Наверное, тогда он и решил твердо: пора продавать. Курс не курс, растет там или падает, а поменять на рубли и тут же в магазин. Приобрести магнитофон для Пашки да пальто для Зинки. И нечего больше рассуждать. Ведь на всю жизнь этих несчастных долларов не хватит.
Да и заметил он, что люди стали как-то отдаляться от них с Зиной, когда узнали о привалившем счастье. Сначала Тимофеевы рассказывать никому не хотели, но как-то так само уж получилось, что через два дня после происшествия о нем знали все, а через неделю это была старая новость. Теперь Тимофеевых считали капиталистами, но это ладно, в конце концов, у каждого в жизни бывает момент, когда он вдруг становится обладателем хотя бы небольшой суммы, которой могут позавидовать окружающие. Деньги, как знали все, были не заработанные, а дурные, свалившиеся ниоткуда без видимых причин. Это несправедливо. Потому что вокруг много людей не менее достойных… И даже Серега Захаров, пивший пиво за Тимохин счет, потребовал себе дополнительно бутылку водки. Тимоха не спорил. Он уже устал говорить людям: чего же вы сидели по домам, шли бы, когда гудок гудел, или лень было мерзнуть да с трактором возиться? Конечно, никого такие объяснения не удовлетворяли, ибо не в пустых словах тут дело, а в зеленых долларах, а они были в кармане у Тимохи…
И вот он поехал в город. Давно там не был, почти десять лет. Волновался страшно, так что Зинка его даже успокаивала накануне, давала пить валерьянку. Хотя чего волноваться-то, место не чужое, родился, вырос там…
Ранним утром он дождался рейсового автобуса, влез в салон, пыхтя от страха, сжимая в кармане куртки четыре пропотевших насквозь купюры, и почти всю дорогу с подозрением поглядывал на случайных своих соседей — кто из них следит, умышляет недоброе? Ему казалось, что каждый встречный знает о деньгах, о той огромной сумме, что почти беззащитная лежит в его кармане. Ведь человеку много ли надо — два раза дай ему по голове, и он уже не встанет…
Город вроде бы остался прежним, перемен внешне было немного: настроили, правда, новых зданий, да стало почище, а в остальном все то же, узнать можно. Валентин прошелся по центру, как на экскурсии, приглядываясь к вывескам банков, густо усеявших лучшие улицы, к курсам валют, выбирая, где побольше, но решил не торопиться (время терпит), промерил сначала своими тяжелыми ботинками волжскую набережную насквозь. Здесь было, конечно, очень красиво, но люди жили совсем другие, равнодушные к его делам и заботам, занятые собой и чем-то таким, за что Валентин не дал бы и копейки.
По набережной стайками гуляли молодые беззаботные девчонки — одна мороженое ела, другая пила сок, а третья совершенно безбоязненно тянула пиво. Одеты все как с иголочки, сплошная красота. Валентин с тайной грустью посматривал на них исподлобья: да, жаль, не довелось в свое время попробовать студенческой жизни. А ведь многое, наверно, потерял…
Перед армией он хотел поступать, но его знания не вызвали энтузиазма у комиссии. И его забрили на два года, а потом все завертелось со страшной скоростью: Зинка, ее беременность, спешная свадьба, переезд, хозяйство, ребенок… Как будто вчера все было, вот вроде только рукой махнул, а ведь сколько лет прошло, с ума сойти. Старик уже, почти старик, и нечего на девок пялиться. «Женою юности твоей утешайся, ибо зачем тебе другие». Все, иди деньги менять, да в магазин, нечего зря душу травить. Домой приедешь — полегчает.
Он решил продать доллары в государственном Сбербанке. Там хоть и курс ниже был, но зато и гарантия, что не обманут, не обсчитают и вообще выдадут взамен чужих денег настоящие, свои.
У входа в банк его встретили двое улыбчивых юношей в приличных костюмах.
— Мужчина! Вы не валюту сдавать?..
— Нет, — хмуро буркнул Валентин, протискиваясь мимо них в дверь. — Я за квартиру платить.
— Здесь коммунальные платежи не принимают. А мы, если у вас доллары, купим дороже на двадцать копеек, в банке курс очень низкий, подумайте…
И откуда они узнали, черти, на лице у меня написано, что ли? Потея от волнения, постепенно успокаиваясь, Тимоха решал, что делать дальше. Курс действительно низкий, разница будет… сорок рублей. Ого! Совсем не лишние ему рублики! А тут еще очередь в обменник не движется, как специально, да паспорт спрашивают. Валентин, хоть и был с документами, как-то без особой радости выяснил для себя, что родное государство хочет знать о каждом своем гражданине, который меняет валюту.
Это не улучшило его настроение. Он постоял-постоял, не понимая ни слова, пробежал глазами развешанные по стенам банковские документы, подумал-подумал… Черт с ним, пойду к этим ребятам, с виду они вроде ничего, авось не обманут. Уж они-то паспорт предъявить не попросят. Только надо держать ухо востро. Деньги — из рук в руки, пересчитать сразу же и все такое. Знаем мы эти дела, нас не проведешь…
Он вышел на улицу, и один из юношей с дружеской улыбкой мгновенно прилип к нему.
— Ну как, надумали? У нас все по-честному, без обмана, деньги при себе, — юноша небрежно вытащил пачку пятисотрублевок и помахал ею, словно веером, перед лицом Тимохи.
— Надумал, — сказал Тимоха, красный от натуги и стыда. — Только слушай, парень, если у тебя в кармане такие деньжищи, зачем ты тут на улице мерзнешь? Купил бы какой-нибудь магазин, что ли, да и работал…
— Курочка по зернышку клюет, — усмехнулся тот. — Может, и куплю потом. Но для этого пока нужно вот здесь стоять, мерзнуть. Зарабатывать стартовый капитал… Кстати, как у вас с капиталом, сколько будем менять?
— Это… двести, — сказал через силу Тимоха. И сказав это, раскрывшись перед незнакомыми людьми, вдруг почувствовал облегчение. — Двести баксов, значит. Валюта. Такие вот дела.
— Какими купюрами?
— По пятьдесят, — лихо ответил Валентин — так, словно бывал здесь каждый день, дело привычное. — Четыре штуки всего.
— Понятно, что четыре, — успокоили его. — Можно взглянуть?
— Можно, только…
— Сразу же отдам назад, не волнуйтесь! Просто нужно же мне убедиться, что деньги у вас действительно есть и что они настоящие.
— Ну… смотри, — сказал Тимоха, протягивая одну купюру и не выпуская ее из рук.
Юноша попытался ощупать купюру, но это у него не получилось, он даже сконфузился от такой неудачи и еще от того, что человек ему, такому прямо насквозь честному, почему-то не доверяет.
— Да я не съем, — сказал он, — никуда ваш полтинничек не денется.
Тимоха задумался, отвлекся на секунду внутрь себя, а юноша в это время как-то очень ловко вынул деньги из ослабевших Тимохиных пальцев. Предъявил купюру хозяину: вот, ничего с ней не произошло — и стал ощупывать, сворачивать, мять и скрести на ней краску, да так рьяно, что Тимоха перепугался. Поцарапает еще, стервец, кто ее потом возьмет?
— Следующую, — потребовал вдруг юноша очень недовольным тоном, и брови его сурово сдвинулись.
«Чего это он? — испугался Тимоха. — Неужто фальшивая? Обманул банкир, всучил дрянь, а я сколько нервов-то потратил!» Без слов он протянул следующую купюру, и ее постигла та же участь — юноша начал сворачивать ее и скрести. И две другие, впрочем, тоже.
— Это что, у вас все такие? — презрительно спросил юноша, рассмотрев последнюю купюру.
— А какие такие? — спросил Тимоха с виду храбро, но дрожа всем ливером.
— Девяносто четвертого года. Вот, смотрите сами, — и сунул сложенные купюры под нос Тимохе.
Тимоха слепо склонился над зелеными бумажками и попытался рассмотреть дату их выпуска, но ничего не увидел, потому что не знал, где смотреть.
— А что тебе не нравится-то? Если даже и девяносто четвертого — что они, не ходячие? В Америке, говорят, деньги чуть не по сто лет действительны.
— Так то в Америке, а мы с тобой в России живем, — пренебрежительно заметил юноша, эмоционально махнув рукой с деньгами и неожиданно переходя с Тимохой на «ты». — Здесь ценятся новые, с иголочки, а не такие пиленые, как ты принес. Ну да ладно, возьму, на десять копеек дороже, чем в банке.
— Говорил же — двадцать!
— Говорил. Я думал — новые…
— Знаешь что, паренек, давай-ка сюда мои денежки, и я пошел. А ты жди другого дурака, — заявил Тимоха, выхватил свернутые в трубочку купюры из рук юноши и пихнул в карман. — Нашелся тут… стоит в костюме… рылом торгует…
В гневе он пошел со ступеней банка вниз широкими шагами — честный человек, которого пытались обмануть какие-то гады, но он отстоял свое достоинство. Юноши быстро спустились следом за ним, сели в поджидавшую их легковушку и резво отбыли в неизвестном направлении.
«Сволочи! — думал Тимоха, шагая вдоль по улице и сжимая в карманах кулаки. — Вам бы лопату в руки!.. Курочка по зернышку клюет… Небось и не видел никогда живой курицы-то… остолоп очкастый! Стартовый капитал, понимаешь… я бы тебе так стартанул!»
Внезапно какой-то человек с фотокамерой крикнул ему:
— Стоп-стоп! Замерли, замерли!.. вот так… так.
Тимоха послушно замер с приподнятой ногой, боясь поставить ее на землю, словно вокруг было минное поле.
— Какая экспрессия! — восхитился фотограф, сделал несколько снимков и побежал в сторону, крича на ходу: — Спасибо! Спасибо огромное!
Тимоха простоял так еще несколько секунд, а потом плюнул и чертыхнулся. Вот, не хватало еще в газеты попасть! Простота деревенская!
Вывески банков сменяли одна другую. Надо было что-то делать. Он зашел в «Сельскохозяйственный банк» — название показалось надежным, близким. Может, здесь возьмут доллары без паспорта. И у окошка обменного пункта, как хорошо, никого не было.
— Вы мне не поможете, я паспорт дома оставил, а вот нужно срочно валюту обменять, — обратился Валентин к даме, сидевшей за бронированным стеклом.
Дама слегка кивнула, полуприкрыв глаза. Вот удача-то! Тимоха обрадовался. И плевать на курс, тут уж не до курсов…
— Какую сумму хотите обменять?
— Двести долларов! — почти весело крикнул Тимоха в железный ящик, выдвинутый дамой. — И всего делов!
Он залихватски кинул в ящик скатанные доллары, дама потянула их к себе, вытащила и развернула.