Кто же может с большей радостью, чем я, принять систему, которая, отбросивши атомистику и односторонние воззрения, последователем которых и я сам некогда был и которые сводят все разнообразие материи просто к различию в плотности и заполнении пространства, обещает пролить яркий свет на организм и на до сих пор естествознанию недоступные явления тепла, магнетизма и электричества.
Картина природы, которую я здесь даю, основывается на наблюдениях, установленных отчасти мною одним, отчасти совместно с Бонпланом. Соединенные в течение долгих лет узами тесной дружбы, пережившие вместе все тягости жизни в неразвитых странах и в условиях неблагоприятных климатов, мы решили, что все работы, которые явятся плодом нашей экспедиции, должны носить наши оба имени.
В процессе написания этого труда в Париже я пользовался часто советом знаменитых ученых, в тесном контакте с которыми я имел счастье жить. Лаплас, имя которого не нуждается в моих похвалах, принял с момента моего возвращения из Филадельфии самое теплое участие в обработке сделанных мною в тропиках наблюдений.
Его все просвещающее, благодаря громадности эрудиции и силе гения, участие имело на меня такое же живительное влияние, как и на любого из молодых людей, которым он охотно жертвует своп немногие свободные часы.
Обязанности дружбы требуют, чтобы я назвал и Био. Его проницательность естествоиспытателя в счастливом сочетании с точностью математика способствовали тому, что он был очень полезен при обработке моих путевых наблюдений.
Многие данные о распространении плодовых деревьев я заимствовал из прекрасного труда Синклера. Де-Кандоль и Рамон сообщили мне интересные факты по географии растений в Швейцарских Альпах и Пиренеях.
Другими же сведениями я обязан классическим произведениям моего старого друга и учителя Вильденова. Казалось целесообразным бросить взгляд на умеренную зону и сопоставить распространение европейских видов растений с южноамериканскими.
Я не могу опубликовать первые результаты своего путешествия в тропические страны, не воспользовавшись возможностью принести испанскому правительству, которое в течение целых пяти лет оказывало исключительное содействие моему путешествию, дань моей глубокой и почтительной благодарности.
Работая в условиях такой свободы, которые до того ни одному чужестранцу или вообще частному человеку не были предоставлены, живя среди благородной нации, которая несмотря на давление событий сохранила присущие ей характерные черты, я почти не знал в этих отдаленных странах других препятствий, кроме тех, которые природа ставит перед человеком.
Воспоминание о моем пребывании в Новом свете всегда будет связано с живейшим чувством благодарности за любезные отношения, испытанные мною как в испанских колониях обоих полушарий, так и в североамериканских свободных штатах, со стороны всех классов населения.
Рим, толь 1805 г.
ЛАМАРК
Жан Батист Пьер Антуан де Моне Шевалье де Ламарк родился в Базантине, на севере Франции. Он был самым младшим из одиннадцати детей в большой семье мелкого помещика. Жан Ламарк окончил иезуитскую школу в Амьене и шестнадцати лет отправился на войну, которую Франция тогда вела с Англией и Германией. Он участвовал в боях в Нидерландах; был ранен, за храбрость получил офицерское звание. Однако будущий натуралист оставил традиционную для семьи военную карьеру. В 1772 г. он направился в Париж, где поступил на медицинский факультет Сорбонны. К этому времени относится и возникновение глубокого интереса Ламарка к ботанике. Проучившись 4 года в Университете, но так и не получив диплома врача, Ламарк начинает работать в Ботаническом саду, ставшем благодаря Бюффону к тому времени выдающимся научным учреждением.
В 1778 г. Ламарк публикует свою «Флору Франции», явившуюся существенным вкладом в систематику растений. Вскоре его избирают в адъюнкты Парижской Академии. В последующие годы Ламарк совершает длительное путешествие, знакомясь t коллекциями растений и ботаническими садами Европы.
После Великой Французской революции Королевский Ботанический сад был преобразован в Музей Естественной Истории с шестью кафедрами для преподавания естественных наук. Ламарк получил там кафедру зоологии, хотя он и был ботаником. С этого времени он начал систематические исследования в области зоологии беспозвоночных. Его работы завершились публикацией фундаментальной семитомной «Естественной истории беспозвоночных» (1815—1822), в введении к которой содержится изложение эволюционных представлений Ламарка, оказавших прямое влияние па Дарвина.
Годы профессорской деятельности Ламарка отмечены выходом и ряда других работ, посвященных проблемам геофизики и метеорологии. Большов влияние на развитие естествознания оказала его монография «Гидрогеология» (1802), где Ламарк выступил с теорией постепенного изменения лика Земли под действием вод, ветра и солнца, отвергая предположения о мировых катастрофах, признававшихся тогда многими учеными за главные причины развития земли и живого. Заметим, что в этой книге Ламарк широко ввел название науки о жизни — биология.
За 10 лет до смерти Ламарк ослеп; умер он в возрасте 85 лет на руках у двух своих дочерей, одинокий и забытый соотечественниками. Ниже следует предисловие к «Философии зоологии» (1809), основному его сочинению.
Опыт преподавательской деятельности заставил меня почувствовать, насколько полезна была бы теперь философия зоологии, т.е. собрание правил и принципов, относящихся к изучению животных и одновременно приложимых и к другим разделам естественных наук, насколько полезна была бы она именно теперь, когда наши знания фактов из области зоологии достигли, примерно за последние тридцать лет, столь значительных успехов.
Вследствие этого я и попытался дать набросок такой философии, чтобы использовать его в моих лекциях и облегчить моим ученикам понимание того, что я им излагаю. Иной цели у меня тогда не было.
Но для того, чтобы выработать принципы и на основании их установить правила, которыми следовало руководствоваться при изучении предмета, я вынужден был заняться рассмотрением организации различных известных нам животных; обратить внимание на своеобразные различия в организации животных каждого семейства, каждого отряда и в особенности каждого класса; сравнить способности, которыми эти животные обладают, в соответствии со степенью сложности их организации у каждой породы и, наконец, исследовать наиболее общие явления этой организации во всех главных случаях. Поэтому я вынужден был постепенно включать в круг своего внимания проблемы, представляющие величайший научный интерес, и обратиться к исследованию наиболее сложных вопросов зоологии.
Мог ли я в самом деле быть свидетелем исключительно интересной деградации, наблюдаемой в организации животных, при рассмотрении образуемого ими ряда, от наиболее совершенных и до самых несовершенных из них, не пытаясь исследовать причины этого неоспоримого и замечательного факта, очевидность которого подтверждается столькими доказательствами? Не должен ли я был прийти к мысли, что природа создавала различные живые тела, постепенно переходя от самого простого к самому сложному, ибо, если подыматься по лестнице животных от самых несовершенных и до наиболее совершенных из них, мы увидим, что организация становится все сложнее и совершеннее? Эта мысль приобрела в моих глазах характер безусловной достоверности, после того как я установил, что простейшей организации не свойствен ни один специальный орган и что живые тела с подобной организацией обладают только теми способностями, которые присущи всем живым телам вообще, но ни одной, присущей исключительно им; когда я понял, что по мере того как природа создала один за другим различные специальные органы и все более и более усложняла организацию животных, последние приобретали соответственно степени сложности их организации различные специальные способности, которые у наиболее совершенных животных являются многочисленными и даже выдающимися.
Эти соображения, которым я не мог не уделить внимания, привели меня вскоре к исследованию вопроса, что представляет собой в действительности жизнь, и к изучению тех условий, которых требует это естественное явление для своего возникновения и сохранения в (одаренном жизнью) теле. Я, не колеблясь, приступил к этим исследованиям, так как был убежден, что надлежащие средства для решения этой, по-видимому, столь сложной проблемы могут быть получены исключительно путем изучения наиболее простой организации, ибо только она представляет совокупность тех условий, которые необходимы для существования жизни, и не осложнена в то же время ничем, что могло бы ввести нас в заблуждение.
Но так как все условия, необходимые для существования жизни, ужо представлены полностью на низшей ступени организации, будучи доведены здесь до предельной простоты, то предстояло выяснить вопрос, каким образом эта организация благодаря тем или иным видоизменяющим ее причинам могла произвести другие, менее простые ее формы и обусловить постепенное появление все более и более сложных систем организации, наблюдаемых нами на всех ступенях лестницы животных. И вот, опираясь на два приведенных ниже положения, к которым я пришел путем наблюдений, я нашел, как мне кажется, решение интересующей меня проблемы.
Во-первых, множество известных нам фактов доказывает, что непрерывно возобновляемое употребление органа способствует его развитию, укрепляет и даже увеличивает его, между тем как отсутствие употребления, сделавшееся для какого-либо органа привычным, вредит его развитию, ослабляет и постепенно уменьшает его, и наконец, приводит к его исчезновению, если это отсутствие употребления длительно сохраняется у всех индивидуумов последующих поколений. Отсюда ясно, что когда изменение обстоятельств вынуждает индивидуумы какой-либо породы животных изменять свои привычки, то менее употребляемые органы мало-помалу уничтожаются, между тем как более употребляемые усиленно развиваются и приобретают мощь и размеры, соответствующие привычному их употреблению индивидуумами данной породы.