Жизнь не так коротка — страница 25 из 65

Когда странный человек ушел, Тишка улегся на прежнее место и в прежней позе. Он думал, что скоро уснет, но через полминуты зачем-то вскочил и уставился вдоль дороги, в ту сторону, куда ушел этот человек. Тишка постоял так немного, слегка помахивая хвостом, а потом тихонько заскулил. Этого никто не слышал, пес несколько раз принимался жалобно скулить и снова замолкал. Ему было сейчас очень плохо. Человек разбудил в нем непонятную надежду, и Тишке было страшно и тоскливо оттого, что эта надежда, скорее всего, не сбудется. Лучше бы он не проходил здесь, не трепал его за ухо и не говорил никаких ласковых, ободряющих слов.

— Ну вот, Тишка-Етишка, скоро новая жизнь у тебя начнется, — Серега Захаров стоял на крыльце и, прищурившись, разглядывал его сквозь сигаретный дым. — Надо бы тебя подкормить, а то еще раздумает этот малахольный…

Он налил Тишке усиленную порцию баланды, в которой даже оказалось несколько кусочков говяжьих жил и большая сахарная кость. Пес, разумеется, все это охотно съел. А потом что-то опять загрустил, плоско улегся на бок в тени забора, вытянув лапы, и, если смотреть на него сверху, был очень похож на небольшого игрушечного коня, на котором в детстве качался беззубый Серега, стремительно подвигаясь в лихую кавалерийскую атаку. На голове его, помнится, был тогда красноармейский шлем-буденовка, а в руке пластмассовая сабля.

— Смело́ мы в бой пойдем!.. — гундосо пропел мужик. — А может, не отдавать тебя, Тихоня? Кто его знает, что за человек-то. Может, он туберкулезник, я слышал, они собачье мясо специально едят…

Но тут же, вспомнив о деньгах, он мотнул головой:

— Не, не похож. Просто понравился ты ему, вот и все. Вон ты какой хороший-то у нас: здоровый, лохматый, — мужик погладил собачий бок, и Тишка удивленно глянул на него, приподняв голову. — Да и нечего тебе здесь делать, ёптырь…

Мужик встал, отряхнул руки и быстро ушел, насвистывая себе под нос нечто кавалерийское.

Это странное поведение тюремщика еще больше укрепило Тишку в мысли, что не за горами какие-то существенные перемены в его жизни. Но все равно ему было до того плохо, что даже нос сделался сухим, и Тишка почти беспрерывно чесался. Совсем зажрали эти проклятые блохи!..

Прошло несколько долгих дней. Солнышко прибывало и грело все жарче. Высунулась из земли трава. Тишка щипал ее свежие побеги, набирая потерянные за зиму витамины. Полетели мухи, бабочки, комары. Природа оживала на глазах. Все вокруг было свободным, наглым и жадным, все вокруг плодилось, размножалось и весело пожирало друг друга. И только Тишка уныло сидел на короткой железной цепи. У него была лишь его будка, его миска и очень маленькая надежда на освобождение. И надежда эта все уменьшалась.

Но пришел великий день. Тишка понятия не имел о том, что его тюремщик сегодня уже с утра ждет обещанных денег. Шепелявый Серега раздобыл кусок узкой брезентовой вожжи, сделал новый чистый ошейник, и осталось еще метра два на поводок. Он вылил на Тишку несколько ведер теплой воды, чтобы слегка отмыть его и привести в нормальный собачий вид. После бани новый ошейник был торжественно натянут на шею пса. Он оказался туговат и еле налез, Тишка едва не остался без ушей. Поводок был пристегнут к ошейнику стальным карабином, и после этого тюремщик, сделав два шага назад, полюбовался на дело рук своих.

— Вот, теперь не отвертится! Да за такого пса надо было сразу штуку просить… Эй, Тишка-Етишка, ты, случаем, не породистый у нас?

Сухарев пришел вовремя, как и обещал. Пожал руку мужику, спросил:

— Ну, как там поживает наш Тихон?

— А что с ним будет, жив-здоров и весел! Только тебя и ждет.

— Ждет? Ну-ну…

Сухарев прошел к будке, а Тишка и правда уже сидел там на стреме, радостно помахивая хвостом.

— Здравствуй, Тиша, — сказал Дмитрий Иванович.

И тут Тишка проделал свой фирменный полузабытый трюк — встал на задние лапы, а сложенными передними несколько раз просительно лягнул в воздухе в сторону Сухарева.

— Ай ты, собака такая! — обрадовался Сухарев и принялся всячески трепать и гладить Тишку.

Серега Захаров, глядя на это, пришел к выводу, что отдает пса в надежные, добрые руки, да и сам пес, как видно, очень даже не против.

— Вот и хорошо, — кашлянул он за спиной Сухарева. — Однако, пора мне… задержался я тут с вами.

Сухарев отдал ему обещанные деньги. Потом вытащил из кармана чекушку водки:

— Вот, и это тоже возьми. Премия.

— Ну, спасибо, — сказал Захаров. Он был доволен. — Давай, Тихон, кончилась твоя отсидка. На свободу — с чистой совестью! Счастливо!

Он пересадил Тишку с цепи на заранее приготовленный поводок и передал его в руки Сухарева.

— Держи, хозяин.

Дмитрий Иванович взял поводок, и вдвоем с Тишкой они пошли по дороге.

Тишка впервые за очень долгое время покинул пределы своего заточения, он смотрел вокруг дикими глазами. Однако у него и мысли не было, что его отпустят на свободу совсем.

— Гулять, Тиша! — сказал Сухарев, отцепляя карабин. Тишка визгнул и пошел гулять.

Конечно, Сухарев здорово рисковал, отпуская пса. Но ему хотелось, чтобы все было определено с самого начала: если пес не захочет идти с ним, то и не надо, насильно мил не будешь. А уж если вернется, то полный порядок.

Тишка носился по полю как оглашенный. Сейчас было особенно хорошо заметно, что это, в сущности, всего лишь маленький ребенок, которого отпустили из угла после долгого наказания. Пес размахивал хвостом, прыгал, едва через голову не кувыркался. Собрал на свою длинную шерсть все прошлогодние репьи вдоль канавы. Пасть его была широко разинута, язык вывален. Он задыхался с непривычки, солнце грело очень сильно, да и ошейник не давал дышать свободно, так что очень скоро он устал. Напился из лужи.

Сухарев наблюдал за ним, медленно двигаясь по дороге. Тишка тоже не выпускал его из виду и держался поблизости. Вроде все шло хорошо. У Дмитрия Ивановича была с собой приманка, но он пока не хотел использовать этот запрещенный прием, надеялся, что Тишка придет к нему сам. Так и случилось.

— Тиша, Тиша, иди сюда, — позвал Сухарев и похлопал себя по бедру.

Разумеется, Тишка знал про колбасу, нос-то у него был. Но про это свое знание он ничего не сказал, просто подбежал и ткнулся носом в руку Дмитрия Ивановича.

— Хороший, хороший, умница, — сказал Сухарев. — Я тебе потом дам колбаски, когда отойдем подальше. Нам еще далековато идти.

А псу было все равно, куда идти. Лишь бы подальше отсюда, и в компании с тобой — так перевел Дмитрий Иванович выражение собачьих глаз.

Сухарев достал нож и, разрезав слишком тугой ошейник, бросил его в канаву за ненадобностью.

— Иди, иди, погуляй еще. Насиделся в конуре-то своей.

Тишка снова умчался в поле, собирать еще оставшиеся репьи.

Так у человека появилась собака, а у собаки — хозяин.

Началась для Тишки настоящая, трудовая, осмысленная жизнь. Теперь он был помощником пастуха со своими определенными обязанностями. Обязанности эти он понял очень скоро, вернее, инстинктивно почуял, что от него требуется.

Коров в стаде было около двух сотен, в основном крупные, спокойные животные костромской молочной породы. Они предпочитали неспешно ходить каждый день по своим излюбленным местам, трудолюбиво пережевывая жвачку. Но попадались среди них и блудливые, хитрые твари, которых хлебом не корми, а дай только устроить какую-нибудь пакость. Самое малое, что они могли сделать, это отбиться от стада, уйти в речные тростники или вообще спрятаться в овраге, а некоторые особо нахальные норовили повалить изгородь и вломиться в чей-нибудь огород. Когда же Сухарев гонял их, ругаясь и громко щелкая кнутом, они недовольно мычали и угрожающе поводили рогами.

Вот Тишкина задача и состояла в том, чтобы пастух за ними не бегал. Стадо должно было держаться плотно, не разбредаться слишком сильно, каждая корова на виду. И если какая-нибудь Зорька собиралась уйти на сторону или просто отстать, Тишка должен был призвать ее к порядку.

Хотя он был мирный пес, ему в самом начале все-таки пришлось несильно хватануть зубами за ноги двух-трех особо озорных коров, и вскоре те поняли, что лучше не баловать. Тишка успевал везде, он был одновременно и внутри стада, и со всех его сторон. По первому сигналу хозяина он научился поворачивать движение тяжкой, рогатой коровьей массы. Достаточно было псу несколько раз лязгнуть зубами и рыкнуть, как эти огромные в сравнении с ним животные, словно корабли, уже послушно разворачивали свои крутые бока. Тишка прямо родился для этой работы, она ему нравилась, и еще больше нравилось, что он был не один, а со своим хозяином.

Дмитрий Иванович тоже был, в общем, доволен. Все вышло так, как он хотел. Если сначала он сомневался, получится ли у него работать здесь, то очень скоро убедился, что ничего особо сложного в пастьбе нет. Правда, все-таки следуя рекомендациям, полученным из тех заранее прочитанных мистических книжек, он совершил важный обряд. Пока никто не видел, он трижды обошел стадо, шепча заклинанья-обереги. При этом тащил по земле длинный кнут, доставшийся ему в наследство от прежнего пастуха; кнут висел через плечо, на другом плече была сумка, в правой руке Сухарев держал самодельную дудку, а в левой — вареное яйцо. Только после того, как все это было проделано, Дмитрий Иванович по-настоящему успокоился и почувствовал уверенность. Странное дело, но и скотина после этого стала слушаться его куда больше.

Ежедневно пастух со своим стадом двигался сначала мимо реки, а потом ходил возле леса. Иногда он разрешал коровам пройти по веселой, светлой опушке, не углубляясь далеко в чащу. Он знал, что эта живописная, праздничная окраина — лишь начало большого старого бора, который тянется тут на пару десятков километров, и в нем полно всякого зверья. Так что в этих местах надо было держать ухо востро. Но по вечерам, когда его работа заканчивалась, он любил приходить сюда с Тишкой. Сидел на поваленном дереве, смотрел на звезды, жег небольшой костерчик и пек себе на ужин картошку. Погода стояла теплая, и он обычно не хотел идти в деревню на ночевку — сделал небольшой шалаш, да там, случалось, и спал до утра, когда пес поднимал его на работу лучше всякого будильника. Сухарев перестал стричься и бриться, как положено настоящему пастуху. По утрам, вылезая из шалаша с непродранными ото сна глазами, он был очень похож на лешего. Даже комары его перестали кусать. Между прочим, с настоящим лесовиком он тоже постарался завести дружбу, чему следовали свои обряды и заклинанья…