающих, в сомнительных случаях необходимо было добавить описания, исключающие какие-либо неопределенности.
Место произрастания указано обычным для меня образом. Для более известных растений кустарники отмечены знаком ħ, многолетники ʮ, двухлетники ♂ и однолетние растения ʘ.
Я использовал (и добавил) несколько новых родов, некоторые я не изменил и в новом издании «Родов растений» в скором времени я предполагаю их привести.
Я никогда не возвращал стрелы моих противников. С невозмутимым сознанием я переносил жестокие нападки, обвинения, издевки и насмешки (во все века награждающие труды выдающихся людей). Я не завидую их авторам, если они так добиваются славы у толпы. С этим я примиряюсь, не пошевелив пальцем, и не стоит ли мне сносить всю эту несправедливость, если я награжден высшими похвалами истинных и действительно признанных ботаников, с которыми мои противники должны считаться. Ни мои трудно прожитые годы, ни положение, которое я занимаю, ни мой характер не позволяют мне воздать моим врагам око за око, зуб за зуб, и то недолгое время, которое мне осталось, я спокойно уделю более полезным наблюдениям. Явления природы следуют своим законам, и так же как ошибки в суждении о них не могут быть оправданы, истина, опирающаяся на наблюдения, не может быть растоптана даже целым сонмом ученых. Пусть судят меня внуки, ибо:
Зависти пища — живой; как умрешь, успокоится зависть.
Каждому будет тогда в меру зависти почет.[49]
Написано 2 мая 1753 года в Упсале.
ГУМБОЛЬДТ
Александр Фридрих Вильгельм Гумбольдт родился в Берлине, в семье прусского офицера. Он учился в Геттингене, где большое влияние на него оказал натуралист и путешественник Форстер. Далее он продолжил свое образование в Фрейбургской горной Академии, которую окончил в 1791 г. Некоторое время Гумбольдт работал чиновником Горного департамента в Берлине, затем обер-бергмейстером в Байрейтском и Ансбахском горных округах. С 1790 г. он много путешествовал по Европе и посетил почти все основные ее страны. Получив наследство, в 1797 г. Гумбольдт оставил службу, и в 1799 г. вместе с французским ботаником Бонпланом предпринял пятилетнее путешествие в Америку для исследования природы обоих ее континентов. Вернувшись в Европу, он 20 лет обрабатывает свои наблюдения, методика которых стала примером для многих последующих исследователей. Его путевые заметки привлекли всеобщее внимание, а в 1807 г. Гумбольдт выпустил одно из своих наиболее известных сочинений—«Картины природы», часть которого посвящена географии растений (раздел ботаники, созданный Гумбольдтом).
В 1829 г. шестидесятилетний ученый совершил длительное путешествие по России— через Средний Урал к Алтаю. Возвратившись в Берлин, Гумбольдт в течение ряда лет вместе с Гауссом занимался организацией сети магнитных и метеорологических обсерваторий. В это же время Гумбольдт начал работу над синтетической картиной мироздания «Космос»; однако смерть застала его в работе над пятым томом этого всеобъемлющего сочинения.
Идеи и концепции Гумбольдта оказали большое влияние на становление физической географии, метеорологии, геологии, а затем и геофизики. Он был выдающимся популяризатором науки, известным и читаемым во всем мире. Гумбольдт был принят и при Прусском дворе, и популярен среди своих студентов. Брат Александра Гумбольдта Вильгельм был известным филологом, философом, языковедом и государственным деятелем. Ныне имя братьев Гумбольдтов носит Берлинский университет ГДР.
Мы приводим предисловие к труду «Идеи о географии растений» (1807).
После пятилетнего отсутствия в Европе, после пребывания в странах, многие из которых никогда еще не посещались естествоиспытателями, мне следовало бы, быть может, спешить с кратким ознакомлением описания моего путешествия. Я смею себе даже льстить, что такая поспешность отвечала бы желанию общества, значительная часть которого проявила такое ободряющее внимание как в отношении моей личной безопасности, так и в отношении успеха моего предприятия.
Но я подумал, что полезнее будет для науки, прежде чем говорить о себе и о тех препятствиях, которые я должен был преодолеть в тех отдаленных странах, дать общую картину главных результатов наблюдавшихся мною явлений.
Такой картиной природы и является этот труд, который я в настоящее время и смею предложить вниманию натуралистов, отдельные части которого получат в дальнейших моих работах более детальную разработку.
В этой картине природы я сопоставляю все явления, наблюдаемые нами как на поверхности нашей планеты, так и в атмосфере, которая ее окружает. Естествоиспытатели, знакомые с современным состоянием наших опытных знаний, в особенности в области метеорологии, не удивятся, увидев, что столько разнообразных предметов рассматриваются па протяжении столь немногих страниц.
Но мой труд сделался бы еще короче, если бы я смог потратить больше времени на их обработку, так как моя картина природы должна была бы представлять собою лишь общие точки зрения, лишь верные факты, выраженные в точных цифрах.
Начиная с моей ранней юности, я подбирал идеи для подобного труда. Свой первый набросок географии растений я передал в 1790 г. знаменитому спутнику Кука, моему другу Георгу Форстеру, имя которого я никогда не могу произнести без чувства глубокой благодарности. Изучение различных областей физико-математических знаний, которыми я после того занимался, дало мне возможность расширить эти мои первые идеи. Но в особенности я обязан моему путешествию в тропические страны материалами для этой работы. В созерцании объектов, которые я должен был описывать, в окружении мощной, но по самой ее внутренней борьбе благодетельной природы у подножья Чимборасо, я написал большую часть из этих страниц. Я считал необходимым озаглавить их «Идеи о географии растений». Всякое другое, менее скромное, заглавие сделало бы более заметным несовершенство моего труда, так что его не спасло бы и само снисхождение общества.
Оставаясь верным направлению эмпирического исследования природы, которому была до сих пор посвящена моя жизнь, я и в этом труде расположил многочисленные явления скорее одно рядом с другим, а не представил их, углубляясь в природу вещей, в их внутренней связи между собой.
Это положение, указывающее тот исходный момент, с точки зрения которого, я смею надеяться, меня будут оценивать, должно вместе с тем свидетельствовать и о том, что когда-нибудь станет возможным представить натурфилософски картину природы совершенно другого рода и гораздо более высокого порядка. Как раз такая возможность, в которой я до моего возвращения в Европу сам почти сомневался, такого рода сведение всех явлений природы, всякой деятельности созидания к никогда не прекращающейся борьбе взаимно противостоящих основных сил материи получило обоснование в смелом труде одного из наиболее глубокомыслящих людей нашего столетия.
Не будучи вполне чуждым духа шеллинговской системы, я далек от убеждения о вредности чисто натурфилософского подхода для эмпирического знания, так же как и в необходимости вечного столкновения эмпириков и натурфилософов, как двух враждующих полюсов. Немногие из натуралистов жаловались так громко, как я, на неудовлетворительность современных теорий и характер их изложений; немногие так определенно заявляли о своем неверии в существование специфической разницы в так называемых основных веществах («Опыты раздражения мускулов и нервных волокон», т. I. стр. 376, 422: т. II. стр. 34, 40).